— Простите. Укачивает меня.
— Ничего-ничего. — Пепел улыбнулся беззащитной улыбкой пожилого человека. — Все в порядке, меня, знаете ли, тоже слегка укачивает.
— Да. — Петя снова врубился в толпу, раздвигая людей плечами.
Охранник следовал за ним, как лайнер за буксиром. Пепел добрел до двери, поинтересовался у метрдотеля, где здесь найти туалет.
— Гальюн, — участливо поправил тот. — Как выйдете, первая дверь направо.
— Спасибо.
Пепел скрылся за нужной дверью. Заперевшись, он достал из-под пиджака документы, минуту назад вытащенные из кармана Пети, просмотрел. Помимо депозита, здесь были паспорт и авиабилет.
— Дьявол! — выдохнул Пепел.
Он тщательно порвал все финансовые бумаги и спустил их в сортир. Спрятав паспорт и билеты, направился обратно в ресторан. Прошелся по залу, разыскивая взглядом Савинкова. Тот стоял у стола и накладывал в тарелку еду. Гору еды. Монблан.
— Боже мой! — удивился Пепел в третий раз. — Неужели он все это сожрет? Не может один человек столько сожрать. Даже на халяву.
Пепел потолкался по залу, подождал, пока Петя отойдет от стола, протиснулся ближе, притерся к Савинкову со спины, толкнул не очень сильно, обрадованно воскликнул:
— Снова вы! Как я рад! Скажите, друг мой, а эта еда… За нее надо платить?
— Бесплатно, — окрысился Петя.
Он явно чувствовал себя не слишком уютно в многолюдном ресторане, но бесплатность еды перевешивала все прочие соображения.
— Я, кажется, помял ваш пиджак, друг мой. — Пепел поправил Петин пиджак, улыбнулся благодарно. — Если, как вы утверждаете, еда бесплатна…
— Абсолютно, — рыкнул Савинков.
— Ну, тогда я тоже, пожалуй, положу себе что-нибудь.
— Все бесплатно. Берите что хотите. — Савинков, не дослушав благодарностей Пепла, начал пробивать себе дорогу к эстраде. Там было посвободнее.
— Ну вот. — Пепел подошел к столу, взял маленький бутербродик с красной икрой, пожевал. — Вкусно, — оценил он и поспешил прочь из зала.
* * *
В это самое время на таможне рейса Москва — Стамбул остановился молодой человек с небольшим кейсом в руках. Улыбнувшись, он протянул таможеннику паспорт, билеты, декларацию. Неулыбчивый таможенник проверил документы. Вздохнул, сдвинул фуражку на затылок.
— Та-ак… — протянул он. — Вот у вас тут указаны копии голландских миниатюр пятнадцатого века. Это на продажу везете?
— Нет, — покачал головой парень. — Везу знакомым показать. Видите ли, я увлекаюсь живописью. Наш профессор недавно уехал в Стамбул на ПМЖ. Прислал приглашение. Я решил взять свои работы, показать ему.
— Пройдите, пожалуйста, в сторонку. Сейчас разберемся.
— Ради бога. — Парень взглянул на часы. — Только, если не сложно, побыстрее, пожалуйста. У меня самолет…
— Успеете, — многозначительно пообещал таможенник, вызывая по телефону старшего смены. — Тут у нас инцидент с картинами. Товарищ везет три холста пятнадцатого века. Говорит, копии. Надо бы удостоверить.
Старший смены появился через несколько минут. Три холста пятнадцатого века — это вам не шутки. Следом за ним брел невысокий лысый очкарик в штатском.
— Добрый вечер, — козырнул старший и невнятно представился. — Будьте добры, покажите нам копии, заявленные в декларации.
— Конечно, пожалуйста.
Парень открыл кейс и достал три полотна. Разложил на столе. Старший зло взглянул на вызвавшего их таможенника. Все три полотна представляли собой замечательные копии, но без явных признаков старения и с незаконченными краями.
Штатский вздохнул.
— Я же говорил. Копии. Причем явные. Вы думаете, кто-то повезет такие ценные полотна через таможню в чемодане? — Он поправил очки, наклонился, вгляделся в картины попристальнее. — Хорошая техника, молодой человек. У вас большое будущее. — Он с уважением пожал парню руку. — Учились у Арашина? В МГАХИ?
— Да, — подтвердил парень. — В девяносто втором закончил.
— Сразу видно школу, — похвалил штатский. — Вот человек, сколько талантов выпестовал! — Извините, — попросил парень. — Вы не могли бы пометить в сопроводительных документах, что это копии? Обратно ведь полечу, снова придется объяснять.
— Конечно. — Штатский сделал соответствующую пометку в декларации. — Приятного пути. И передавайте наилучшие пожелания профессору.
— Хорошо, конечно.
