Семен Дудиков был старшим экипажа патрульно-постовой службы. Бывший старший сержант разведки ВДВ, здесь он чувствовал себя на своем месте и был грозой местной пьяни и блатоты.
Дружеские отношения между ними зародились сами собой, скорее основанные на близости интересов, все служили срочную, занимались спортом, любили попеть песни под гитару и не гнушались рюмку опрокинуть в теплой компании.
Пылающая на территории бывшей Югославии война была частой темой для обсуждения, особенно после хороших возлияний. В конце концов именно этот огонь поджег бикфордов шнур, заставивший решиться четверых крепких парней отправиться добровольцами на Балканы.
Военная романтика была лишь ширмой, прикрывающей философию этого поступка. Цитата из знаменитой песни «я хату покинул, пошел воевать…» уже давно утратила свою магическую силу, теперь на войну каждый ехал, чтобы решить свою проблему.
Четверо друзей, отслужившие два года срочной, где судьба им не дала понюхать пороха в «горячих точках», уволились из рядов милиции, которая в зарождающемся капиталистическом обществе если не прогибалась перед упырями в спортивных костюмах, называвших себя «братва», то по крайней мере старалась с ними не связываться.
Война в Боснии должна была стать тем горнилом, которое закалит их как бойцов, так считали три лейтенанта и старшина.
На самом деле война здесь оказалась совсем не такой, как этого ожидали волонтеры, а напоминала сражения гражданской, где непонятно, кто наступает, кто обороняется.
За девять месяцев войны они побывали в десятке отрядов русских добровольцев, воевавших в Боснии, которых здесь называли командами. Пришлось пообщаться и с простыми искателями приключений, казаками, монархистами, националистами и даже анархистами. У каждого была своя идея, бросившая его в пекло войны. Но все эти Аники-воины на передовой долго не задерживались, максимум два-три месяца.
Ментовские коммандос продержались дольше всех, меняя участки фронта, подразделения, они тем не менее как кусок металла держались единым целым и в бою и на отдыхе, и за это судьба их, наверно, берегла. Почти за год ни один из бывших милиционеров не был ни тяжело ранен, ни контужен. Хотя рейдов в тыл «турок» и боевых поисков было больше, чем пальцев на руках и ногах, вместе взятых.
– Ну, так о чем базарить будем? – сделав добрый глоток ракии, спросил Семен, вытащил из ножен широкий клинок трофейного кинжала, на котором какой-то умник вытравил на кириллице «Аллах Акбар», и ловко вскрыл консервированную тушенку.
– О наступлении «духов» слышал? – спросил Лацюк.
– По-моему, о штурме нашего участка разве только глухой не слышал, да и то догадался бы по губам, – хмыкнул Дудиков с набитым консервированным мясом ртом. – Говорят, целую дивизию арабских евнухов против нас выставили.
Широкое лезвие кинжала зацепило кусок мяса, который тут же отправился в раскрытый рот. Бывший десантник ничуть не бравировал своим безразличием, он был таким на самом деле. Воевал с истинным азартом, как если бы во дворе играл в футбол или баскетбол. Совсем недавно во время атаки на позиции мусульман Семен в одиночку захватил бункер, застрелил троих «турок», остальные разбежались, в панике побросав возле огневой точки миномет и несколько ящиков с минами.
Пока шел бой, Дудиков перетащил миномет и ящики на свою сторону, потом «менты» еще долго портили супостату кровь.
– Как у тебя с «бабулями», Сэмэн? – задал Лоцман неожиданный вопрос.
– Как в моем кино любимом говорили, – хмыкнул боец. – «Мелких нет, а крупных никогда не было».
– А как насчет чтобы было?
– Я не понял, о чем вы здесь все базарите?! – неожиданно взревел Кела Норкин.
– Действительно, о чем? – поддакнул Семен.
– Мы здесь торчим уже десятый месяц. Сейчас готовится крупное наступление, и никто не даст нам гарантий, что и в этот раз нас обойдет беда. Кого зацепит костлявая или, того хуже, покалечит ее коса, – ровным тоном, как будто речь шла о производственном плане, заговорил Валерий Лацюк. Сделав паузу, он обвел взглядом сидящих вокруг костра и спросил: – Ну, с этим, надеюсь, спорить никто не будет?
– Что-то я тебя не понял, Лоцман! – угрюмо глянул на товарища Кела. – То ты нам заливаешь, что эти чертовы «духи» зарабатывают за каждый месяц по «тонне» зелени, то начинаешь стращать предстоящим боем, к чему, кореш, клонишь?
– А ты, Коля, молодец, дуриком прикидываешься, а фишку сразу ухватил, – засмеялся Валерий.
– Короче, Склифосовский.
