– Как ты узнала? – воскликнул Святой.
– Потом, все потом, – отмахнулась Настя. – Давай быстрей садись, если не хочешь, чтобы меня задержали за нарушение правил.
Святой не заставил долго себя уговаривать. Распахнул дверцу и плюхнулся в мягкое удобное кресло.
– Ты не говорила, что у тебя есть такая шикарная машина, – не то укорил, не то похвалил Святой.
– Господи ты боже мой, – Настя умело вырулила на середину проезжей части. – Я тебе много чего не рассказывала о себе, но разве это имеет какое-то значение. А ты думал, что подобрал девочку с вокзала, которая будет рада любой потрепанной трешке? Ну нет уж, фигульки, я не такая. Ну ладно, ну чего ты? Ну не дуйся! Это же не моя машина, я пошутила. Ну сам пойми, откуда у бедной девушки такие огромные деньги. У меня в Москве есть денежные друзья, я просто позвонила им и сказала, что мне на сегодня нужна машина, вот они и оформили на меня доверенность.
– Ну как ты узнала, где я, и главное, что меня сегодня выпускают? – Святой слегка нахмурился. Он подумал, что очень мало знает о прежней жизни Насти, вообще мало знает о ней.
– Герасим, что-то я тебя не понимаю. Тебе не нравится, что я тебя встретила? – в ее голосе послышалась обида.
– Нет, но… такие вещи бывают мало кому известны.
Брови Насти капризно изогнулись – насколько он успел ее изучить – высшая степень раздражения.
– Я обратилась за помощью к очень известному адвокату. Он заплатил кому нужно, и я здесь.
Святой примирительно улыбнулся. Действительно, как можно подозревать в чем-то нехорошем такое прелестное дитя? Девушка и так сделала для него очень много.
– Прости меня, малышка. В последнее время я просто сам не свой. Я разучился доверять людям, такое ощущение, что меня все хотят обмануть. Ты единственный человек, на которого я еще могу надеяться, – вздохнул Святой. – Куда мы едем?
Настя проскочила светофор на желтый свет и, увернувшись от грузовика, выехавшего сбоку, свернула на безлюдную улочку.
– Мы едем в нашу квартиру. Ты разве этому не рад?
– Нет, но…
– Не надо больше ничего говорить. Я так соскучилась по тебе. Сначала я хочу тебя приласкать, а все остальное потом. Если бы ты знал, что я пережила, когда разыскивала тебя все эти дни!
– Прости меня, – повинился Святой, – я не подумал об этом, – и легонько ткнулся губами в ее шею.
* * *
– Уф! – выдохнула Настя. – Ты просто неутомим. Признаюсь, знавала я мужиков, но такой жеребец, как ты, мне встречается впервые.
Слова Насти покоробили Святого, но он старательно сделал вид, что ничего не произошло. Какая, в сущности, разница, с кем раньше была его малышка, важно, что сейчас они рядом.
– Я должен подпрыгнуть от радости?
Настя придвинулась к нему еще ближе, и он почувствовал ее обжигающее тепло.
– Извини, если я обидела тебя. Я этого не хотела. Но ты был хорош, это правда! Сразу видно, что ты по мне очень соскучился.
– Я не забывал тебя ни на секунду, – сказал Герасим и поверил в собственные слова.
В квартире было уютно. За дни, что он отсутствовал, на стенах появилось несколько модных картин, сплошь состоящих из треугольников и квадратов. Бросалась в глаза какая-то вызывающая чистота и ощущение того, что каждая вещь на своем месте. Очевидно, подобное и следует назвать присутствием женской руки.
– Мне приятно это слышать, – призналась Настя, и ее рука скользнула по его животу.
– Девочка, ты напрасно стараешься, – мягко проговорил Герасим, – сейчас меня ничто не может пробудить к жизни. Но ты не расстраивайся, пройдет еще полчаса, и я снова буду готов, – Святой положил ладонь на хрупкое женское плечо.
Он закрыл глаза, и воспоминания, как навязчивое наваждение, отбросили его далеко в прошлое. Произошло это пятнадцать лет назад, когда он впервые покинул стены тюрьмы и, кроме обыкновенных подъемных, выделенных братвой из общака, ему подарили на три дня самую настоящую «шоколадницу». Герасим всегда считал, что это, как правило, зрелые дамы, довольно пышнотелые, для которых не существует никаких тайн любовной науки. Но перед ним оказалась девушка лет двадцати, очень красивая. Тогда он подумал, что ее легче представить в студенческой аудитории, старательно записывающей лекции, чем на простынях с уголовником.
Однако она не разочаровала, извивалась под его истосковавшимся телом с проворностью молодой ящерицы, которой прижали хвост. Молоденькая «шоколадница» сумела открыть для него такие глубокие пласты наслаждения, о которых он даже не подозревал. Святой настолько расчувствовался, что готов был жениться на ней. А она, маленькое пресмыкающееся с хищными и мелкими зубками, смеялась над каждым его словом. Позже он узнал, что девушка была далеко не такая святая, как ему показалось с голодухи, она просто честно отрабатывала выданный ей гонорар. И если бы на его месте был паралитик, то ее ласки не стали бы менее изобретательными.
