— Привет, Фрэнк, — усмехнулся Драмгул, сидящий за письменным столом. — Как твое здоровье? Говорят, ты немного простудился и вчера весь день кашлял?
— Как только я выйду на свободу, я подам на тебя в суд, — сказал Фрэнк.
— А в чем я перед тобой провинился? — невинно спросил Драмгул.
— Ты пытался меня отравить!
— И у тебя есть доказательства или, может быть, свидетели? — рассмеялся начальник.
Фрэнк бессильно молчал.
— Ладно, — сказал Драмгул. — Забудем старое. Кстати, у меня есть для тебя неплохая работа. Здесь же все зарабатывают себе на жизнь, ты знаешь.
Он поднялся из-за стола и подошел к окну.
— Ты мог бы быть моим боем?[1] Приносить кофе, чистить ботинки, подавать полотенце. Тогда у тебя, пожалуй, была бы сносная жизнь и неплохой заработок.
Он посмотрел на Фрэнка. Фрэнк молчал.
— А когда у меня выдавалась бы свободная минутка, скажем после обеда, ты бы читал мне вслух. Ведь мы оба с тобой любим литературу. Я помню, что в школе, помимо увлечения регби, ты также неплохо декламировал вслух.
Драмгул подошел к стеллажу и вынул из ряда одну из книг.
— Вот, скажем, Данте, великий флорентиец, автор «Божественной комедии». Я думаю, для начала мы почитаем что-нибудь из «Ада», а потом из «Чистилища».
Леоне все также молчал, вперив взгляд в пол.
— Вот здесь, — Драмгул раскрыл книгу. — Послушай, как тебе нравится? «И я смотрел, как вечный пляс ведут, худые руки, стряхивая с тела то здесь, то там огнепалящий зуд». А? Каково! Или вот, вот: «И он, от жажды разевая глотку, распялил губы, как больной в огне, одну наверх, другую к подбородку».
Драмгул положил книгу на стол.
— Ну что, согласен?
Он выжидающе посмотрел на Леоне. Леоне медленно поднял взгляд.
— Пошел ты в жопу, вонючий козел, — тихо, но явственно проговорил Фрэнк.
11.
После завтрака Леоне вместе с другими заключенными вышел во двор. Было холодно, зябко, и он держал руки в карманах, с любопытством поглядывая по сторонам. Большую часть двора занимало поле стадиона, окруженного беговой дорожкой, которая, в свою очередь была с двух сторон окружена высокой стеной, забранной на самом верху колючей проволокой. Двумя другими сторонами стадион примыкал к тюремным постройкам, у одной из которых Леоне заметил вышку с часовыми. В торце стадиона, куда вышел Леоне, была спортивная площадка — турник, брусья, тренажеры, штанга. Фрэнк уже знал, что новичкам обычно готовят испытания, так называемую «прописку», и потому держался осторожно. Два здоровенных негра накачивали гирями бицепсы, третий поднимал штангу. Кто-то болтал с приятелями, кто-то просто глазел, кто-то курил. Но все, мимо кого проходил Фрэнк, внимательно и недружелюбно вглядывались в лицо новичка. Фрэнк заметил лавочку рядом с брусьями и направился к ней, нащупывая в кармане пачку сигарет. Внезапный толчок едва не сбил его с ног. Проходивший мимо него парень даже не обернулся. Но Фрэнк не подал вида и невозмутимо продолжал свой путь. В тюрьме свои обычаи, зачем ему раньше времени портить отношения с кем-либо. Надо сначала оглядеться, разобраться. Второй толчок больше походил на удар. На этот раз толкнувший его шел с ним в одном направлении. Обгоняя, он злобно посмотрел на Фрэнка. Невысокий, почти на голову ниже Леоне, с редкими черными усиками. Леоне мог бы сбить его одним ударом, но он решил вытерпеть и это, тем более, что затеявших публичную драку могли бы в наказание упечь в карцер. Фрэнк сел на лавочку и достал сигареты, собираясь закурить.
— Эй, придурок, вали отсюда! Это мое любимое место. Леоне обернулся на голос. Широкоплечий гигант в синей джинсовой куртке и в черной шапочке, стоящий недалеко от лавочки, недвусмысленно кивнул Леоне головой. Его лицо сразу запомнилось Фрэнку грубостью своих черт и выражением свирепости, которую особенно подчеркивали узко посаженные глаза и широкие скулы. «Бык», — подумал про себя Леоне и равнодушно поднялся. Невдалеке он увидел еще одну лавочку и решил пересесть туда. Но лишь только он присел, как верзила снова появился перед ним.
