– Подождите! – крикнул Кабанов. Он едва ли не вплотную придвинулся к монитору. Там продолжалось все то же скучное действо. Люди двигались короткими толчками, как шахматные фигуры, подъезжали и отъезжали машины, хаотично мерцал огнями светофор. И вдруг какой-то человек припал к земле рядом с «мерсом» Кабанова, потом вскочил, как ванька-встанька, нырнул в «Ауди», врубил фары и дал задний ход.
– Люди приезжают, отъезжают, – бравым голосом комментировал швейцар, мысленно прикидывая, сколько отвалит ему Кабанов за этот диск.
– Стоп! – крикнул Кабанов. Он дрожал, но уже не от холода, а от страшного предчувствия. – Перемотайте назад! Еще раз этот кусок!
– Сделаем, сделаем! Сколько угодно раз повторим. Доложу вам, что мы тоже на этот светофор обратили внимание. Уж слишком бестолково мигает: красный, желтый, зеленый, а потом снова желтый. Это получается, что желтый выпадает в два раза чаще, чем другие цвета. Не случайно ли это сделано, чтобы увеличить число аварий в непосредственной близости от нашего казино? Я, знаете ли, все подмечаю! От меня, доложу вам, ничто не ускользнет…
Но Кабанов смотрел вовсе не на светофор. «Ауди»! Какой ужас, «Ауди!» Вот она едет по дороге, останавливается, стоит некоторое время, а потом медленно заруливает за стоянку рядом с казино. Номер разглядеть невозможно – по нему скользят блики от неоновых ламп. А вот лицо водителя… Он в темных очках, в темном костюме, фигура тонкая и стройная. Вот он вышел. В руке сверток, похожий на книгу. Подходит к «Мерседесу» Кабанова и опускается перед ним на корточки. Не видно, что он там делает, так как мешают стоящие рядом автомобили. Но вот его лицо! Его лицо!!
– А-а-а!! – страшным голосом закричал Кабанов. – Это Варыкин!!
Швейцар охотно согласился с этим утверждением. Он только собрался спросить у Кабанова, на какое материальное поощрение может рассчитывать за свою бескорыстную и бдительную службу, как Кабанов вырвал диск вместе с дисководом и проводами и кинулся на выход. Швейцар не успел доложить, что поведение водителя «Ауди» ему тоже показалось подозрительным, как Кабанов исчез во мраке ночи.
Эта чудовищная новость, доставшаяся Кабанову так легко, исключительно тяжело усваивалась его сознанием. Эта титаническая умственно-нравственная работа была сродни тому, как если пытаться проглотить противотанковый снаряд, да еще бить по нему кувалдой, чтобы быстрее зашел. Кабанов давился страшной истиной. Варыкин, ближайший сподвижник, товарищ и заместитель, собственноручно примагнитил к его «мерсу» бомбу. Красавец Варыкин, которого Кабанов считал самым безупречным сотрудником, самым умным, самым порядочным, самым добросовестным, пытался отобрать у Кабанова его драгоценную жизнь. Пижон Варыкин его подло предал и взял на душу тягчайший грех – вырвал Кабанова из этой жизни, заставил его страдать, мерзнуть, голодать… Ах, ах, ах!
Кабанов плакал, неистово жалея себя. Так кому же верить на этой земле, если даже самые близкие люди предают? Он бежал на другой конец города, к Зойке… тьфу, проклятое имя! К Ольге, к Олюшке, к единственной на свете женщине, которая поймет и пожалеет его. Он придет к ней, встанет перед ней на колени и скажет: «Вызывай милицию, я уже ее не боюсь! Но прежде возьми и просмотри этот диск. Ты увидишь человека, который подложил бомбу под машину твоего мужа. Имя его тебе известно: это негодяй Варыкин! Его судьба – в твоих руках! И я, Артем Кабанов, тоже вверяю свою судьбу в твои руки. Я вернулся к тебе, смерть поправ! Я восстал из могилы! Я прошел тягчайшие испытания! И пусть мои волосы короче, нежели были прежде; пусть мои щеки запали, взгляд потух, а моя одежда изорвалась в клочья. Все равно я сохранил человеческий облик, твердость духа и любовь к тебе!»
От этих высоких слов, которые выплеснулись из самой души, Кабанов зарыдал пуще прежнего. Он уже не обращал внимания на ледяной ветер, на колючий снег, секущий лицо, на озирающихся прохожих. Он восходил к своему трону, к высочайшей нравственной точке, чтобы оттуда снизойти в любимый им мир… «Родная моя! – бормотал Кабанов, стараясь не упоминать в своих мыслях имя жены, дабы не оговориться снова. – Я иду к тебе! Как Одиссей к своей Пенелопе! Как блудный сын к своему отцу! Как… как, блин… как…»
Кабанову очень хотелось подобрать какой-нибудь исторический или библейский эпизод к текущему моменту и тем самым насытить его драматизмом до предела, но все же ограничился Пенелопой и блудным сыном, потому как ничего подходящего больше не вспомнил. Но, собственно, уже приблизился кульминационный момент, Кабанов прокрался в собственный подъезд, и не лишним было еще разок мысленно прогнать заготовленную речь.
