А после девяносто первого года, когда в стране произошла очередная революция, о нем вдруг забыли: всесильное ведомство на Лубянской площади начало разваливаться на глазах. И Максим впервые за десять лет вздохнул свободно: теперь он мог действовать без всякой опаски. С началом эпохи приватизации у Максима в голове зароились интересные мысли о радикальном поправлении своих финансовых дел. Он одним из первых в Москве занялся торговлей подержанными иномарками — коммерцией, которую он за пару лет превратил в высокодоходный бизнес во всероссийском масштабе, поставив на ключевые должности соратников и соплеменников Шоты Черноморского. В один прекрасный день — это случилось уже в середине девяностых — Шота огорошил Максима предложением стать его финансовым директором: мол, здоровье у старого грузинского вора начало пошаливать да и бизнес его разросся до гигантских объемов, и кроме как Кайзеру доверить контроль над своим бизнесом он никому не мог — не этому же выскочке Варягу, в самом деле…
С Варягом у Шоты были всегда сложнее отношения, в последние годы выродившиеся в откровенную вражду. Максим это прекрасно знал, но еще какое-то время колебался, не зная, чью сторону в обострившемся конфликте между двумя воровскими авторитетами принять. С одной стороны, Шота был ему как отец родной, взявший его под свою опеку и открывший перед ним многие двери. Но с другой стороны, Варяг занимал высокое место в иерархии воровского мира, пользовался уважением и у зарубежных партнеров, обладал обширнейшими связями в российском политическом истеблишменте — словом, имел громадный потенциал влияния. Но… Так уж легла фишка, что отношения у Кайзера с Варягом не сложились: во всяком конфликте, время от времени вспыхивавшем между смотрящим и его недоброжелателями, Максим Кайзер волей-неволей оказывался в компании врагов Варяга. Так что даже если б Кайзер сильно захотел стать вдруг союзником Владислава Игнатова, ничего бы из этой затеи не вышло. Варяг не мог забыть активного участия Кайзера в двухлетней давности заговоре, который закончился вероломным похищением смотрящего прямо с большого вороненого схода…
Но не это сейчас беспокоило Максима Шубина. Куда более пугающим для него оказался недельной давности звонок незнакомца, назвавшегося Александром Ивановичем, который сообщил ему нечто, от чего Максима прошиб холодный пот. Собеседник напомнил ему о давнем и почти забытом эпизоде его биографии — встрече с двумя гэбэшными операми и комнате свиданий «Матросской тишины»… И предложил обсудить этот вопрос при личной встрече.
Кайзер вдруг понял, чем ему грозит разоблачение старых связей с КГБ. На карту была поставлена его будущая судьба, ведь после гибели Шоты Черноморского именно он, Максим Кайзер, оказался во главе мощной группировки противников Варяга. Сам же Варяг обвиняется теперь в покушении на большого кремлевского начальника, своего покровителя, и его уже можно списать со счетов. В этой ситуации именно у Максима появились реальные шансы стать смотрящим по России и тем самым обрести контроль над общаком… И вот вдруг этот сигнал из прошлого…
Узнай сейчас воровские авторитеты, что Кайзер долгие годы служил тайным осведомителем гэбухи и докладывал на Лубянку обо всех серьезных решениях схода — ему не то что не бывать смотрящим, но и с жизнью придется расстаться в каком-нибудь брянском лесу. Как поступают российские воры с предателями, уж кто-кто, а Кайзер знал не понаслышке…
Беспокойство его было не надуманным. Он понимал, что в его темной биографии есть одно пятнышко, одна тайночка, о которой ему неделю назад напомнили по телефону… Если о ней прознал этот самый загадочный Александр Иванович, то о ней могут узнать и другие, куда более опасные для Кайзера люди. И он даже догадывался, откуда может быть утечка…
Шота незадолго до гибели шепнул Максиму, что бывший российский смотрящий Медведь всю жизнь вел досье на крупных воровских авторитетов. И было в этих досье собрано много чего такого, о чем иным законным ворам хотелось навсегда позабыть. Когда же смотрящим по России избрали
Варяга, Медведь вроде бы собирался передать ему весь этот архив, да, видно, не успел — умер… Во всяком случае, прошло уже девять лет, как похоронили Медведя, но Варяг так и не воспользовался этим архивом — то ли не нашел, то ли придерживал… В любом случае, сделал вывод Максим, если такой архив и в самом деле существует, то какие-то компрометирующие документы о его, Кайзера, связях с КГБ там вполне могут оказаться… А раз так, то стоило бы пошмонать в давно пустующем доме Медведя… Именно с этой целью Максим и послал вчера вечером в Кусковский парк бригаду Сухаря, бывшего спецназовца внутренних войск, который в последние годы выполнял для него деликатные поручения.
