— Ты чего это, Николай?
Есипов не понимал своего состояния:
— Не знаю, Вить, что-то со зрением!
— Падает?
— Да нет, не могу объяснить, плывет все, куда смотрю — то вижу, а то, что в стороне, — нет.
Летчик предложил:
— Позвать врача?
— Погоди! Может, пройдет!
Майор закрыл глаза. И все вдруг заискрилось, начало переливаться ярким серебристым огнем. Сияние через определенное время сменилось огненными зигзагами, постоянно вибрирующими в правой части. Есипов открыл глаза и увидел палату, но сквозь эти сверкающие зигзаги. Вновь обильно выступили слезы. Пришлось опустить веки. Зигзаги сменились вспышками, которые постепенно затухли, породив одновременно сильнейшую головную боль. Есипов в очередной раз открыл глаза. Блики, зигзаги, вспышки исчезли. И видел он нормально. Четко и объемно. Осталась головная боль.
Капитан-пилот, продолжавший все это время наблюдать за соседом, спросил:
— Ну, что?
— Отпустило вроде! Но что это было?
— Приступ какой-то! Я засек, Коль, с момента, как ты прослезился, до окончания этой непонятки прошло 23 минуты. Отпустило-то совсем?
— Да вроде! Голова только раскалывается! Да еще… еще вроде лицо немеет!
И действительно, началось онемение, сначала носа, потом губ, языка, закончилось кистями рук. При неослабевающей боли. Николай выругался:
— Да что это еще за блядство? Никогда такого не было!
Капитан заметил:
— Все когда-нибудь начинается! Тем более после тяжелой контузии! У тебя, видишь, в приступе проявились последствия. Хорошо, если эти приступы не начнут долбить постоянно.
— Голова раскалывается, Вить! У тебя есть чего?
Капитан-летчик родом был из Ростова. Здесь же жила и его семья, мать, жена и две дочурки-близняшки трех лет каждая. Пилота штурмовика «Су-25» достал «стингер» над Большим Кавказским хребтом. Виктор успел катапультироваться, но получил при этом повреждение позвоночника. Его наши десантники нашли в ущелье и отправили в госпиталь, где он тут же был окружен заботой семьи. В его тумбочке каких только лекарств не было, благо мать заведовала одной из гарнизонных аптек. Порывшись в верхнем ящике, капитан протянул Николаю несколько конвалюток:
— Выбирай любые таблетки! Они все от головной боли!
Но таблетки не помогли. Ноющая боль не реагировала на лекарства, затухнув сама по себе к утру. К утру дня, когда Есипову была назначена ангиография.
С подъема капитан поинтересовался:
— Как чувствуешь себя, майор?
— Да ничего! Сейчас нормально!
— Ты о приступе доктору обязательно скажи! Может, нельзя тебе эту, как ее, графию делать! Был тут случай до тебя, прапора с черепно-мозговой травмой в отделение доставили. И травма-то пустяк, шишак на лбу.
Есипов поинтересовался:
— Травму прапорщик в бою получил?
— Да какой там в бою? Решил, дурила, на турнике «солнышко» покрутить, а ремнями не зафиксировался. Вот и покрутил, руки оторвались от перекладины, и шарахнулся прапор башкой в землю! Но это ерунда, шишка на лбу. Сначала и класть не хотели, а у него вдруг пальцы раздуваться начали.
И вновь Николай спросил:
— В смысле?
— В прямом, Коля! Словно их надували воздухом. За сутки кисти в такие кегли превратились, что он пальцы согнуть не мог. Ну, на обследование прапора. А потом как раз на эту самую графию.
Николай поправил летчика:
— Ангиографию!
— Вот, вот, ангиографию! Сделали, короче, эту процедуру, и Васек-прапорок ослеп на хер! Ему трепанацию. А после операции — парализация! Вот так! Забрала его мать! Жена тут же слиняла. Вот такие дела. Ты поосторожней с головой, особо не давай врачам свободы действий, а то так разделают, что все на свете проклянешь, да поздно будет!
— Ну, спасибо, успокоил!
— Да я ж хочу, как лучше.
— За это и благодарю.
Вошла медсестра. Женщина лет сорока. Анна Владимировна. Поздоровалась, пройдя к кровати майора:
— Ну, что, Есипов, надеюсь, вы не завтракали?
Николай ответил:
— А вчера и не ужинал, да и не обедал!
Строгая медсестра сделала замечание:
— А вот это плохо. Принимать пищу следует даже через силу, ну ладно, сейчас санитары доставят каталку, поедем в операционную! Сам начальник отделения будет с вами работать.
