Самолет шел на снижение. Я считал секунды. А если получатель приедет только завтра утром? – думал я. Тогда придется провести в гробу всю ночь. Или же, в точности следуя манерам вампиров, выбивать крышку, выламывать доски и ночевать рядом со своим цинковым футляром на полу какого-нибудь аэрофлотского склада.
До той минуты, пока самолет не коснулся колесами бетонки, не вырулил на стоянку и не раздался протяжный вой, с которым опускалась рампа, я так и не придумал, что буду делать, если получатель не приедет до утра. К счастью, мои мрачные прогнозы не сбылись. Я услышал, как к рампе подъехала машина, потом кто-то хлопнул ладонью по доскам моего ящика и сказал:
– Вот он. «Тридцать семь – девять, девять». Вытаскивайте. В накладной не забудьте расписаться…
И я снова закачался на руках грузчиков. Было уже темно, но откуда-то падал бледный свет неоновой лампы, и я рассмотрел, что меня загружают в фургон «Газели». Лицо человека, который приехал за гробом, я не разглядел. Это был сутулый мужчина неопределенного возраста, одетый в джинсовый костюм.
Дверь фургона захлопнулась, и мы поехали. Где-то я читал или видел в кино, как в машине везли человека с завязанными глазами, и он тем не менее исхитрился определить направление движения. Я же не мог даже приблизительно сказать, в каком аэропорту мы приземлились, потому ориентировался в пространстве не лучше, чем знаменитые Белка и Стрелка, которых в свое время закинули в космос.
Жажда овладела мной настолько сильно, что я не мог уже думать ни о чем другом, кроме воды. Липкое тело каждой клеточкой молило о тугой ледяной струе, о душе, бассейне, реке или даже о лужице на живописной лесной полянке. Я представлял, как ныряю со скалы в голубую бездну Байкала, опускаюсь на самое его дно, открываю рот, и вода начинает заполнять меня. Я пью, нет, жру, гидравлическим насосом втягиваю в себя воду до тех пор, пока не превращаюсь в круглый кожаный мешок, и медленно растворяюсь, превращаюсь в солнечные блики, скользящие по волнистому песчаному дну, в куст лохматых водорослей, покачивающийся в такт слабому течению; я превращаюсь в мировой океан, в тяжелые волны, накатывающие на берег, в пенящиеся брызги, напоминающие игристое шампанское. Да, шампанское из холодильника – это что-то! От него запотевает бокал, налипают на стекло мириады пузырьков, покалывает язык и выступают на глазах слезы. Я выпил бы сейчас три бутылки залпом, а потом еще пять… нет, десять – врастяжку, в удовольствие; я бы забросил все свои глупые и никчемные дела и до конца жизни только бы и делал, что пил шампанское…
Я судорожно сглотнул, облизал пересохшие губы, напоминающие хлебные корки, закрыл глаза и стал в уме считать. Я дошел до тысячи, а потом стал сбиваться. Цифры путались в моем сознании, это был плохой признак. С такими пересушенными мозгами тягаться с мафией не стоило бы.
Трудно сказать, сколько продолжалась эта пытка. Возможно, часа два или три. Вконец одуревший от навязчивых мыслей о воде, я почувствовал, что машина наконец остановилась, через минуту раздалось жужжание электромотора, заскрипело что-то громоздкое, металлическое, возможно, ворота, и машина снова тронулась вперед, но очень скоро остановилась окончательно. Мотор затих. Хлопнула дверка кабины.
Мое изможденное сердце, с трудом качавшее загустевшую кровь, забилось в учащенном режиме. Я вытер влажную ладонь о куртку, взял пистолет, скрестил руки на груди. Сейчас держись, Вацура, говорил я себе. Включай все мозговые извилины. От того, насколько быстро и правильно я отреагирую на ситуацию, будет зависеть, выпью ли я еще в своей жизни ледяного шампанского, которое так обжигает горло бурлящей пеной…
Открылась дверь фургона. Я услышал приглушенные голоса. Ящик потянули по жестяному полу волоком, накренили так, что мне пришлось расставить в стороны руки и ноги, как пауку на своей сетке, а затем, что было неожиданно для меня, уронили одну сторону на землю – по закону подлости ту, где была моя голова. Удар был несильный, я лишь поморщился, но на всякий случай подложил под голову кулак. Мои носильщики не отличались особой прилежностью в работе.
Некоторое время до меня доносился негромкий мат, из которого я смог разобрать лишь то, что какой-то козел уронил ящик другому козлу прямо на ногу. Затем меня снова понесли.
Выставив губы в окошко, я вдыхал прохладный ночной воздух, напоенный запахом скошенной травы. Трудно определить, где предел возможностей человека, подумал я. Еще полчаса назад я думал: все, кранты мне, еще чуть-чуть и отдам богу душу. Ан нет, не отдал. Мало того, сейчас я почувствовал необычный прилив сил. Во мне было столько внутренней энергии, словно гроб был большими механическими часами, а я – до упора заведенной пружиной. Стоит открыть крышку, как вся энергия мощным взрывом выплеснется наружу.
