– Тебя? – взвился он.
– Нет. Другого человека. Не хочу говорить, кого.
Женщина красноречиво переглянулась с Юрой и попросила проводить ее до станции. Уже темнело.
– А хочешь, – она вдруг оглянулась на Дину, – я тебя домой отвезу? Я знакомая Алика. Все равно в город еду.
У Дины внутри все замерло от счастья. Вдруг раз, как в сказке, и оказаться дома, с мамой, куклой Анжеликой Варум, тигром Сашей, Олей Яницкой, бабушкой, соседом Илюшей.
– А Света? – растерянно спросила она.
– Можем и Свету взять, – согласилась женщина. – Если хочешь...
Юра переводил взгляды с женщины на Дину. Дина думала. Нет, что-то не так. Вот если бы она не была знакомой Юры, это другое дело. Может быть... Может быть, он и ее обманывает. Дина захочет поехать с нею, а он... Нет, без Светы никак. Хочется, но нельзя.
Она отрицательно покачала головой. Теперь-то уж, раз папина знакомая здесь, он точно узнает, где они. Юля нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и что-то крутила своими шустрыми ручками. Дина уже знала – это значит, Юля о чем-то задумалась.
Как только сели в машину, Юля рванула с места. А как только рванула, высказалась:
– Ну и рожи! Разбойничий притон какой- то. И еще предлагает свои услуги! А ты еще стояла, думала! Неужели б я тебя с такой профурой отпустила? Дурой надо быть, чтобы с ней куда-то ехать. На роже все написано, – негодовала Юля. – Педофилов обслуживает, наверно. А мужик у нее! Ну и харя! Ты что, с ними жила?
– Да, – гордо ответила Дина. – Это и есть черный человек.
– Который заставлял девочку воровать? Е-мое! – восклицала Юля и гнала по ухабам все быстрее. – Прямо под боком такое творится! Не может все быть правдой. Просто не может!
Юля, побывав у Ангелины и поглядев на обитателей дома, никак не могла успокоиться. Живут же такие уроды! С такими рожами – и на свободе! А женщина, разве такие вообще бывают? Некуда пробы ставить. Бомжи и то пристойней выглядят. А это какое-то отребье человеческое.
Остаток пути Юля потратила на то, чтобы отделить зерна от плевел: выяснить, что в Дининой страшилке было придумано, а что правда. Но Дина отвечала неохотно. Что все правда, ничего не придумано, а наоборот, многое даже пропущено. А когда Юля принялась выяснять, кто их родители и почему они живут в Брусянах, когда все дети давно пошли в школу, Дина притихла. Пусть у Светы спрашивает. Та лучше расскажет. Дина, конечно, знает, но ведь неприятно, когда тебе не верят, объяснила она свою скрытность.
Кроме того, она не со всем была согласна. Например, насчет женщины в малиновом платье. Очень даже миленькая и папу знает.
– А кто такая профура? – задала она вопрос.
– Проблядь! – ругнулась Юля.
– Юля, – Дина сделала укоризненное лицо, – как ты выражаешься при детях?
– Извини, напугалась. Прямо разбойничье гнездо. И старухи эти, ведьмы. Только коза милая. Коза просто отличная. Филиппу бы понравилась.
Дине заявление было не по вкусу. Что это они все о Филиппе и о Филиппе? Ну, конечно, он знаменитость и на лошади сидит ловко. Дина ревновала к нему Свету. Светка совсем с ума сошла, ни на кого внимания не обращает. Может, правда, влюбилась? Что она все бродит и молчит. Молчит и молчит. И домой уже, кажется, расхотела. Господи, что за беда с такой сестрой... Любила бы Семена, и все бы уладилось. А еще взрослая, называется. Таким еще детей доверяют!
6
Света, оставшись одна, осуществила свою мечту. Вышла на улицу и гуляла в полном одиночестве. Думала, как же все-таки случилось, что из головы у нее не выходит стрелок. Она прошла до конца пыльной деревенской улицы, где в окнах одна за одной зажигались лампы. То настольные, то под абажурами, то в стеклянных колпаках с цветочками, то яркие, то тусклые. Везде начиналась вечерняя жизнь, с ужинами, разговорами, отдыхом. Света остановилась под окном матадора.