— Это тоже мое любимое место, — ухмыляясь, проговорил он.
Фрэнк посмотрел в его узко посаженные глаза, полные злобы и ненависти.
— Слушай, а тут есть место, — спросил Фрэнк невозмутимо, — которое не принадлежит тебе?
Несколько парней, поплевывая, подошли к ним и окружили. Некоторые из них посмеивались, уничтожающе разглядывая Фрэнка, и обменивались тюремными шуточками.
— Нет, — нагловато ответил верзила, выдержав паузу. — Если хочешь посидеть, плати.
Фрэнк встал. «Ладно, мы еще успеем с тобой разобраться», — подумал он, собираясь отойти в сторону. Но верзила схватил его за плечо, разворачивая к себе лицом.
— Ну-ка, научи его, Грейвс! — раздался голос из толпы, постепенно их окружавшей.
— Значит, тебя зовут Грейвс? — спокойно спросил его Фрэнк, еле сдерживаясь, чтобы не ударить в это грубое широкоскулое лицо, чьи узкопосаженные глаза по-прежнему смотрели на Фрэнка с такой ненавистью. — Хорошо, Грейвс, когда у меня будет чем заплатить, я заплачу тебе сполна, а пока я пойду и немного разомнусь, а то что-то я засиделся на твоей лавочке. Пусти руку.
Но Грейвс не отпускал. Взгляд его упал на цепочку, висящую на шее Леоне.
— А может быть, лучше посидишь? — ухмыльнулся Грейвс. — Вот эта вот штучка, которая болтается у тебя на шее. Давай ее сюда и получишь место.
Он вдруг схватил цепочку, пытаясь сорвать ее с Фрэнка. Фрэнк резко ткнул его кулаком в живот. От неожиданности Грейвс отпустил. Толпа заулюлюкала и заревела. Грейвс выхватил шило и попытался ударить им Фрэнка в бок, но Фрэнк ловко увернулся. Он мог бы побежать, но остался, принимая стойку и готовясь отразить следующий выпад Грейвса, увернуться и нанести ему ответный удар. «Бей под кадык, — сказал себе мысленно Фрэнк. — Пусть все видят, с кем имеют дело». Он разжал ладонь и напряг пальцы, выбирая момент, чтобы ударить. Толпа притихла, глядя, как Грейвс медленно выставляет перед собой смертоносное шило, готовясь к выпаду, и как кружит, не отступая, Фрэнк. Грейвс уже собирался ударить, как вдруг, расталкивая толпу, выскочил охранник.
— А ну-ка бросай шило, Грейвс! — крикнул он. Это был тот самый негр, который сидел за пультом дезинфекционной камеры. Леоне сразу узнал его, несмотря на то, что сейчас тот был в зеленой форменной курточке и в низко посаженной фуражке.
— Ничего у меня нет, Брэйдон, — сказал Грейвс, быстро передавая шило, придвинувшемуся сзади парню, тот сразу передал шило дальше кому-то еще и оно мгновенно исчезло в толпе.
— А ну-ка, руки! — выкрикнул Брэйдон, быстро обыскивая Грейвса.
Он прохлопал куртку, карманы брюк, но, разумеется, ничего не нашел.
— Я тебя в карцер за шило, понял? — Брэйдон взял Грейвса за воротник.
— Но у тебя же нет доказательств, — ухмыльнулся Грейвс.
— Зато у меня есть свидетели!
— Какие свидетели?
Брэйдон повернулся к заключенным, переводя взгляд с лица на лицо. Но никто не хотел встречаться с ним глазами, а некоторые просто отворачивались. Зэки молчали. Тогда Брэйдон обернулся к Фрэнку.
— Вот он, он видел.
— Ни черта он не видел, — сказал Грейвс, буравя Фрэнка почти насквозь холодным колючим взглядом. Толпа молчала. Фрэнк смотрел в глаза Грейвсу, слегка усмехаясь.
— Ну же, — дернул его за рукав Брэйдон.
— Я ничего не видел, — спокойно ответил Фрэнк. Несколько восклицаний раздалось из толпы. Зэки загалдели, зашумели, обсуждая увиденное. Как ни в чем ни бывало Грейвс повернулся спиной к Брэйдону и неторопливо пошел прочь. Парни из его команды потянулись за ним.