Вадим убрал копии в кейс, защелкнул замки, вернулся к стойке. Таможенник поставил необходимые печати, кивнул:
— Всего доброго. Извините за накладочку.
— Да ничего. Все в порядке.
Вадим спрятал документы в карман и направился к накопителю.
* * *
Первая часть аукциона мало кого интересовала. Выставлялись безделицы, «новоделы», рассчитанные исключительно на «новых русских». Настоящих коллекционеров подобные работы не интересуют. Собственно, и торговались только «новые», поражая собственной крутизной самих себя и своих подруг. Поэтому в зале царила легкая скука. И лишь под конец, когда девушка-помощница вынесла на столик три миниатюрных полотна голландцев, зал вздрогнул и как-то разом напрягся. Смолк благодушный треп. Коллекционеры-друзья мгновенно превратились в соперников.
— Выставляются три работы голландских мастеров… — начал зачитывать ведущий, старательно проговаривая каждую фразу.
Пепел с любопытством озирался. Коллекционеры заволновались, тянули шеи.
— Экспертное заключение прилагается. Без права вывоза за пределы Российской Федерации.
У дверей возник шум. Все начали оборачиваться.
— У меня был депозит! — орал кто-то в дверях, сдерживаемый парой дюжих охранников. — Его украли! Его украли! Эта потаскуха из банка может подтвердить! Я требую… пустите меня…
Пепел усмехнулся. Савинков. Урок на будущее. Хочешь сделать ближнему гадость? Сделай. Но тихо. Чтобы он не знал, кто эту самую гадость подстроил. А кавалерийский нахрап — признак ограниченности и недальновидности. Вот так, родной. Сиди теперь в каюте, отдыхай.
Петю вытолкали из зала, закрыли дверь.
— В торгах имеет право принять участие только ложа «А». — Ведущий очертил круг «избранных». Тех, кто пришел с депозитами. — Начальная цена за комплект… — Ложа «А» отчаянно выдохнула. «Комплект». Как печенье в коробке. — Два миллиона долларов. Кто больше?
— Три! — подал голос кто-то из задних рядов.
У «новых» от таких цифр глаза полезли на лоб. Вот где крутость-то!
— Четыре.
Настоящие знатоки понимали, что цена полотен около пяти миллионов, посему торговаться тысячами и даже сотнями тысяч пока не имело смысла.
— Четыре пятьсот.
Пепел обернулся. Ага, прорезался Козельцев.
— Шестьсот!
— Четыре семьсот!
— Семьсот пятьдесят.
Остальная часть зала повернула головы. За прыжками цен следили, как за полетом мяча на финальном матче Уимблдона.
— Четыре восемьсот.
— Восемьсот пятьдесят.
— Пять! — Снова Козельцев.
Умница, порадовался Пепел. Это был единственный момент, когда он всей душой, абсолютно искренне болел за Владимира Андреевича. Давай дави их.
— Пять сто!
— Пять сто пятьдесят!
— Двести!
— Триста!
— Триста двадцать!
Так, перешли на десятки.
— Пять пятьсот, — и опять Козельцев.
Спокойный, хладнокровный, как игрок в покер. Зал притих.
— Пять миллионов пятьсот тысяч долларов справа — раз! — крикнул ведущий азартно. Народ быстро прикидывал. Вместе с процентами устроителям уже получается шесть миллионов пятьдесят тысяч. — Пять миллионов пятьсот тысяч долларов справа — два! Пять миллионов пятьсот тысяч долларов справа…
— Шесть!!! Я даю шесть!!! — донесся из-за двери каркающий выкрик Пети Савинкова.
— Шесть, — «перебил» кто-то.
— Шесть пятьсот. — Козельцев казался непробиваемым.
— Шесть миллионов пятьсот тысяч долларов справа — раз, — захлебывался восторгом ведущий. — Шесть миллионов пятьсот тысяч долларов справа — два!
— Семь!!! Семь!!! — бесновался за дверью Савинков.
— Шесть миллионов пятьсот тысяч долларов справа… — Ведущий занес молоток. — Прекрасные миниатюры голландских мастеров конца пятнадцатого века! Шесть миллионов пятьсот тысяч долларов справа — три!!! — Молоточек ударил по подставке. — Продано!!!
— Поздравляю, Владимир Андреевич, — донеслось из-за спины Пепла. — Очень удачное приобретение.
— А ты-то чего отказался?
— Да я бы не отказался, но у меня сейчас денег — хрен и дыра от бублика. Все в деле крутится. Зараза…
— М-да. Если бы горбатый оказался в зале, пришлось бы Андреичу до «чирика» подняться.
— А чего он так орал-то?
— Да депозит свой умудрился посеять где-то, растяпа.
За спиной засмеялись не без злорадства.
Пепел слушал разговоры и улыбался, словно это он только что приобрел заветных голландцев за семь миллионов сто пятьдесят тысяч долларов, включая процент.