– Не понял, какие возникли проблемы в мое отсутствие? – вытирая жирные губы, спросил Дудиков, в его глазах появилась настороженность.
– Мне тоже хотелось вникнуть в смысл этой шарады, – последним вклинился в разговор Олег Серафимов.
– Отлично, значит, энергетика моего замысла дошла до всех, – теперь Лоцман позволил изобразить улыбку превосходства на своем лице. Но, не дождавшись оваций, продолжил: – Как вы, мужики, смотрите на то, чтобы вернуться домой с сотней тысяч баксов?
– Как?
– За что? – посыпались вопросы.
– Откуда такая щедрость? – почти одновременно произнесли трое друзей.
– За время службы в уголовке меня научили главному правилу оперативной работы, – начал издалека Лоцман. – Главное для сыщика – уметь слушать.
– И что же ты услышал? – не удержался от ироничной реплики Норкин. – Что такого, что мы все пропустили?
– Каждого десятого наши оппоненты с той стороны получают зарплату. По моим прикидкам, не меньше пол-«лимона», причем «зелени».
– О, как, – Олег Серафимов удивленно задрал левую бровь и нервным движением вытер о штаны внезапно взмокшие ладони. – Что, Лоцман, вспомнил босоногое детство в видеосалонах, на американский «экшн» потянуло?
– Никаких фантазий, – покачал головой Валерий. – Сплошной голый расчет.
– Такую кучу бабок вряд ли будут охранять старики из ВОХРа с берданками, – засомневался Кела. – Наверняка будет броневик и несколько рексов с автоматами. Без серьезного огневого контакта не обойтись.
– Ты когда-нибудь слышал фразу «Война все спишет»? Так вот, это про нас, – продолжал гнуть свою линию Лацюк. – Убить здесь нас могут в любой момент, а так есть хоть какой-то шанс срубить денег, причем серьезный куш.
– Ты сказал, что будет полмиллиона, а нас четверо, по сто тысяч на брата никак не выходит, – сделав нехитрые вычисления, заговорил Семен Дудиков, которого за схожесть фамилий с американским актером прозвали Янки. Он был обстоятельным, рачительным, в общем, как всякий деревенский хлопец, и в милицию пошел, поразмыслив и взвесив все «за» и «против». Опять же – власть, не нужно особо напрягаться, и, главное, на пенсию выйдешь не старой развалиной, вымотанной донельзя на производстве, а вполне еще крепким мужиком. На Балканы ехать воевать он согласился не из-за каких-то там убеждений или фантазий военной романтики, просто прикинул, что на войне сможет хорошо заработать. В армии замполит на занятиях часто упоминал, что на Западе наемники загребают большие деньги. Эта информация упала, как зерно на благодатную удобренную почву. Большие деньги были идеей фикс бывшего сержанта-спецназовца.
– Ты, дружок, выпускаешь из виду Славко, – покачал головой Валерий. – Без проводника нам на той стороне не обойтись, поэтому предлагаю Гаврошу предложить равную долю.
– Это даже не обсуждается, – строго произнес Кела. – Всем, кто в деле, – поровну.
– Остался последний вопрос, – Олег Серафимов вопросительно посмотрел на Лоцмана. – Как мы уйдем с позиции? Дезертируем? Так это чревато большими неприятностями, вплоть… – Семафор красноречиво провел ребром ладони по горлу.
– На этот счет есть кой-какие идеи, – загадочно сверкнув глазами, произнес Лацюк…
Командовал отрядом сербских четников воевода Лука, в прошлом полковник ВВС Югославской народной армии. Это был пятидесятилетний невысокий плотный мужчина с едва наметившимся брюшком, носивший поверх камуфляжа короткую кожаную куртку с нарукавной эмблемой истребительной авиации. У воеводы были маленькие, вечно слезящиеся глаза и крупный красный нос с фиолетовыми прожилками. Лука практически не употреблял обычную питьевую воду, заменяя ее местным сухим вином, красным и терпким. Злые языки судачили, что именно этим и объясняется феноменальная храбрость командира отряда, который неизменно находился в самой гуще сражений и никогда не кланялся пулям. Впрочем, пока серьезных и кровопролитных боев отряду вести не доводилось…
Проснувшись ранним утром, Валерий умылся холодной водой, тщательно почистил зубы, он собирался в штаб отряда.
Николай Норкин, «сидящий» в карауле, внимательно наблюдал за тем, как собирается Лацюк, потом, пряча в ладонь тлеющую сигарету, почти с отцовской заботой проговорил:
– Ты, это, Валерик, особого базара с Лукой Мудищевым не разводи, он еще тот жук, если что пронюхает – хрен нам тогда, а не «капуста».