Меня стали заносить в какое-то помещение, причем вниз по ступеням, и моя голова снова оказалась ниже ног. Главное, мимоходом подумал я, чтобы эти идиоты не поставили гроб на торец.
Движение прекратилось. Сквозь щели пробивался тусклый свет. Я увидел кирпичную стену, мотки веревок, автомобильные покрышки на вбитых в нее крючьях. Похоже на гараж или ремонтный цех. Рядом с ящиком двигались тени.
– Будем вскрывать? – услышал я голос. – Или подождем до утра?
– Вскроем, – ответил второй.
Двое, подумал я, стараясь силой воли успокоить бешеный стук сердца. Кажется, всего двое. Это сущие пустяки. Это ерунда. Задачка для пионеров, играющих в «Зарницу».
Гроб вздрогнул от удара. Похоже, по ящику шарахнули топором.
– Аккуратнее! – сказал второй голос. – Монтировочкой. Зачем греметь?
Заскрипели гвозди.
– Все на соплях держится, – сказал первый голос. – Как он только по дороге не развалился?
– Ты спутал, это не мебель, чтоб ее красиво сколачивать… Убери доску из-под ног, а то ненароком на гвоздь наступим.
Я поднял ствол «магнума» и нацелил его в крышку гроба.
Снова заскрипела доска, потом треснула. Мужики с ящиком не церемонились. Еще несколько ударов потрясли гроб. Они взломали верх и принялись за боковые доски. Я отвернул лицо от окошка и закрыл его плечом. Гроб раскачивался, словно стоял на столе с тонкими шаткими ножками.
– Порядок, – сказал первый голос.
– Я же тебя просил – сложи доски у стены. И разжигай лампу, – отозвался второй.
Я опустил руку с пистолетом, беззвучно затолкал «магнум» под поясницу и, прежде чем сложить руки на груди, зачесал на лоб челку.
– Э-э, вот это фокус! – протянул первый голос. – Посмотри-ка сюда!
– Ну и что?
– Гроб-то не запаян!
Некоторое время было тихо, я слышал лишь сопение. Мужики, должно быть, рассматривали линию спайки.
– Не понял, – пробурчал второй голос. – Как это понимать? Ну-ка, давай крышку поднимем.
Я закрыл глаза настолько, чтобы из-под ресниц мог видеть, и стиснул зубы. Кажется, пальцы рук мелко дрожали. Я умер, мысленно внушал я себе, я покойник…
Крышка поехала вверх, и на меня упал красноватый слабый свет. В первое мгновение я почувствовал себя рыцарем без лат, кольчуги и щита. А потом – каким-то ужасным, омерзительным монстром из фильма ужасов, и, признаться, это было приятно.
Оба мужика издали возглас ужаса. На фоне ламп я не видел выражения их лиц, но вполне мог это представить. Состояние шока, в котором они пребывали, длилось несколько мгновений. Крышка с грохотом вернулась на прежнее место.
– Покойник!! Чтоб их всех перевернуло!! – заорал первый и стал плеваться. – Что они нам подсунули?
– Вот это дело! – более сдержанно сказал второй и неожиданно расхохотался. – Слушай, этот дебил получил не тот гроб! Нет, я сейчас умру от смеха! А порошок, значит, тю-тю? Его закопают вместо покойника?
– Сначала водилу закопают. Ему на этом свете уже не жить. Хозяин такие шутки не прощает, – мрачным тоном отозвался первый. – Давай выйдем отсюда, меня от вони уже тошнит.
– Надо доложить хозяину. И чем быстрее, тем лучше для нас.
Я слышал, как они пошли к выходу, и бетонный пол гудел под их тяжелыми ботинками. Потом все стихло.
Они прикрыли крышку неплотно, и я без проблем приподнял ее край, сдвинул к ногам и вышел из гроба. Если бы не дикая боль во всех суставах, отчего движения мои напоминали танец паралитика, то глухим красным стенам я продемонстрировал бы классическое, не уступающее библейскому, воскрешение. К счастью, оно было первым в моей судьбе, и, к несчастью, последнее.
Первым делом я кинулся по углам и сразу же нашел чайник, наполовину заполненный водой. Не в силах сдержать блаженный стон, я мгновенно опустошил его содержимое, вытряхнул на лицо последнюю каплю и поставил чайник на прежнее место. Желудок был уже полным, но жажда еще не прошла, и я поискал еще. Ничего интересного мне больше не попалось, если не считать нескольких запечатанных бутылок с зеленоватой жидкостью внутри, пить которую я не решился, и телефонного аппарата без наборного диска, провода от которого тянулись к выходу.
