— Она в Чечне была, на войне, медсестрой… Вернулась, а ее место в больнице занято. Другую взяли на время. У нее двое детей. Без мужа растит. Будь одиночкой, конечно, потребовали б освободить место. А тут язык не повернулся. Теперь Ксюшка без работы мучается. Хоть сам понимаешь, что оклады у медиков вшивые. Может, возьмешь ее?
— Почему не она, а ты за нее просишь? Может, она не хочет в торговлю? Да и как справится? Вираж крутой! Нужна честность, коммуникабельность, навыки. Сумеет ли? Давно без работы? — повернулся к женщине.
— Больше года, — ответила тихо.
— А почему в торговлю решились?
— Уж не до выбора! — опустила голову.
— Дети имеются?
— Нету никого.
— Живете где?
— Квартира есть. Хорошая. Я там все годы прожила. Но родители разошлись, разъехались в другие города. Я одна осталась, сама.
— Понятно. Что ж, давайте завтра выходите на работу. Попробуем, может, получится! Но вам понадобится сан-книжка.
— Она есть. Я подрабатывала в столовой кухрабочей. Иначе не дожила б, — ответила, отвернувшись и покраснев до макушки.
— Спасибо, Жень! Она многих в Чечне от смерти спасла. А сама чуть не сгинула. Я ее случайно увидел. Не узнал бы, она окликнула. Разговорились. Когда услышал, совестно стало. Решил тебя спросить. Кто знает, как получится? Но охота, чтоб не впустую с ней…
— Наши жены тоже не были продавцами, а прижало — всему научились. Так и эта! Жить захочет, освоит!
Ксения слушала мужчин молча. Заметив в мойке стопку немытых тарелок, тихо вымыла их, протерла стол, подоконник. Мужчины говорили о своем и совсем забыли о гостье. Та увидела мальчонку, заглянувшего на кухню, заговорила с ним. И забылась. Пацан рассказал, что у него не стало матери, а ему без нее очень плохо.
Ксения усадила мальчонку на колени, рассказала сказку. Пацаненку она понравилась. Он попросил еще и, не дождавшись конца, уснул.
Во сне он увидел мать и крепко обхватил ее руками за шею. «Не отпущу! Если ты пойдешь в могилку, я с тобой», — пообещал твердо.
Когда Евгений вспомнил о Ксении и вышел в комнату, то увидел там гостью, она сидела в кресле, прижав к себе мальчика.
— Уже подружились?
— Я работала медсестрой в детском отделении. Только в последний год перевели в хирургию. С детьми люблю работать, хотя и со взрослыми проблем не было! — отдала ребенка отцу. Он уложил мальчишку в постель и впервые заметил, что тот даже не проснулся.
…Ксения уже на следующий день приняла пивбар. Отмыв его до блеска изнутри и снаружи, взялась торговать. Игорь полдня наблюдал за ней. Решил на всякий случай поддержать человека на первых порах. Едва женщина открыла двери, к ней ввалилась толпа клиентов, соскучившихся по пиву.
— Опять новая? Ну и дела! Смотри, чтоб тебя бандюги не убили. Двоих они убрали. А уж какие девчата здесь работали! Юленька и Леля! Красивые обе, а уж какие сердечные, добрые! Даже в долг давали! — подморгнул женщине обросший мужик в замусоленной спецовке дорожника.
— Не надейтесь. Я в долг не наливаю. Предупреждаю заранее. Есть хозяин, с ним говорите! Сама не командую! — отшила сразу.
— А я покуда и не прошу! Меня тут все знают. Любой в долг даст, — не дождался ответа Ксении.
— Не забудьте вернуть бокал… — строго сказала она дорожнику.
— Во мымра худосочная! Я что, им закусывать буду? — возмутился мужик.
— Я за всеми не услежу. Потому напомнила.
— Мы здесь сколько лет бухаем. И мы, и нас тут насквозь знают. Эта суслячья жопа только объявилась, а уже срамит…
— А ну повтори, кто я? Как меня назвал? — подошла Ксения к дорожнику. Тот не моргнув глазом повторил и тут же кувырком вылетел из пивбара.
— Ну и баба! Психическая, видать.
— Ее вышибалой надо брать, а не в продавцы…
— Лихая стерва! Глянуть не на что! Черт в юбке, а дерется хуже мужика! — вошел в пивбар дорожник. Допил пиво, отвернувшись от Ксении, а потом все жаловался выпивохам, что у нынешних несознательных баб пропало всякое уважение к мужикам. — Чуть что, враз в драку! Вот и моя окаянная недалеко от этой стоит. Сказал невпопад — валиком или коромыслом огреет. Не будет этого, в макушку утюгом расцелует да еще заставит благодарить за припарку!
Игорь видел все, но не вмешивался.
Ксения мыла бокалы. И тут в пивбар вошел Пашка. Его знали многие. Здесь он появлялся не часто, но всегда памятно. Анекдоты, шутки сыпались из него как из мешка. Но не всем они нравились. Пашка любил высмеивать, особо баб. Потому сам, дожив до сорока, ни разу не женился. Увидев Ксению, подошел поближе и спросил:
— Нешто всамделишные бабы поизвелись? Почему здесь лобковая вошь мужикам пиво наливает?
