заныли. Китаец отскочил в сторону футов на шесть, развернулся ко мне и тут до него дошло, кто был этот напавший на него круглоглазый.
Его лицо исказилось от бешенства, он заорал что-то нечленораздельное и потянулся за своим автоматом.
Ошибка, Ли. Я набросился на него задолго до того, как он успел коснуться предохранителя. Ударом снизу я задрал ствол его «штайра» вверх, прямо ему в лицо. Но он успел отбросить дуло рукой в сторону. Я попытался перекрутить оружие так, чтобы ремень, как гаррота [43] придушил Ли, но конец ремня оторвался от приклада. Я вырвал автомат из его рук и ударил Ли автоматом по голове. Но «штайр» очень короткий и плохо заменяет бейсбольную биту. Поэтому я разбил автомат о скалу. В этот момент Ли чуть-чуть отшатнулся.
Опять неправильно, Ли. Никогда не уступай территорию. Я шел на него, глядя прямо в глаза. Выражение моего лица говорило само за себя. Он схватился за кобуру на правом бедре. Сделав обманное движение, я ударил его ногой, навалился грудью и вмазал спиной в дерево. Но гребаное дерево было засохшим, оно сломалось, и мы полетели вместе на землю. Я старался откусить ему ухо, но он отбил меня локтем, стараясь в то же время выдрать мне глаза. Я отпрянул и вцепился зубами ему в шею. Он пытался оторвать мне ухо. Я схватил его правую руку своей левой и начал разжимать ему пальцы. Наконец мне удалось отогнуть средний, и я тут же сломал его. Это несколько отвлекло Ли.
Он взревел, как динозавр из фильма Спилберга, но не прекратил схватку. Ему удалось вырваться и врезать мне ребром ладони по ребрам и по челюсти. Я блокировал последний удар и, в свою очередь, ударил его ребром ладони, целясь чуть выше сонной артерии и чуть ниже левого уха. Но он увернулся, и моя рука попала в дерево.
Ну и боль! Но у меня не оставалось времени предаваться размышлениям на эту тему. Ли подпрыгнул, и его ноги устремились мне в лицо. Я уклонился и изо всей силы саданул его кулаком по голени, оказавшейся на уровне моей головы. Ли грохнулся на землю, я упал на него сверху и ударил локтем в челюсть и коленкой в пах, пытаясь превратить его в евнуха. Но он не одобрил моего решения — ему явно не нравилась подобная роль, и, отбив мой удар, он попытался выскользнуть из-под меня.
Нет, уж. Пора было кончать с этим гадом. Я опустил согнутую в локте руку ему на горло и надавил. Другой рукой я начал доставать свой пистолет из кобуры.
Ли все понял. Он кусался, царапался, бил меня коленями и руками, но все было бесполезно. Я не собирался оставлять ему жизнь. Пистолет вынут из кобуры. Ли схватился за него левой рукой. Но это ему не помогло. Я медленно вел пистолет вдоль его тела до тех пор, пока ствол не уткнулся ему подмышку. Смешно, но вы знаете — очень трудно убрать ствол чужого пистолета из собственной подмышки. Противник всегда успеет нажать на спусковой крючок и всадить в вас пару пуль.
Когда Ли почувствовал там ствол моего пистолета, его глаза превратились в блюдца. Он был полностью у меня в руках и сознавал это.
— Твоих агентов в Корее, Индонезии и на Филиппинах ликвидировали, — сообщил я ему спокойным ровным голосом. Наклонившись к нему еще больше, чтобы смотреть ему прямо в глаза, я добавил. — Они исчезли так же, как я заставил исчезнуть «Принцессу Нантонга». Спецназовцы, которых ты послал убить председателя Крокера — мертвы. Но я здесь из-за того, что ты убил моего друга. Ты убил ее потому, что она эффективно работала.
Он попытался плюнуть мне в лицо, но ему не хватало воздуха и слюна пузырилась у него на губах.
— Прощай, Ли, — произнес я, нажимая на спуск.
Наверно, ему стало больно. Но он все-таки еще сопротивлялся. На его губах пузырилась темная кровь. Он бился и хрипел, но выстрел был смертельным.
На всякий случай — береженого Бог бережет — я поднял ствол пистолета вверх и еще два раза нажал на спусковой крючок. Первый выстрел снес ему нижнюю челюсть. Вторая пуля при выходе из головы вырвала большой кусок черепной кости.
Я с трудом поднялся на ноги, измотанный, как последний сукин сын. Я засовывал пистолет в кобуру, когда услышал какое-то движение позади себя. Я выхватил его снова и навел на темную фигуру.
— О Боже, не стреляй! — ко мне топал Бентли Брендел с поднятыми руками. — Медленно приблизившись ко мне, он посмотрел на труп Ли: — Слава Богу! Ты с ним покончил.
Я промолчал.
— Я сразу же все устрою, как только мы попадем в Вашингтон.
— Тебе не попасть в Вашингтон, Бентли! — рявкнул я.
Он начал опускать руки, но ствол моего пистолета, глядевший на него в упор, заставил поднять их снова.
— Что…
— Аликс Джозеф, — проговорил я. — Ты предал ее. Ты предал нашу страну.
Он затряс головой.
— Нет, нет — это не я!
Я подошел к нему вплотную и ударил пистолетом по лицу. Из рваной раны потекла кровь — мушка располосовала ему щеку.
— Ты — лжец, Бентли. — Я ударил его еще раз. Кровь пошла сильнее. — Еще хуже то, что ты — предатель, а я ненавижу предателей.
Он начал было что-то говорить, но у меня не было никакого настроения его слушать. Я ударил его рукой, и он свалился. Тут же вскочив на четвереньки, он на карачках побежал прочь от меня. Повернув в мою сторону свое искаженное гневом лицо, он попытался достать из своей кобуры пистолет.
А я ведь действительно начинал подумывать о том, что, может быть, этого сукина сына нужно притащить в Вашингтон живым. Но тут я вспомнил слова своего приятеля, полковника Чарли Беквица, повторявшего как молитву: «Убивай всех — Господь сам разберется!».
Хороший совет. Совет, который позволяет жить. Совет, который позволяет умирать. И поэтому я прикончил Бентли двумя выстрелами. Он затих на земле, как куча дерьма, чем, впрочем, он и был.
Вложив пистолет в кобуру, я занялся обыском тел. Я знал, что ничего не найду. Но, как говорят заматерелые ветераны, никогда не предполагай. Откуда-то издалека время от времени доносились до меня глухие хлопки автоматов — мои Воины снова одерживали победу. Я сел на холодную землю и опустил голову на скрещенные на коленях руки — это был удивительно длинный, холодный и гнусный день.
2 часа 44 минуты. Мы
