— Значит, все-таки обыск.
— Шмонали добросовестно, но без профессионального лоска. Иначе каждую соринку бы на место поставили. Скорее всего любители. Но очень квалифицированные. А если профессионалы, то абсолютно уверенные, что мы ни о чем не догадываемся. Такие мои выводы. А о том, что искали, я надеюсь услышать от тебя.
— А соседи ничего не видели?
— Нет. Вечером перегорело электричество, и до утра в подъезде была кромешная темнота. Так что увидеть что-либо не было никакой возможности.
— Твои о причине поездки в Ярославль не догадываются?
— Нет.
— Ясно. Ну что, пошли покидаем для разминки биты?
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Какой?
— Насчет того, что искали.
— Извини, но пока ничего сказать не могу. Не хватает информации. Предполагаю, что все эти поиски связаны с гибелью Ивана Степановича. Это уже точно.
Еще через несколько часов стали известны подробности еще одного проникновения.
Вошли ночью…
Ничего не взяли…
Перещупали каждый предмет обстановки…
Соседи ничего не заметили…
Все то же самое, как в первых двух случаях.
А вот четвертый обыск прошел не так гладко.
Хозяин квартиры отбыл, как и договаривались, в пятницу вечером на все выходные на дачные грядки. Соседи видели его отъезд, знали, когда он должен вернуться. Квартира осталась пустой, к полному удовольствию любопытствующих визитеров. Ловушки обнаружения были установлены и насторожены, оставалось только дождаться дичи.
Гости объявились в ту же ночь. И в ту же ночь, как назло, в гости к отцу заявился его сын. Полгода он был в отлучке в заграничной командировке и именно в этот вечер, не раньше, не позже, вернулся. Не заезжая в семью, прямо из аэропорта (благо, что по дороге) он на «пару минут» заскочил в родительский дом, то ли разволновавшись по причине накануне увиденного дурного сна, то ли просто соскучившись.
Наружка, по всей видимости, не зная его в лицо, прохлопала его проход. Дежурившая в подъезде группа страховки — пара бомжеского вида молодцов, распивающих подле батареи центрального отопления бутылку портвейна, — не остановила. Ключ у сына был свой. Он мгновенно отпер дверь и прошел в квартиру. Комнаты были темны.
— Отец, ты дома? — успел крикнуть любящий сюрпризы сынок, прежде чем на его затылок из темноты обрушился какой-то тяжелый предмет.
Нет, ночные визитеры не ушли, они продолжили обыск, на этот раз не беспокоясь о сохранении тайны своего пребывания в квартире. Им не оставалось ничего другого, как изобразить ограбление. Они перестали быть невидимками, надо было как-то аргументировать свое нахождение в чужой квартире. Расшвыряв по полу книги и вещи, прихватив с собой все ценное, что обнаружилось во время обыска, они отбыли.
Сын пришел в себя только к утру. Слава богу, что пришел. Он дополз до открытой входной двери, выбрался на лестничную площадку и постучался к соседям. Те вызвали «Скорую помощь» и милицию.
Травмы, полученные пострадавшим, были квалифицированы как тяжкие телесные повреждения, происшествие — как типичное квартирное ограбление. С не самыми великими шансами на поимку преступников.
— В общем, так, мужики, в ваши игры я больше не играю, — твердо заявил вернувшийся с дачи хозяин разграбленной жилплощади. — Черт с ними, с вещами, хотя и они мне не в виде гуманитарной помощи достались, но ставить под удар дорогих мне людей я не согласен. Можете думать что хотите, но городошный спорт я разлюбил. Окончательно и бесповоротно!
Сан Саныч был готов к подобным реакциям. Рано или поздно они должны были проявиться. Люди не могут долго играть втемную. Даже если их об этом просит лучший друг. Они могут быть способны на слепое самопожертвование, но никогда на жертвование своими близкими. Для этого они должны знать, во имя чего рискуют.
Игра вышла за рамки развлечения. Игра приобрела драматический характер. Неизвестный противник решился на демонстрацию силы. Он бил в ситуации, где удара мог избежать. Неожиданно объявившегося в обыскиваемой квартире родственника можно было нейтрализовать с помощью аэрозольного, содержащего газ парализующего действия баллончика, легкого удара в солнечное сплетение или любого иного не влекущего за собой телесные повреждения способа. Но они выбрали удар по голове. Удар, который мог повлечь смертельный исход!
