…Будить среди ночи жену и детей Романову не хотелось, поэтому, забрав на платной стоянке у аэропорта Шереметьево машину, он отправился в свой загородный домик в старорусском стиле, где сразу, не раздеваясь, завалился спать.
Проснулся он в полдень от холода, и, когда растапливал камин, пришла мысль, которая до этого как-то не приходила в голову.
"Почему провести операцию "лично от начала до конца"? – спросил он себя и вздрогнул от страшной догадки:
– Чтобы выманить в Загреб, а там в один подвал со Скифом. То, что знаю дела службы безопасности "Феникса", – полбеды. Беда, что буду знать, как Хозяин свою родную внучку… – подумал он, и будто пол под ним закачался:
– Зачем ему мавр, сделавший свое дело?.."
– Ох, беда, беда! – запричитал Романов, заметался по гостиной, опрокидывая стулья и спотыкаясь о ковры.
Потом уже, бреясь в ванной комнате, Романов посмотрел на свое постаревшее за одни сутки лицо и спросил себя:
"Что делать будешь, Геннадий Васильевич?.. Может, в Лефортовской тюрьме, у Инквизитора, укрыться от людей Хозяина? Достанут и за тюремными стенами, – вымученно усмехнулся он. – Да, их "Аист", видно, и впрямь окажется для тебя птицей с черной отметиной. Видно, сука плешивая Костров тебя за собой в преисподнюю тянет… Остается, Геннадий Васильевич, надеяться только на господа бога, лишь в его силах не выдать тебя его полной противоположности…"
* * *
К дому Ворона Романов приехал в потертой куртенке и на старом ушастом "Запорожце".
Два часа уговаривал он Скифа и Засечного не лететь на Дон со станичниками Лопы, а скорее укрыться в Сербии, где им ничто не будет угрожать. Для продолжения разговора он настойчиво приглашал их поехать сейчас к нему, в его подмосковную "хибарку".
Обещал рассказать такое, отчего у них волосы дыбом встанут, Скиф отозвал Засечного в коридор.
– Съездим, Семен, послушаем его песни? Может, .узнаем, кто Ольгу и Сашку с Мирославом?..
– Съездим, – откликнулся тот. – Ты как хошь, я стволы возьму и парочку "лимонок". В гробу я видал: у синих в камере клопов кормить!
Ехали недолго. "Хибарка" Романова оказалась в соседнем поселке "новых русских". Она была скромнее дворцов Мучника и Ворона, но не намного. Каменное строение, зашитое деревом под древнерусский терем.
Движения у Романова на этот раз были мелкие, суетливые, как у морской свинки, а взгляд какой-то испуганный.
– Ребята, еще раз хочу предупредить, над вашей головой сгущаются тучи. Вам нужно сегодня же ночью исчезнуть навсегда. Из Москвы и даже России, ибо здесь под вас подгонят все последние громкие преступления. Вы станете козлами отпущения.
– От козлов другого и не ждали, – сквозь зубы процедил Засечный, без приглашения раскуривая дорогую сигару из деревянного ящика на инкрустированном перламутровом столике.
– Апартаменты у тебя прямо-таки министерские, – заметил Скиф, рассматривая расписные, как в церкви, потолки.
– На трудовые… На трудовые средства все до последнего кирпичика выстроил этими вот самыми руками.
Он показал свои розовые ладошки.
– Я народ люблю. Народный дух мне мил. Потому этот зал под терем отделал!
– Ты б народный дух в казарме понюхал после марш-броска, – выдал Засечный, сбрасывая пепел на дорогой ковер.
– Вы думаете, я не понимаю? Я все понимаю. Вам кажется – мы предаем национальные интересы. Но я понимаю так, что русский народ должен выжить. Задушили нас со всех сторон – понимаю. Ну и что?..
Культуру нашу подчистую вывели?.. Нечего жалеть – вся культура советских времен еврейская была: от музыки до кино. Все на базе еврейской культуры построено. Семь сорок, азохенвей, так сказать… Чего ее жалеть? Я думаю так – раз прежняя культура была не наша, так какая нам разница? Сняли еврейский лапсердак, натянем другой. Да хоть бы и американский!..
Но там-то, под ним, нутро наше – русское. Оно все равно верх возьмет.
– Правда у тебя какая-то странная – вся конъюнктурная и латаная-перелатаная, – сказал Скиф.
– – Ну ты зря так, я же перед вами, как перед всевышним, – обиделся Романов и, отвернувшись, широко перекрестился.
* * *
После не большой трапезы светская беседа перешла в деловую.