Подполковник медицинской службы Эдуард Леонидович Шагов, начальник нейрохирургического отделения, слыл в госпитале специалистом высококвалифицированным, грамотным, имеющим весьма богатый опыт в сфере своей деятельности. Многие жизни он спас. Это было известно Есипову. И то, что обследование будет проводить сам Шагов, приободрило Николая. Но он запомнил и слова капитана-летчика, поэтому сказал медсестре:
— Анна Владимировна, перед тем как отправиться в операционную, я хотел бы переговорить с начальником отделения!
Медсестра ответила:
— Эдуард Леонидович вряд ли сможет прийти сюда. Он в операционной, там и поговорите!
Но майор заявил:
— И все же, уважаемая, я настаиваю на том, чтобы подполковник прибыл в палату!
Анна Владимировна хмыкнула:
— Тяжело с вами, с боевыми. Гонору много. Но… хорошо, я передам ваше требование начальнику отделения. Уж как он среагирует, не знаю, но передам.
Медсестра, резко развернувшись, вышла из палаты.
Майор взглянул на летуна.
Тот показал поднятый вверх большой палец правой руки:
— Правильно, Коль, эта Анна заноза еще та. Заносчивая, куда там! А все потому, что муженек ее в замах у начальника госпиталя обретается. Вот она и задирает нос, хотя сама укол нормально сделать не может. И то, что решил поговорить с Шаговым, тоже правильно. А то сразу в операционную. На хирургическом столе не до разговоров будет.
Начальник отделения на требование майора спецназа среагировал спокойно. Подполковник уважал офицеров, несущих на себе крест войны. Выслушав медсестру, он тут же отправился в палату к Есипову. Вошел, вежливо поздоровавшись:
— Доброго утра всем. Как прошла ночь? У кого какие жалобы? Сегодня осмотр проводить не буду, день, как понимаете, операционный, так что пользуйтесь случаем.
Он оглядел палату, в которой, кроме Есипова и летчика, находился еще и лейтенант-артиллерист. Но тот, готовясь к выписке, все больше время ночью проводил вне отделения. Но утром лежал на койке, как штык. И судя по ароматам, которые он распространял по возвращении, навещал лейтенант женское общежитие, стоящее через дорогу от госпиталя. Тот и ответил:
— Да все вроде нормально! Я, конечно, только за себя могу сказать!
Подполковник кивнул:
— С тобой все ясно. В понедельник — выписка.
— А отпуск?
— Бумаги оформим, а решение будет принимать твой командир, но отпустить обязан.
Лейтенант, заложив за затылок руки, довольно улыбнулся:
— Раз обязан, отпустит.
Начальник отделения взглянул на капитана-летчика:
— У тебя какие дела, Виктор?
— Порядок! Тоже пора на выписку!
— Разбежался. Полежи пока. Или душа в небо рвется?
— И это тоже.
Подполковник вздохнул:
— Успеешь, капитан, налетаешься еще. Войны, боюсь, нам всем надолго хватит.
Он присел на табуретку возле кровати командира штурмовой группы:
— Вы хотели поговорить со мной, майор? Слушаю вас.
Есипов описал военврачу приступ, который случился с ним. Шагов заинтересованно слушал, задавая по ходу уточняющие вопросы. И задумался после того, как Николай замолчал. Ненадолго. Потом ударил себя по коленям:
— Ясно! Теперь мне все ясно, и в дальнейшем обследовании нет никакой необходимости. Но вот только диагноз, Николай Алексеевич, вряд ли вас обрадует. Да!
Майор напрягся:
— Что-то серьезное, подполковник?
— Все, что связано с мозгом или позвоночником, всегда серьезно. Причиной приступа явилось нарушение мозгового кровообращения, связанное с полученной тяжелой контузией. И с этого дня подобные приступы будут постоянно сопровождать вас. Мне это, к сожалению, уже знакомо. Периодичность приступов назвать не могу. У каждого она различна. Они могут тревожить вас и раз в году, и раз в неделю, и ежедневно.
Подал голос летчик.
— А это, Эдуард Леонидович, болезнь эта излечима?
Майор тоже взглянул на начальника отделения:
— Да, от нее можно избавиться?
Шагов поднялся, прошелся по палате, остановился у кровати Есипова, опершись на ее заднюю дужку:
— Понимаете, Николай Алексеевич, для того чтобы ответить на ваш вопрос, мне надо заглянуть вам под черепную коробку, другими словами — провести трепанацию черепа. Но и это не будет гарантировать, что я смогу определить очаг поражения. И даже определив этот очаг, нет никакой гарантии, что мы устраним причину полученного в результате травмы заболевания. А вмешательство в мозг бесследно не проходит. Никогда!
