— Я похож на человека, который кого-то боится? — совершено искренне удивился Белов.
Буцаев жестом велел Ревазу остановиться. Второй лимузин тем временем подъезжал к Бруклинскому мосту. Роман Остапович нажал на кнопку электропривода: в крыше открылся люк. Буцаев встал и высунулся из него почти по пояс — не пропускать же такое зрелище. Он достал из нагрудного кармана пиджака пульт, вытащил из него антенну.
— Хотел бы я в этот, момент видеть твое лицо, — мечтательно сказал он в трубку.
— Лицо как лицо, — беззаботно отозвался невидимый Белов. — Самое обыкновенное.
— Да? А если я скажу, что машина, в которой ты едешь, нашпигована взрывчаткой? И через секунду я отправлю тебя в твой последний полет.
Словно в доказательство, своих слов он откинул пластиковый колпачок блокировки на пульте дистанционного взрывателя и положил большой палец на красную кнопку. Лимузин Белова быстро удалялся. Гога не выдержал и потянул Буцаева за рукав:
— Давайте, босс! Уйдут ведь! Уйдут! Не видно будет.
— Хочешь что-нибудь сказать напоследок? — спросил Буцаев.
— Напоследок? — задумался Белов. — Да, пожалуй, что и ничего. А, нет, знаешь, тут сильно воняет лавандой, а у меня на этот запах аллергия...
«Лавандой? — мелькнуло в голове у Буцаева. — Откуда там могла взяться лаванда?»
Но было поздно — он уже надавил на красную кнопку В его «Кадиллаке» вспыхнул огненный шар. Мгновенно раздувшись, он почти разорвал машину пополам.
Оглушительный взрыв потряс набережную. Из того места, где был открытый люк, к ночному небу взвился ослепительно-оранжевый язык пламени...
Шмидт сбавил скорость, притерся к парапету и затормозил. Все пассажиры лимузина, не отрываясь, как завороженные, смотрели на медленно оседавший столб огня и дыма,
— Чуяло мое сердце, что здесь что-то не так, — Белов вытер мгновенно выступивший на лбу пот и повесил трубку: говорить было больше не с кем. — Так мачо не блефовал? — спросил он у Шмидта.
— Ну что ты, Саша! — с осуждением в голосе сказал тот, — разве такими вещами шутят?
— И ты меня не предупредил? — продолжал наседать на него Белов. — Какого черта?
— А ты разве спрашивал? Да потом, я и сам не знал наверняка. Так, на всякий пожарный подстраховался. Береженого бог бережет. Потрошить лимузин на предмет заминирования не было времени, а на вид они ничем не отличались. Вот я и решил сделать рокировочку по-ельцински.
— Хорош гусь! — негодовал Белов. — Нет, пожалуй, с тобой я раньше времени поседею.
— Доверяйте профессионалам! — Шмидт широко улыбнулся и не удержался от того, чтобы похвастаться.— Спецназ он и в Америке спецназ! Правда, Витек весь вымок, когда менял номера на этих чертовых лимузинах, но со своей задачей справился отлично! А лаванда? Это уже я догадался.
— Нет, раз уж мы остались живы, за это надо выпить, — произнес Ватсон и снова полез в мини-бар. — Витек, ты, вроде, уже подсох, горло не хочешь промочить?
— Наливай, док, но по первой пьем, не чокаясь! — воскликнул Злобин. — Да, товарищ Буцаев вылетел с треском. Как говорится, легок на поминках...
— Смотрите! — Лайза вытянула руку в сторону набережной. — Что это там летает? Такое круглое?
Белов пригляделся. Сверху по спирали, то планируя, то кувыркаясь, опускался на землю какой-то предмет, хорошо заметный на фоне темного неба; Он действительно был круглый и походил на очень большой капустный лист.
— Шляпа... — догадался Саша. — Дурацкая белая шляпа.
Теперь можно было никуда не торопиться. В мини-баре оказалось отличное виски двенадцатилетней выдержки. Они ехали в гостиницу, смакуя благородный напиток. На душе у всех было легко и покойно, как бывает только у победителей, которым пришлось заплатить за свою победу немалую цену. И только Шмидт переживал, что дегустация проходит без него: он был за рулем.
Через два дня они все вместе возвращались домой, в Россию. Двигатели авиалайнера ровно гудели, внизу сверкал голубым серебром Атлантический океан.
Степанцов сосредоточенно смотрел в спинку кресла перед собой, но не видел ее. Он думал о том, что он скажет своим пацанам, когда вернется. Ему хотелось произнести замечательную речь, такую, чтобы она навсегда запала им в душу. Сергей прикидывал различные варианты, репетировал про себя и в итоге остановился на самом коротком и емком тексте: «Ребята! Ничего не бойтесь. Никогда ж ничего. И самое главное — во всем идите до конца».
Боксер прижал руку к карману на сердце, где у него лежало ожерелье из медвежьих когтей...
Шмидт, Витек и Ватсон писали пулю по десять рублей за вист. Ватсону отчаянно не везло; он с тоской глядел на свою огромную «гору» и мысленно прикидывал проигрыш. Но, как настоящий психоаналитик, тут же нашел в случившемся положительный момент и тешил себя мыслью, что мог потерять в Нью-Йорке гораздо больше, чем пару тысяч рублей. Например — жизнь! В этом свете проигрыш в карты представал, как вполне приемлемая плата за спасение. Он завидовал Шмидту и Витьку: эти вожки шутили и смеялись, как будто ничего не произошло. Они уже забыли о том, что не далее как позавчера отправили на тот свет четырех американских минеров. Но, с другой стороны, это ведь была война!
Белов сидел у окна, а Лайза дремала, положив ему голову на плечо. Он размышлял о том, куда завтра может занести его судьба. В том, что она снова выкинет какой-нибудь кунштюк, сомневаться не приходилось. От размышлений его оторвал виброзвонок мобильного. Лайза проснулась, помассировала лицо ладонями, поправила прическу. Белов поднес трубку к виску и сразу узнал голос Зорина.
— Рад приветствовать, Александр Николаевич, — сказал тот неестественно бодрым голосом. — Жив еще, не помер?
— А что мне сделается, Виктор Петрович? Вашими молитвами... — в голове у Белова вдруг сработал невидимый переключатель, и все встало на свои места: — «Феррари» ваша работа! — сказал он утвердительным тоном.
— Неважно. Я слышал, ты выдвигаешь свою кандидатуру на пост губернатора Камчатки? Так вот, по старой дружбе настоятельно не рекомендую. В следующий раз машина действительно может взорваться. Взлететь на воздух не боишься? Бум, и exitus letalis, как говорили римляне!
Белов внутренне рассмеялся. И что они в один голос взялись его пугать тем же самым? Только в полете живет самолет!
— Я сейчас как раз лечу по воздуху, — сказал он и посмотрел в иллюминатор: ровная, как свежевспаханное поле, сине-зеленая поверхность океана была покрыта мелкой, поблескивающей в лучах солнца рябью, — и ловлю от этого кайф...