— Слушай, Павлик, помолчи, она тут одного уже уделала! Смотри, чтоб тебе не устроила облом, — предупредили Пашку, но того как прорвало:
— Матерь вашу в качель! Да ее только через лупу разглядеть можно. Что за чмо? Ни мужик, ни баба! Где у ней чего?
— Слушай, что тебе до нее? Бери себе и отвали!
— Как так отвали? Меня по всей форме обслужить должны, со всякими добрыми пожеланиями!
— Шел бы ты отсюда, дядя! В карманах, кроме пыли, ни хрена! А вылупаешься будто богач!
— А я и есть такой! Не веришь, гнида, глянь, — достал из кармана горсть мелочи.
— Не иначе нищих тряхнул, отнял милостыню.
— Чего? Да я тебя научу, как со мной трекать! — потянулся было рукой к бабе, но та плеснула в лицо из бокала.
Пашка отступил на шаг.
— И кто такую мартышку сюда поставил? Никакого уважения нет! Из-за нее все деньги выронил. Сыщи их нынче! Тут на три кружки пива было! Эх ты, барбоска мокрожопая!
Собирал мелочь по полу, кряхтя и ругаясь.
— Целый месяц сюда не приходил. А заявился, и обидели! И это кого? Меня, Пашу! Первого знатока в пиве! Мне равных не найти во всем городе! Я всюду дорогой и любимый гость. А эта швабра меня обесчестила. Облила помоями! И я остался без денег и без пива!
— Собирай, не скрипи здесь! Ишь ценитель выискался! Научись себя вести! Не спеши тянуть лапы к чужим бабам, а то и по шее можешь получить, — пригрозила Ксения.
— Эх ты, мошкара! Вот до тебя тут бабы были — любо заходить!
— Теперь ко мне привыкайте!
— А если и тебя, такую смелую, возьмут крутые за горло? Они грубых не уважают!
— Не беспокойся! Я за себя постою. У тебя не попрошу помощи.
— Ой зря! Тебя, ровно пуговку от штанов, в любой карман спрятать можно. А проверить никто не решится. Знаешь почему, догадываешься? — подморгнул Ксении, та покраснела. — Не о том подумала. Я контуженый!
— Воевал? — посерьезнела Ксения.
— Ну да! А разве без того хоть один мужик вырос? Вот и я — нашел гранату в лесу, приволок ее в сарай, спрятался за кучу угля. И давай ковыряться, из чего она? Разобрать не удалось. Я в нее поленья стал швырять, попаду иль нет? Попал! Крыши у сарая мигом не стало, корова в лес сбежала на всю неделю, я очнулся лишь на второй день.
— Небось в больнице?
— Ага! С домашним доктором, бабкой, она меня каталкой всего выходила. Никого за всю жизнь так не пиздила. У меня жопа толще ее перины сделалась. Сам себя напугался. Хотел заорать, силюсь, ан не получается. Какой-то вой идет с глотки. Бабка, услышав, с ужасов каталку забыла. Бежит, крестится, а я за ней. Мне тоже от себя жутко. Ну так-то с неделю ждали. А говорить не могу. Повели меня к знахарке в соседнюю деревню. Помогла. Язык развязала, но контузия осталась — мозги остались заклиненными! Слышь, мошкара, козявка сушеная, плесни в бокал! Я тут кое-что подобрал!
Ксения до конца дня освоилась и попросила Женьку приехать за выручкой.
— Оставьте деньги на завтрашний день. Нужно закупать пиво. А я не могу постоянно мотаться к вам. Потом отдадите, сразу за несколько дней.
— Нет, я так не могу. Зачем мне лишняя головная боль? Оставите денег на первую партию пива, а дальше наторгую. Зачем лишние с собой носить стану?
— Я не могу сегодня приехать!
— Можно Игорю отдам?
— Без вопросов!
Игорь не удивился. Он знал щепетильную Ксению и Женьку. Понимал, что мужику не хочется приезжать в пивбар, где каждый угол напоминал о жене. Он уезжал отсюда с болью в сердце и разбитой головой и до самого утра не мог уснуть.
Ксении трудно было понять Евгения — ведь он хозяин пивбара, а за деньгами мужика не вытащить.
«Может, он подумал, что я к нему хочу приклеиться?» — испугалась баба и решила вообще не звонить и не напоминать о себе.
Честно говоря, Евгений ей не понравился. Она внутренне сморщилась при виде обросшего, помятого человека. Усталые глаза, раздражительность, привычка грызть ногти — все это ее вовсе не привлекало. А тут еще увидела плешь на голове, потертые домашние тапочки и оторванную пуговку на рубашке.
«Неряха! Всю жизнь на бабе ездил. Сам ничего не умеет, слюнтяй! Таких в ежовых рукавицах держать надо. Подумаешь, ему некогда! Мне даже лучше вообще тебя не видеть. Игорь — свой. А ты, гнус, так и засохнешь над своими бумагами! — вспомнила стол в комнате, заваленный бумагами, папками, какими-то документами. — Скучно живешь, мужик! Как сверчок, какой сам себя загнал в угол и отгородился бедой. А ведь рядом с тобой мальчонка! Каково ему?..»