— Ты допускаешь ошибку, — сказал Брэйдон Фрэнку. — Зачем ты прикрываешь его? Ведь он бы тебя сейчас продырявил.
— У вас свои правила, у нас свои, — сказал Фрэнк, — и пошел в другую сторону. Он не видел, как в одном из окон тюремного здания, выходящем на спортивную площадку, опустилась штора. Драмгул наблюдал за всей этой сценой в бинокль.
12.
Случай на спортивной площадке придал Леоне некоторый вес в глазах тюремного сообщества. И весь оставшийся день зэки, бывшие свидетелями происшествия, обсуждали увиденное. Одни были на стороне Грейвса, другие явно симпатизировали Леоне, Грейвс был бугром[2] в одном из блоков, в «Бэйкли» он отбывал пожизненное заключение за убийство при отягчающих обстоятельствах. Рассказывали, что он убил фермера, положив его еще живым под гусеницы трактора, на котором потом буквально размазал несчастного по бетонной площадке. Рассказывали также, что это не первое убийство на его счету. Лет десять назад его обвиняли в сожжении мальчика, кто-то облил разносчика бензином и поджег, подозрение пало на Грейвса, который зарабатывал на той улице рэкетом, но тогда ему удалось отвертеться. Потом была восемнадцатилетняя девушка, которой отрубили руки и голову, и опять Грейвс вышел сухим из воды. Но после убийства лесника (его нашли повешенным в сарае), полиция всерьез занялась Грейвсом, и он получил то, что среди зэков называют «почти на полную катушку», то есть — пожизненное заключение. В «Бэйкли» за Грейвсом также водилась дурная слава, и те, кто не был в его команде, предпочитали обходить его стороной. Однако Грейвс часто защищал зэков из своего блока от нападок других группировок и помогал с работой, если в ней кто-то нуждался, и потому все же пользовался авторитетом, основанным не только на насилии. Обсуждая случай с Леоне, одни утверждали, что Грейвс ни за что не простит ему тот удар, который Фрэнк нанес первым, и отплатит при первой же возможности. Другие, наоборот, считали: то, что новичок не выдал Грейвса, может даже сблизить их, и Грейвс возьмет Леоне в свою команду. Но все были, пожалуй, согласны в том, что больше Фрэнк себя в обиду не даст никому, раз уж он не побоялся острого заточенного шила Грейвса. И теперь уже никто не смел толкнуть Фрэнка или попробовать его оскорбить. Некоторые из зэков пытались заговорить с ним, но Фрэнк отвечал односложно, уклончиво. Его больше занимало то, что предпримет Драмгул, а не Грейвс. Но Драмгул словно бы затаился. Впрочем, и Фрэнк старался, чтобы поводов для придирок со стороны тюремного начальства не было. Он исправно посещал все проверки и старался не ввязываться в пререкания с охранниками. Да и не так просто было Драмгулу снова насолить Леоне, потому что негр Брэйдон, несмотря на то, что Фрэнк отказался выдать Грейвса, все же проникся к Фрэнку симпатией после того случая с дезинфекцией и не преминул рассказать об издевательстве над Леоне начальнику охраны капитану Майснеру, с которым был в близких отношениях из-за цвета кожи. Майснер же давно недолюбливал Драмгула и в последние годы довольно откровенно претендовал на его место, пользуясь каждым просчетом начальника, чтобы укрепить собственный статус. «Я и не знал, что вы используете дезинфекционную камеру в качестве камеры пыток, — сказал капитан Майснер Драмгулу вечером того же дня, когда Леоне отравили газом. — Пожалуй, мне надо взять этого заключенного под свою опеку, не то вы его отправите на тот свет раньше времени». — «Чушь вы какую-то порете, капитан», — раздраженно ответил ему Драмгул. Но в глубине души он понял, что с Леоне ему надо быть осторожнее, иначе это может и ему самому стоить места. Вот в чем была истинная причина того, что Драмгул пока не трогал Леоне. Всего этого Фрэнк, разумеется, не знал, и через несколько дней, случайно опоздав на проверку, уже ожидал, что Майснер посадит его в карцер, как обещал, и тогда Драмгул безусловно воспользуется случаем, чтобы продолжить свои издевательства, однако Майснер, усмехнувшись, ограничился всего-навсего нарядом вне очереди на мытье полов.