Но Сухарь дело бездарно провалил: то есть он нашел сейф, нашел и чемодан с бумагами, но до Кратова не довез. В последний момент на Сухаря и его пацанов налетел невесть откуда взявшийся ухарь со стволом и в ходе перестрелки отбил ценный груз… Так что Сухарь автоматически превратился в опасного свидетеля: организовать бандитский налет на особняк Медведя — святотатство, все равно что ломануть Мавзолей на Красной площади. Такой подлости Кайзеру законные не простят — это преступление будет почище стучалова в КГБ… Послышался короткий пронзительный сигнал клаксона. Максим от неожиданности даже вздрогнул. Он подошел к окну и отдернул занавеску. А, приехали! Ну наконец-то…
Просигналив отрывисто и злобно, черный джип «шевроле-блейзер» медленно подкатил к высоким стальным воротам обширного дачного участка и встал, озаряемый двумя перекрестными лучами мощных прожекторов. Одноглазая камера слежения хищно впилась в его лобовое стекло, точно могла проникнуть за тонкий слой зеркальной тонировки и распознать сидящих в салоне. Джип был густо покрыт дорожной пылью, а хромированная решетка на радиаторе сильно вдавлена внутрь. Видно, водила от души протестировал ходовые качества могучего американского внедорожника на раздолбанных трассах Подмосковья.
— Вы че, мужики, в ограду Химкинского моста, что ль, впендюрились на полном скаку? — со смехом поинтересовался, распахивая тяжелые ворота, привратник Гришка Михеев — рослый здоровяк в камуфляжной куртке.
У Максима Петровича на даче все было заведено как в секретной воинской части: камеры слежения по всему периметру трехгектарного участка и незаметная для стороннего глаза вооруженная охрана во главе с рослым привратником-дневальным. Гришка сутки через трое сидел в небольшой дощатой будочке за воротами и лениво таращился то на экран портативного телевизора, то на монитор камеры внешнего наблюдения. Появление мужиков в джипане стало для него долгожданной развлекухой, нарушившей тоскливое течение одиноких часов суточной вахты.
Из джипа вышли двое хмурых парней.
— Отставить разговорчики! — отрезал как бы тоже в шутку, хотя и без тени улыбки тот, который сидел за рулем, — чернявый здоровяк Кок.
— Не, Кок, ты все же скажи мне: ну кто так ездит? Ты ж, блин, не в танке, это ж дорогая иномарка! С ней надо как с девкой молодой — ласково, нежно… — балагурил охранник.
— Пошел ты! — буркнул Кок. Ему сейчас было не до Гришкиного зубоскальства. В ушах все еще стоял жуткий скрежет, звон стекла и визг тормозов изуродованной «шкоды-фелиции». А перед глазами — страшный, окровавленный труп Петьки Краба. — Максим Петрович наверху?
Видя, что Кок настроен далеко не на шутливый лад, Гришка осекся. Он знал, что если этому громиле попасть под горячую руку, то останешься в лучшем случае с подбитым глазом, а в худшем — с перебитой рукой. Этот бывший вэдэвэшник был скор на расправу.
Кок мотнул головой идущему следом Лифану: мол, не отставай! Миновав молчуна охранника, отворившего им входную дверь дачи, они поднялись по полукруглой лестнице на второй этаж и оказались в просторной комнате, обшитой дубовыми панелями. Посреди комнаты стоял Максим Петрович и молча смотрел на вошедших.
— Ну, живы-здоровы? — хмуро бросил он, причем интонация, с которой Кайзер произнес эти слова, свидетельствовала о том, что ему глубоко наплевать на здоровье обоих. — Как все прошло?
— Первое успешно, Максим Петрович. Второе не очень. С Крабом разобрались точно на намеченном маршруте, — спокойно доложил Лифан. — В лесном массиве неподалеку от Лобни.
— Похоже на автокатастрофу?
— Трудно сказать, — пожал плечами Лифан, поглядывая исподлобья на Кока. — У него же весь зад разбит. В вышку высоковольтной линии его вмочалили. Тачка — в лепешку, водила — в гармошку… Вон, Кок его осматривал…
Но Кайзера волновало даже не устранение Краба, а другое, для него куда более важное, дело, порученное бригаде.
— Ладно, джигиты, что с Сухаревым?