Она была девочкой дорогой, настоящей «шоколадницей» и зналась едва ли не со всеми московскими авторитетами той поры. И, конечно же, каждого из них подкупало в ней противоречие, заложенное в самом ее существе. По внешности – обыкновенная воспитательница детского сада, по раскрепощенности и темпераменту – жрица вавилонских храмов любви.
Дни, проведенные в ее обществе, Герасим считал самыми лучшими днями своей жизни.
– Ты мне ничего не хочешь сказать? – Святой ощутил жаркое дыхание на щеке.
Действительность встретила его ясными девичьими глазами, глядя в которые трудно было предположить, что за ними может прятаться какая-то фальшь.
– Все женщины одинаковы, даже самые умные из них. Стоит только переспать с ними, как они тут же пытаются затащить тебя под венец.
– Фи! – фыркнула Настя. – Больно надо. У меня и без тебя ухажеров предостаточно. А я ведь о тебе так мало знаю, – призналась Настя. – Ты помнишь нашу первую встречу?
– Захотел бы позабыть, так не получится.
– Ты мне тогда представился воплощением добродетели.
Святой досадливо хмыкнул:
– Ты хочешь сказать, что разочаровалась во мне? Что я оказался змеем-искусителем, совратившим невинное дитя?
– Ну-у, ты, конечно, преувеличиваешь, – поморщилась Настя. – Не такая я уж святая, но и дитем порока называть себя не собираюсь. Ты мне так и не сказал, почему ты оказался тогда на дороге?
– Я был в монастыре, хотел помолиться святым мощам, – улыбнулся Герасим.
– А мне кажется, что с этим монастырем у тебя связана какая-то тайна.
– Ты хочешь узнать правду?
– Ну разумеется, – возбужденно блеснули глаза девушки. Совсем еще дитя – обожает всевозможные тайны. Родись она пацаном, непременно отправилась бы искать клады.
– Что бы ты сказала, если бы я признался в том, что я маньяк-насильник и пришел в монастырь для того, чтобы покаяться и помолиться за невинно убиенные души? А теперь вот пришел и твой черед!
– Ты это серьезно? – Ее глаза почти округлились.
Герасим рассмеялся.
– Как легко заморочить головку хорошенькой девочке. И ты уже поверила?
Девичья рука, готовая мгновение назад ускользнуть с его бедра, задержалась, слегка утопив острые ногти в его кожу.
– Обманщик! Я так перепугалась!
Вспыхнувшее желание пронзило его. Желание было неудержимым и очень острым. Такое состояние он испытывал только в подростковом возрасте, когда невостребованная сперма лупила по мозгам.
Святой перевернулся, ухватив Настю за плечи, и почувствовал, как она раздвинула бедра, давая ему приладиться поосновательнее.
– Только не торопись, – закатила Настя глаза, – прошу тебя. Я хочу, чтобы это продолжалось долго. Я же знаю, как ты это умеешь.
Для Святого не было большего удовольствия, чем наблюдать за сладостными муками женщины. Он осторожно провел ладонью по животу Насти и увидел, как ее припухшие губы сложились в бутон. До настоящей радости далековато, еще предстоит как следует потрудиться, чтобы вырвать из ее горла благодарный крик радости. Но начало положено.
Настя, готовая к продолжению, чуть выгнула спину, губы ее разлепились, и послышался негромкий вздох. Так, уже лучше – пальцы Святого бережно отогнули складку кожи и проникли внутрь, заставив Настю содрогнуться. Герасим, словно пианист с абсолютным слухом, умело играл на ее теле, отыскивая все новые и новые чувствительные нотки. И наконец он добился желаемого – Настя задышала глубоко и часто.
– Я хочу тебя! – прохрипела она. – Возьми меня!
– Не торопись, детка! – пошевелил пальцами Герасим, чем исторг из груди девушки новый стон. – Еще не время.
Настя поморщилась, как будто бы отведала очень кислый плод, и капризно захныкала:
– Какой ты все-таки нехороший мальчик.
– Это ты напрасно, сейчас я докажу тебе обратное.
Вся она была у него на кончиках пальцев. Он ощущал себя маэстро, способным сыграть на таком тонком инструменте, как женское тело. Легкое движение указательного пальца, и она вздрогнула. Лицо ее при этом мученически исказилось. Но это была не гримаса боли, а радость надвигающейся разрядки. Теперь ее не интересовало, как наложен макияж, размазана ли по лицу губная помада и как уложены волосы. Все ее существо было отдано страсти. Теперь Настя была воплощением непосредственности – так могут выглядеть только животные, не обремененные никакими условностями. Обыкновенный всепоглощающий инстинкт.