Он ее не видел, сидел за столом под зеленой лампой, грыз ногти и что-то записывал в тетрадь. Лицо его, и так невеселое, к вечеру стало еще грустней, точно на него набегали вечерние тени, оседали заботы или печальные мысли. Было бы средство от дурного настроения, размечталась Света, которое можно было принять, как лекарство, и снова стать улыбчивым и ясным, как утром.
Хорошо бы было еще средство от скуки. Не от той, которой скучаешь, когда тебе нечего делать, а когда скучаешь по человеку и без него жизнь кажется тусклой, запыленной и лишенной цвета. Серой. Вот за столом сидит обычный человек, а в нем скрывается непостижимый и недоступный мир. И как туда проникнуть, как понять, о чем он думает, как стать в нем своей? Чтобы не томиться на улице под окнами, а говорить, слушать, понимать. Сил у нее было много, и все хотелось отдать ему.
Но не этому, что печально сидел над тетрадью, совсем другому, который или еще в пути, или уже доехал до Москвы и тоже, может быть, сидит с кем-нибудь за столом. Света была уверена, что стрелок со станции Куровская распорядился бы ее даром, как надо. Если бы она ему хоть чем-то могла пригодиться! Пива бы попросил еще раз купить, что ли.
– Ну, попроси же, попроси, – заговаривала она пространство. – Я все сделаю.
Человек в окне поднял голову и взглянул на улицу. От неожиданности Света метнулась в сторону, но взгляд ее достал. Филипп запахнул куртку, вышел на двор, потянулся и окликнул Свету:
– Пойдем прогуляемся!
– Пойдемте.
Света передернула плечами. Одиночество ее было нарушено, но она ничего не имела против. Можно с ума сойти, если все время думать об одном. Они направились прямо по улице, начинало смеркаться, но солнце еще не зашло. Двигались прямо на пламеневший закат. В фиолетовой вате тонуло и гасло алое светило. Говорить не хотелось, казалось, что слова все испортят. Облака ежеминутно меняли форму и цвет, их несло ветром, и казалось, на небе происходила неслышная, зато видимая борьба, вечная схватка тьмы со светом.
Они встали на холме и не могли оторвать глаз от этого необыкновенного и яркого кино. Наконец тьма победила, солнце зашло, и только отсветы мелькали, отражаясь то в одном, то в другом быстро бегущем облаке.
– У тебя парень есть? – помолчав, спросил он.
– Нет, а что?
– Да так просто. Ты же симпатичная девчонка, странно, что нет. Нос задираешь, наверное?
– Что-то меня часто об этом спрашивают...
Света вспомнила о Семене. Он тоже этим вопросом интересовался. Но Семен-то понятно. Она все еще не могла прийти в себя от зрелища заката. Как будто ей показали самое главное, что нужно знать об этой жизни. И о Семене думать не хотелось. Вообще ни о чем. Все казалось слишком маленьким и глупым, чтоб об этом думать. Все человеческие желания.
– А что вы пишете? – спросила она. – Я видела в окно – вы писали.
– Разное. Вспоминал про Париж. Про праздность и безделье. Мы сидели с девушкой в маленьком кафе, заказали мясо, нам принесли блины с начинкой. Пока мы разбирались, официантка блины унесла и отдала паре за другим столиком, извинившись, что перепутала. Кафе было не больше комнаты в этом доме, и клиентов всего четверо. А она умудрилась перепутать. Это расслабленность, праздность. Когда много работы, вокруг лес, деревня, испитые лица, тогда приятно вспомнить Париж. Но жить бы я там не стал... Жить бы я стал все-таки в Москве.
– Разве плохо быть спортсменом?
– Хорошо, конечно. Но я люблю посидеть над тетрадями, книжками. Один. А спорт поглощает, съедает без остатка, не можешь быть собой и хочешь славы.
Он улыбнулся, а Света задумалась. Хочет сказать, что работа ему не слишком по душе? Почему ж тогда все отлично выходит? Нет, дело в другом. Все его любят, хотят быть ближе, а он, наверное, устал. В душе-то он все равно человек, а не выставочная модель. Ногти грызет, закатами любуется...
Тут крылась какая-то загадка. Какая, Света понять не могла. Ей очень не хотелось походить на тех, кто смотрит ему в рот. Наверняка таких много. Например, что он подумал, когда увидел ее за окном? Что она чокнутая поклонница? Поклонница-то она может быть и поклонница, но только не его. Хотя он, похоже, славный. Никого из себя не воображает. Юля говорила, что у него травма позвоночника, а он все равно ездит, преодолевая боль.
