— Пока можно и на голодный желудок поговорить. — Обладатель китайского спортивного костюма внимательно посмотрел на Митрохину.
— Если разговор долгий, то лучше начать пораньше.
— Тогда для начала, чтоб не совсем втемную, я тебе расскажу, по какому случаю мы тебя из больницы забрали. Тем более что тебе это интересно. Итак, Митрохина Галина Юрьевна, вытащили мы тебя по той простой причине, что ты знаешь один очень простой, но очень ненужный в настоящее время сигнал, который может помешать достаточно справедливому и по большому счету — доброму делу. Проще говоря — прекратить раз и навсегда очень вредную и опасную для людей деятельность господина бывшего товарища Пантюхова Георгия Петровича…
— Простите, — вежливо перебила Галина, — вы собираетесь меня убить?
— Вот те на! — искренне удивился Олег Сергеевич. — С чего ты это взяла?
— Но ведь это самый надежный способ не дать мне или кому-то еще остановить то, что должно произойти через четыре дня.
— А тебе, стало быть, очень хотелось бы спасти гражданина Пантюхова?
— Если честно, то нет, — созналась Галина, — но к господину Пантюхову почему-то предъявляют претензии в основном те, которые сами небезгрешны. Поэтому я и задала такой вопрос. Я ведь даже не знаю, кто вы такие. Меня в течение недели мучили в психушке, надеясь, что я раскрою этот маленький секрет. Конечно, по приказанию Пантюхова. Где у меня гарантия, что вы не из той же компании, которая разыграла это похищение для того, чтобы я поверила и как дура попалась на какой-нибудь простенький крючок…
— Это какой же, например?
— Да такой… Например, скажете, что Пантюхов, допустим, разочаровал вас, заявив, что уже знает сигнал, допустим, от своей сестрички. И назовете мне какую-нибудь пустопорожнюю фразу. А я, если окажусь дурой, закричу: «Они блефуют, на самом деле все звучит не так, а вот эдак…» И назову вам доподлинный сигнал. После этого меня можно спокойно убирать, так как вы уже сможете обезопасить своего патрона, быстро и без лишних затрат добьетесь того, чего главврач Усольцев целую неделю вымучивал с помощью гипноза и психотропных препаратов.
— Резон есть. Но здесь, девушка, есть одна загвоздка. Мы работаем не на Пантюхова, а как раз против него. И тебя мы похитили не затем, чтоб добыть для него сигнал, а наоборот, для того, чтоб он его у тебя не выпытал.
— Вот так бы примерно и пантюховская команда меня убеждала. А доказательства своей правоты у вас есть?
Олег Сергеевич улыбнулся.
— Самым главным доказательством, — сказал он, — будет то, что мы вовсе не будем справляться насчет сигнала. Все четыре дня или больше. До того момента, пока Пантюхова не снимут с должности и не посадят в тюрьму. Поэтому минимум четыре дня проведешь здесь, а максимум — пока не слетит Пантюхов. Такое вот доказательство. Может, и не самое убедительное для тебя… Но есть и еще одно. Видео любишь смотреть?
— Нет. Может быть, и любила бы, если б Митрохин не увез видик с собой. А мне на мою зарплату его за сто лет не купить.
— Ну, тогда посмотри две кассеты для разнообразия.
— Боевик, ужастик, эротику?
— Скорее трагикомедию, наверно. Но здорово интересную! С участием твоих хороших знакомых Пантюхова, Митрохина, Антонова и с Алексеем Коровиным в главной роли. Это будет первая серия, а во второй, хотя это, может, и неприятно будет, повстречаешься с Ольгой Пантюховой.
Олег Сергеевич включил старый добрый «ВМ-12», и на экране пошла крутиться та самая кассета, которая была лишь частично показана областной общественности вместо «Санта-Барбары» и рекламы, но зато полностью просмотрена Пантюховым.
Галина смотрела с интересом и не требовала разъяснений. Даже по поводу того, с чего это безработный полуалкаш Коровин занял место ее покойного мужа во главе «Статус-банка» и заделался телезвездой.
Лишь после того, как пленка прокрутилась полностью, Митрохина разрешила себе задать вопрос:
— Это по телевизору показывали?
— Смогли только кусочек продемонстрировать.
— Как к вам попал Коровин?
— Так же, как и ты. Мы его украли.
— С ним можно увидеться?
— Пока нельзя. А зачем он тебе?
— Я бы окончательно вам поверила.
— К сожалению, он от нас сбежал. С Ольгой Пантюховой.
— Ольга тоже была у вас?
— Была… Но теперь они снова у Пантюхова.
— И Пантюхов не уничтожил Коровина?