Остановившись напротив двери из роскошного красного дерева, Кабанов отдышался, стряхнул капельки растаявшего снега с лысины и опустился на колени. Поразмыслив, он решил сделать это позже, после того как вручит Ольге диск, и встал на ноги.
«Блим-блим!» – пропел звонок внутри квартиры. Кабанов напрягся, поставил брови домиком, надломил губы, вытянул кверху шею в волевом стремлении вырваться из сдавливающей его несвободы – точь-в-точь как тот памятник из красного гранита.
Дверь на удивление распахнулась во всю ширь. «Сейчас кинется мне на шею!» – успел подумать Кабанов.
На пороге стоял Варыкин. Он был гол, если не считать повязанного на манер туземной тростниковой повязки полотенца. Челюсть его ритмично двигалась, издавая сочные чавкающие звуки. Широкий, гладко выбритый подбородок лоснился от жира.
– Гы… – произнес Кабанов, сделал шаг назад и подавился слюной.
– Чувак, – сказал Варыкин, чуть прикрывая за собой дверь. – Ты мне надоел.
Кабанов стоял ни жив ни мертв.
– Где… Зоя… – едва слышно произнес он.
– Кто? – уточнил Варыкин.
– В смысле Оля, – поправился Кабанов.
– Оля? Оля в душе.
– Да нет же! – раздался звонкий голос жены из коридора. – Я уже вышла!
Кабанов пытался встать на цыпочки, чтобы увидеть жену и потребовать от нее каких-нибудь объяснений, но Варыкин закрывал своими широкими плечами весь дверной проем.
– Ты подложил бомбу… – прошептал Кабанов. Он утратил способность говорить громко и отчетливо. – Под «мерс»…
– Ну я, – вдруг признался Варыкин. – И что теперь делать, чувак? Что теперь прикажешь делать? Свершилось! Все! Нет тебя! Понимаешь? Нет тебя! Тебя нету! Ты – никто! Пустое место! Ноль!
– А-а-а, – протянул Кабанов и погрозил Варыкину пальцем. – Значит, ты знаешь, кто я!
– Конечно, знаю, – не стал витийствовать Варыкин. – Кабанов. Точнее, бывший Кабанов. А теперь ты лишь его жалкое подражание. Пойми, чувак, твой поезд ушел. Тебя похоронили. В землю закопали! И ни у кого нет по этому поводу сомнений! И назад уже ничего не вернешь!
– Почему же? – шепотом возразил Кабанов, дрожащей рукой залезая себе за пазуху, где был припрятан дисковод с диском.
– Что у тебя там? – усмехнулся Варыкин. – Компромат на меня?
– Доказательство… Неопровержимое…
– Доказательство того, что я как-то заглянул под днище твоего «мерса»? – догадался Варыкин. – Так туда моя монетка закатилась, вот я за ней и полез. А у тебя есть доказательства, что ты – Артем Кабанов?
– Найду, – неуверенно пообещал Кабанов и скрипнул зубами.
– Валяй! Ищи! – великодушно позволил Варыкин. – Вот только зачем тебе эти доказательства? Тебе сюда уже дороги нет! Все уже переместилось, переехало, сдвинулось. Твое место занято, чувак. Оно засажено деревьями, и они пустили корни, и не выкорчуешь, как ни старайся! Мой тебе совет: поищи себе другую полянку. Зря, что ли, мы тебя с такими почестями хоронили? Зря столько денег вбухали?
– Моих денег, – мертвенным голосом произнес Кабанов.
– Моих, твоих – какая разница? – поморщился Варыкин и несильно толкнул Кабанова в грудь. – Дуй отсюда, чувак! По-хорошему тебя прошу!
Тут за спиной Варыкина раздался светлый, звонкий, как весенний ручеек, голос жены:
– Гришуня! С кем это ты там так долго?
– Да снова этот твой придурок пришел!
«Твой придурок» резанул слух Кабанова. Варыкин проболтался! Кабанов, не владея собой, ринулся вперед, но наткнулся на жесткий кулак Варыкина.
– Стой, чувак! Куда прешь!
Из-за плеча Варыкина выглянуло смазанное кремом личико Ольги. Увидев Кабанова, она тотчас уставилась в потолок, словно по нему полз необыкновенно жирный, двухголовый и трехглазый клоп.
– Как же так, Олюшка! Это же я! – взмолился Кабанов. – Ты же узнала меня! Я же твой муж!
– Нет-нет, – торопливо заговорила Ольга, продолжая следить за клопом. – Мой муж погиб и похоронен на Литейном кладбище. А теперь у меня другой муж. А вас я не знаю. И уходите, пожалуйста. И не смейте снова появляться здесь. Мы не хотим вас видеть и знать…
– Не хочешь знать?! Не хочешь знать?! – закричал Кабанов. У него вдруг прорезался голос. – Неужели у тебя сердце не дрогнуло?! Я же к тебе как блудный сын, как Одиссей, а этот негодяй Варыкин… Да! Да! Моя рожа изорвана в клочья, и моя человеческая судьба, но я, Артем Кабанов, вернулся с твердостью, но короткими волосами… и я смерть попрал в своей могиле! И пусть мои волосы и мои щеки потухли, и все равно, все равно… облик, любовь…