– Все улики сходятся на вас, – убежденно говорил Романов, роняя капельки пота с бледного лба. – Сегодня вечером будет подписан ордер на ваш арест.
Перекроют все выезды из Москвы, вас обязательно вычислят.
– Ты предлагаешь нам явиться с повинной? – спросил Скиф.
– Неплохой, вариант, если хотите. Это сохранит вам жизнь. Пока вы будете под защитой закона, то есть в камере, до вас не дотянутся руки покровителей Мучника.
– Правильно, нас там попросту во сне задушат, – добавил Засечный.
– Вы могли бы сидеть там в отдельной камере до тех пор, пока не отыщутся настоящие убийцы. Я уверен, рано или поздно органы найдут, кто убил твою Ольгу. У меня припрятаны кое-какие показания, которые свидетельствуют о том, что перед ее вылетом в ангар наведывались какие-то пожарники, проверяли, ни с того ни с сего сигнализацию.
– Ты думаешь, ее убрал Сима?
– Больше некому… Но я, как твой боевой друг, сам решился на должностное преступление… Хотя дело настолько темное, что никто не поручится, что Ольга по приказу папочки Коробова не имитировала самоубийство. Может, самолет в землю, а сама на парашюте в Клязьминский лесной массив. В тот же день могла запросто улететь к папашке в сытую и уютную Швейцарию.
Скиф скептически усмехнулся.
Романов многозначительно поднял палец кверху и замолчал, привлекая к себе внимание.
– Ребята, у меня есть возможность договориться насчет специального самолета. Экипаж вас доставит в любую точку мира.
– Даже на Мадагаскар? – взметнул рыжие брови Засечный.
– Пока только до Белграда, где вы можете, кстати, и остаться, – серьезно заметил Романов. – Машина готова и стоит под парами. Только… – он приложил палец к губам. – Только делать нужно все молча и оперативно. Решайтесь.
– Что, Семен, рождественские Каникулы на Родине закончились? Рискнем? – незаметно подмигнув Засечному, согласился Скиф.
– Командуешь ты, командир…
Назад они выехали на все том же видавшем виды "Запорожце", по дороге в Москву на парковке сменили машину. На этот раз была старая "Волга". Сюжет с переодеванием завершился же на старом "Москвиче".
Весь транспорт – отечественный. В народном духе, который так полюбился Романову.
У ангаров подмосковного летного НИИ в свете прожекторов черным утюгом вырисовывались контуры старого военного транспортника "Ан-10". Романов заставил Засечного и Скифа добираться до него короткими перебежками, в моменты, когда часовой на вышке поворачивался к ним спиной.
Только в салоне стало ясно, что Романов не врал – это действительно была спецмашина. Внутри часть. пространства занимали зеленые ящики, и огромный бак для керосина – лети хоть на край земли.
Летный экипаж из трех человек был в полном составе на своих пилотских местах. Романов сразу прошел к летчикам в кабину для какого-то разговора.
Воспользовавшись его отсутствием, Засечный с ловкостью вора-домушника сорвал пломбы с одного из зеленых ящиков и, открыв крышку, удивленно присвистнул… В ящике покоилось на растяжках длинное серебристое тело зенитной ракеты "земля – воздух".
Они со Скифом молча переглянулись и, прикрыв крышку, приладили на место пломбы.
– Ну и куда ты нас собрался забросить? – настороженно спросил Скиф вернувшегося из кабины Романова.
– Как договорились – в Сербию! – с подобострастием официанта закивал тот.
– Ты полетишь с нами! – твердо сказал Засечный.
– Как прикажете, – охотно согласился Романов, склоняя голову с круглой плешинкой на макушке.
В последнее время его характер сделался неузнаваемо мягок, а взгляд – неуловим.
* * *
Ждать пришлось недолго. Заревели двигатели, самолет вырулил на полосу взлета и с ходу пошел на разбег. Скоро под ним проплыли огни какого-то поселка среди лесной глухомани.
Пассажиры сели на длинные зеленые ящики с ракетами, а Романов пристроил себе под зад круглый ящик и поминутно поглядывал на часы.
– Все в порядке, вышли из контрольной зоны…
Романов засмеялся и, перейдя на серьезный тон, заговорщицки сказал:
– Теперь я вам могу открыться: нашей подпольной организации под названием "Славянское братство" главное – сохранить опытные офицерские кадры для будущей борьбы с оккупационным режимом.
Скиф вынул из кармана куртки курительную трубку и, постучав ею по колену, подошел к кабине пилотов.
На ее дюралевой двери была очень удобная ручка.
Он заложил ее длинноствольным пистолетом "магнум", так, чтобы пилоты из кабины не смогли ее открыть, и повернулся к Засечному:
