Одна из них — точное выполнение задач, поставленных руководством. Для Марина это прежде всего председатель областного суда Лукин и дальше по ниспадающей, по покатым стенам судебной пирамиды. Тут стоит упомянуть сразу нескольких председателей: квалификационной коллегии, совета судей, суда Центрального района. Впрочем, на них можно не обращать внимания, если у тебя все в порядке с Игорем Матвеевичем.
Антон коротко постучал, тут же толкнул дверь и заявил:
— Здравствуйте, я Полторацкий, из правового управления мэрии.
— Как вы не вовремя.
— Уж простите, так получилось.
Ожидая, пока Марин расчешет свои каштановые волосы перед зеркалом, Антон отошел к окну.
— А вы чего, собственно, хотели? — Судья удивился такой наглости, прошел за стол и, протирая очки, вопросительно уставился на крепкую спину гостя. — Как, кстати, вы себя назвали?
— Полторацкий. — Антон развернулся. — Заместитель начальника правового управления.
— Впервые слышу.
— Это неудивительно. Я с понедельника в должности. До этого работал на Алтае. В совете директоров леспромхоза.
Расчет был верный. Копаев повел себя немного неадекватно, заставил Марина переспросить насчет его должности. Так возникла возможность озвучить и другую. Дело леспромхоза рассматривалось в Алтайском крае полгода назад. Марин был приглашен в качестве судьи вынесенного процесса.
Абсолютно коррумпированная система леспромхоза, позволяющая выкачивать миллиарды из Алтайского края, подверглась обструкции, и около пятнадцати участников преступного сообщества были посажены на смешные сроки. Всем было известно, что леспромхоз — московский проект. До поры никто не вмешивался в преступную схему. Бонусы от криминальной деятельности распределялись в высших эшелонах власти. Но начались заказные убийства, и делом заинтересовалась ФСБ. Было принято решение закрыть шушеру, чтобы отвести внимание федералов от главных фигурантов.
Марин был в курсе событий, участвовал в схеме общего судебного процесса. Теперь перед ним появился человек, который остался на свободе после генеральной чистки. Это свидетельствовало о том, что Полторацкий причастен к верхушке теневого бизнеса леспромхоза. Фигура крупная и абсолютно криминальная.
Если бы Марин мог, то навел бы справки у тех, кто ушел от громкого процесса. Но он не имел такой возможности. Копаев был уверен в этом, и сейчас выяснилось, что не зря.
— Вы вчера Пермякова арестовали.
Это была не атака, скорее авангард, передовое подразделение, разведка, за которой последуют основные силы.
Поэтому Марин ответил так, как и должен был:
— Я помню.
Больше всего заместителя председателя суда коробило то, что гость разговаривал, стоя к нему спиной.
— За что? — Копаев-Полторацкий приблизился к судье на расстояние вытянутой руки.
— Уж не отчета ли вы от меня требуете?
— Нет, конечно. — Антон прошел к столу и сел на место, обычно занимаемое адвокатом.
С этого момента он, даже не подозревая об этом, наградил себя соответствующей ролью со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Я спрашиваю лишь потому, что Пермяков — друг одного моего знакомого.
— Ну и что? — Марин вяло пожал плечами.
— Ничего. Что ему инкриминируют сотрудники полиции?
— Взятку, господин Полторацкий. Что еще можно инкриминировать сотруднику следственного комитета? Взятку либо злоупотребление служебными полномочиями. В данном случае мы ведем речь…
— О взятке, — перебил Копаев.
— Верно. У следователей две беды. Жить сладко хотят все, а получается не у многих. — Марин усмехнулся. — Недостаток профессионального образования. Так и передайте своему знакомому.
— Да. — Копаев встал со стула и стал рассматривать корешки книг, которыми был набит стеклянный шкаф судьи. — Недостаток профессионального образования дорого стоит. Тонко подмечено.
Вместо удовлетворения, которое Марин должен был бы ощутить сразу после этой фразы гостя, он почувствовал легкую тревогу. Судье хотелось выставить посетителя за дверь в грубой форме, однако что-то подсказывало ему, что делать этого не стоит. Эти чувства боролись одно с другим, и победителя не было.
— С доказательствами все в порядке?
— Разумеется, — бросил Марин.
— Со свидетелями тоже?
— Конечно.
— И с потерпевшим. — На этот раз Копаев не спрашивал, а утверждал. — Значит, Александр Пермяков сорвался с цепи как алкаш с завязки и стал взятки хавать? Да, дела!..
— Что-то не пойму я вас, господин Полторацкий. — Чтобы чем-то занять руки, Марин принялся крутить туда-сюда колпачок на «паркере». — Вроде прояснили тему, а вы все равно покоя обрести не можете.
— Нет, тему я еще не прояснил. — Копаев снова вернулся к столу. — А вы мужественный человек, Владимир Викторович! Арестовать следователя на основании заявления ублюдка, судимого дважды, и конверта, лежащего не в кармане подозреваемого, не в ящике стола, а среди бумаг на нем. Это не слабо, Владимир Викторович. Мужественный поступок, если учесть, что больше никакой доказухи нет. Кто же вас так настроил-то?
— Бросьте! — Марина слегка перекосило. — У этого, как вы говорите, следователя трехкомнатная квартира в центре города! Не слишком ли дерзновенно для зарплаты в семь с половиной тысяч рублей? Я, к примеру, даже близко переехать к этому дому не могу!
— Да, пока.
— Что пока? Почему следователь может себе такие вещи позволить, а я, чья зарплата в два раза больше, — нет? Квартира у меня не в центре города и не трехкомнатная!
— Вот, оказывается, что явилось основной причиной удовлетворения просьбы персон из УБОПа!
— Не нужно передергивать! — вспыхнул Марин. — Вы даете отчет, с кем разговариваете?
— У парня квартира просторная, машина навороченная. Фигура спортивного сложения, взгляд непробиваемый… Кстати, я очень хорошо понимаю, с кем разговариваю.
— Господин Полторацкий, я должен попросить вас уйти.
«Все идет по плану», — промелькнуло в голове Антона, когда он понял, что Марин начал терять контроль над собой.
— А вдруг копы здесь не при делах? — продолжил Копаев. — Может, это председатель областного суда перед вами гречку перебирал? Это — в кастрюльку, это — в ведерко.
В кабинет с кипой дел под мышкой и улыбкой на лице вошла секретарша.
— Выйдите, пожалуйста, — попросил Антон.
Марин побледнел как загрунтованное полотно.
Улыбку девушка стереть не успела, поэтому ее взгляд, брошенный на Марина, был удивленным, растерянным и веселым.
Владимир Викторович вдруг вспыхнул таким свекольным тоном, что казалось, будто каждый уголок его кабинета озарился багровым рассветом. Секретарша исчезла.
— Что это вы здесь распоряжаетесь?! Вы не обнаглели ли окончательно?! Идите вон!..
— Не кричите. Девочка очень впечатлительная, — попросил Копаев. — Я хочу кое-что вам сказать, дорогой товарищ. — Антон подошел к столу, за которым сидел судья, готовый разорваться, уперся руками в столешницу точно так же, как совсем недавно это делал полковник Быков. — Может быть, я хоть одного добьюсь — вы уснуть сегодня не сможете. Знаю, что так и будет. Не по причине угрызений совести. Она тут ни при чем. Просто от того, что вам нахамили, а вы ответить не смогли. Лишь слабенькой ручкой в сторону двери обидчику махали. Мы-то с вами знаем, как это унизительно — ручкой на дверь махать, когда мужества для достойного отпора не хватает! Никаких оправданий за всю ночь не сыщете, правда? Найти основания для заведомо незаконной посадки следователя на нары вы смогли, а встать и вытолкать хама за дверь вам слабо.
— Я звоню мэру!
— Да не будете вы никуда звонить. Смелости не хватит. Мэр вас в гробу видал.
— Послушайте, мы в суде!..
— Вот именно. Поэтому я и отправил девчонку за дверь! Чтобы она не знала, что ее босс иногда забывает, что он в суде! Вы арестовали и отправили в тюрьму мужика, который ломал в две тысячи пятом банду Смирнова, вырезавшую полвагона поезда Владивосток — Москва! Вместе с такими же погаными ментами вы надели наручники на человека, награжденного орденом Мужества! Не на войне, а тут, в гребаном Екатеринбурге. Марин-Марин!.. Два года назад Пермякову давали двадцать тысяч долларов лишь за то, чтобы он с воли передал подследственному малявку в три слова. В ней было написано: «Потерпи до понедельника». Марин, что стоило Пермякову потерпеть всего одну секунду? Все равно никто бы не узнал. Не стал ведь, гад, взяточник, не передал записку, сука!
— Два года назад… — Владимир Викторович действительно понимал, что уснуть ему не удастся, по крайней мере сегодня, потому что он не сможет справиться с гостем.
«Вызвать приставов? — подумал Марин. — Тогда поднимется шум. Неизвестно, на что способен этот Полторацкий. Полетят слухи по суду. Лукин будет зол. Привлеку внимание к своей персоне, делу Пермякова, а значит, и к людям, которые просили… Нет, приставов звать нельзя!»