— Пока нет. Он ему очень нужен. Пантюхов хочет, чтобы он успел получить наследство от своего американского дядюшки и жениться на Ольге Пантюховой. Это мы знаем точно. А что будет потом — неизвестно. Скорее всего Коровин долго не проживет. Но это — только версия. Весьма возможно, что у Пантюхова есть и более долговременные планы. Тебе достаточно информации?
— Конечно, нет. Пока я не могу вам полностью верить.
— Можешь и не верить. Сейчас все раскручивается само по себе. В принципе ты можешь ничем не помогать, лишь бы не мешала.
— «В принципе…» Вы так это сказали, будто какая-то помощь от меня все-таки может вам понадобиться.
— Может, хотя и не обязательно. Ведь московскую разработку Пантюхова Георгия Петровича вполне под силу остановить его сестре. Она тоже знает, как это сделать, верно?
— Да, знает. Хотя все или не все — неизвестно. А рассказывать вам, что надо знать, кроме самого сигнала, я не стану. Кроме того, я почти уверена: Барон знает не меньше Пантюховой, только скрывает это…
— Теперь это не проверишь, — хмыкнул Олег Сергеевич. — Вчера Барон был убит. Убит и Сурков по кличке Король Лир. Это последние из тех, кто участвовал в том заседании, которое я тебе только что показывал на видеокассете. Все эти люди могли бы стать свидетелями против Пантюхова, если б его кто-нибудь собрался снять с должности и судить. Наверняка и твой мужик, царствие ему небесное, тоже знал о главе очень много, раз начинал все с самого начала вместе с ним.
— Наверняка. Но я о том, что все начиналось так давно, ничего не знала.
— А теперь никто не узнает. Если, конечно, эта пленка будет лежать у нас. Так же, как и вот эта, где Ольга кое-что о брате вспоминает. Но обе они здесь, в этой области, никогда на экране не появятся, если их Москва не покажет, а Москве жалко телевизионного времени на провинцию тратить. Да и вообще я уже понял, что такое эти самые СМИ. «Четвертая власть», «опора гласности и демократии», мать их так! — Неожиданно в спокойном голосе Олега Сергеевича прорезалась крутая ярость. — Понт один, а на самом деле — болтуны, которые людей ссорят, но никакой реальной пользы не приносят. Все испохабят, если захотят, а потом — в кусты. Или начнут выть, будто все виноваты, кроме них. Сколько они тогда всяких проблем понакопали? Сколько народу из-за них сна и отдыха лишились, спокойствие потеряли, веру в светлое будущее? Не счесть! Но ни одного решения не подсказали. Одна трескотня. Их языками все размылось и развалилось. А жить только хуже стали. Раньше бы, если б такой отрывок, какой нам показать удалось, в эфир прошел, то Пантюхова сняли бы уже за одно то, что он проморгал контроль за ТВ. Ну и, конечно, добавили уже по существу вопроса. А сейчас — плюй в глаза, все Божья роса… Нет, на московских телевизионщиков надеяться нечего. Надо идти к тем, у кого компромат лежит. А как их найти — я не знаю.
— О-о-о… — разочарованно протянула Галина. — Нот это мне не нравится. Опять мне подозрения на ум пришли.
— Ну и зря. — Олег Сергеевич помрачнел. — Да, конечно, по логике ты права. Мол, решил к моему секрету с другой стороны подъехать. Можешь подозревать, нечем крыть.
— Хорошо, что вы это понимаете…
— Понимать-то понимаю, но успокоиться не могу. Потому что Ольга наверняка расскажет Пантюхову все, что знает, но только лишь в самый канун "больших неприятностей» и за немалую мзду, естественно.
— Могу, конечно, дать вам умный совет, хотя и бесплатно, — съязвила Митрохина. — Ликвидируйте нac с Ольгой как класс.
Конечно, можно и так. Вас, по правде сказать, и надо бы ликвиднуть — однако не то время. Мы все уже от классовой, настоящей классовой борьбы поотвыкли. Слишком долго были народом, где антагонизмы исчезли. И забыли принципы, по которым в свое время расстрел именовался «высшей мерой социальной защиты». Ради защиты общества надо уничтожать вредные индивидуумы. Неважно, совершили они преступление или нет, важно — существование их опасно для общества или нет. И ты, и Ольга в данный момент не менее опасны, чем Пантюхов. Тем не менее на такие крайние меры очень трудно идти. У нас психология мирного времени. Это во время войны подпольщики и партизаны предателей убивали беспощадно и с легким сердцем. Даже если те еще не предали, а только готовы были предать. А у нас сейчас всепрощенчество на уме. Прости меня — я прощу тебя…
— И надо менять эту обывательскую психологию? — не скрывая иронии, произнесла Галина.