Преступники, желая того или нет, предупреждали о смене тактики борьбы. Они переходили к открытым боевым действиям. Скорее всего эта обыскиваемая квартира была последней. То, что они надеялись отыскать, не поднимая лишнего шума, они не нашли. Бескровные методы себя не оправдали. Единственное, что можно было предпринять дальше, — это допросить людей, которые что-то могли знать об интересующем их предмете. Допросить с пристрастием. Потому что добровольно никто на такие вопросы отвечать не будет. Следующий шаг мог быть только силовым.
Именно поэтому в последнем инциденте они не убоялись показать новые методы. Они предваряли удар запугиванием. Они доказывали делом, что готовы ради достижения своих целей жертвовать чужими жизнями.
Жизнями близких друзей полковника в отставке Дронова.
Такую цену Сан Саныч платить не желал. Оставалось либо капитулировать, либо, как это нередко делали фронтовые разведчики, вызывать огонь на себя. Вызывать огонь на всех — такой команды в лексиконе фронтовых разведчиков не было. Там, где можно было обойтись риском для одного, должен был рисковать один!
Сан Саныч пригласил в гости своего старинного дружка-приятеля, с которым не один пуд соли съел в «полевых» командировках и не одни форменные штаны истер, сидя на стоящих рядом жестких стульях в ведомственных кабинетах. Этому приятелю он верил как себе. И даже больше. Сам он, охраняя свою тайну, мог проговориться, его приятель, оберегая чужую, — никогда!
— И зачем ты затащил меня в свое холостяцкое запустенье? Пылью подышать? Или, разжалобив убогостью обстановки, вымолить денежное вспоможение? Рубля не дам, так и знай! У самого руки, чай, не из седалищного места растут, можешь и подработать.
— Возьми свои деньги, сверни их трубочкой и засунь себе именно туда, откуда у меня не растут руки. Старый сквернослов. А лучше ту же сумму тем же путем, но металлическими рублями самого мелкого достоинства!.. Ну здравствуй, что ли!
— Здравствуй, Саныч! Сколько лет!
— Столько же, сколько зим!
Обнялись ветераны и чуть не пять минут стояли в прихожей, похлопывая друг друга по спинам. В таком возрасте любая такая встреча, как последняя.
— Старый ты хрыч! Нет, чтобы встретиться по-человечески — в ресторане, на худой конец в загородной баньке, под пиво да водочку.
— Не до водки мне и не до баньки. В переплет я угодил.
— Ну?
— Понимаешь, заявился ко мне однажды давний сослуживец и попросил укрыть одну вещицу. Какую — не сказал. Сказал просто: надо оставить до времени в надежном месте. Я сдуру согласился.
— Ты всегда дураком был. Даже когда умным. Многолетнее знакомство допускало известную грубость в общении.
— Куда он запрятал эту вещицу — не знаю. Я ему квартиру в распоряжение предоставил и дачу. Говорю ему: твоя тайна — тебе и прятать. В общем, о местоположении тайника я ни сном ни духом. Знаю, что он ездил на дачу и что долго возился на кухне. Больше ничего.
В этот момент Сан Саныч поднял указательный палец, что означало «внимание», и покачал из стороны в сторону головой. Это означало — все, что он говорил, было ложью. Весь этот треп предназначался для чужих ушей, на тот случай, если были установлены «жучки».
Сан Саныч еще раз задрал палец (еще раз внимание!) и ткнул им в толстый соломенный коврик, лежащий возле порога. Этот коврик лежал здесь лет десять, и в нем Сан Саныч устроил тайник.
Его друг-приятель согласно кивнул подбородком. Он все понял. Одним-единственным жестом указательного пальца ему передали права наследования чужой тайны. Без нотариально заверенного завещания, расписок и тому подобной бюрократии.
Все максимально просто и исчерпывающе ясно. Все так, как и должно быть между людьми, которые абсолютно доверяют друг другу.
— Кстати, чего это мы в прихожей толчемся? — «вспомнил» Сан Саныч. — В доме гость дорогой, а я его у порога держу. На кухню, на кухню. Поближе к холодильнику и столу. Или наша встреча не повод для того, чтобы присовокупить граммульку-другую к ранее употребленным гекалитрам?
Следующие полчаса «жучки», если таковые наряду с тараканами завелись в квартире Сан Саныча, транслировали только «бульки», позвякивания сдвигаемых стаканов и смачные покряхтывания старинных друзей.
Потом еще два часа многоречивые воспоминания бойцов о событиях боевой юности, о былых путях-дорогах, сражениях и победах.
Потом еще час о живых и ушедших в мир иной друзьях-однополчанах.
