По-видимому, у него негласно взяли анализ на ДНК и сумели сообщить Роджеру Джонсу. Гринев вернулся к письму:
"Не знаю, как он повлиял на господ... впрочем, не буду поминать их имена всуе, но поверьте, люди это значимые и — куда более могущественные, чем главы любого из существующих государств. Тем не менее — факт остается фактом. И нам приятно, что сэр Роджер Джонс оказался человеком воистину порядочным, человеком долга и чести.
Если вы сможете связаться с ним, передайте сэру Джонсу мое всегдашнее почтение и всемерную готовность к содействию в любых вопросах, какие только смогут его заинтересовать, разумеется, если это будет служить на пользу и к процветанию нашего Отечества.
Вы же можете чувствовать себя спокойно и уверенно. А мы уверены, что те капиталы, какие вы приобрели, как и те, что теперь захотят доверите в ваше управление очень и очень многие люди, вы употребите с пользой для нашего Отечества. И еще одно... Будущее рождается в прошлом, но наступить может только через настоящее. Через настоящую веру, самоотверженность, отвагу, стойкость и постоянство — в любви, чести и выполнении долга перед теми, кто до нас честно его выполнял. Мы верим, Олег Федорович, что вас ждет отважное и высокое будущее".
Олег сидел опустошенный и отрешенный. Положил письмо в ящик стола, выудил из кармана пиджака глянцевый прямоугольник визитки с личным номером Роджера Эванса Джонса. Положил перед собой на черную поверхность стола. Рядом темным огнем мерцал рубин в золоте.
Гринев взял трубку, набрал номер. О чем он будет говорить с Роджером Джонсом, он себе не представлял.
Длинные гудки тянулись словно провода, протянутые сквозь время. Гриневу никто не ответил. Он перезвонил снова. И снова — тишина.
Олег выдвинул ящик стола, желая перечесть письмо... Вместо исписанных старинным каллиграфическим почерком листов в ящике оказались их обугленные останки. Прочесть на них ничего уже было нельзя.
Появилась Аня, взглянула на Гринева встревоженно:
— Что с тобой, Олег?
— Ничего.
— Я не могу до тебя дозвониться. И по интеркому ты не отвечаешь. Ты нездоров?
— Здоров. И даже весел. — Олег развел губы в улыбке.
— Так не веселятся. У тебя глаза несчастливые.
— Просто устал. Пройдет.
— Все равно... У тебя вид такой, что... Даже не знаю, как сказать.
— Тебе работать не надоело? — спросил вдруг Олег.
— Еще как! Сегодня сумасшедший день. Ты всем нужен, а ты — отсутствуешь.
Да, приходил юрист, принес бумаги на квартиру. Деньги забрал. Но ключей не оставил.
— Ключи есть. Собирайся. На сегодня рабочий день закончен.
Аня кивнула, бросила взгляд на фото, спросила удивленно:
— Это что, пробы для «Мосфильма»?
— Скорее — для Голливуда.
— Правда?
— Да. Великий Гэтсби. Похож?
— Очень. Но... это ведь не ты.
— Нет. Выяснилось, у меня в Америке есть родственник.
— Близкий?
— Да.
— Богатый?
Олег рассмеялся искренне:
— Это слово к нему неприменимо. Тебе долго собираться?
— Нет, но... что-то надо решать с делами. Телефоны не смолкают, факс, электронная почта. Ты завален предложениями.
— Рассмотрим. Но не сегодня. Поедем в гости.
— К кому?
— К Корсакову.
— Он нас примет?
— Может быть.
— Дашь пять минут на сборы?
— Даже десять.
Олег набрал номер:
— Иваныч?
— Да, Олег Федорович. Рад слышать.
— Как здоровье?
— Хорошее. Лежу. Кости срастаются.
— Чтобы срастались быстрее... фирма «Икар консалтинг» решила поощрить тебя новой машиной.
— Вот это — правильно. Только, Федорович...
— Ты не понял. Не для работы. Тебе лично. «Вольво» устроит?
— Погоди, Олег Федорович...
— Нет, это ты погоди. И квартирой для дочери. Двухкомнатной. Улучшенной планировки. Она ведь у тебя невеста, так?
— Олег Федорович...
— Считай, это премия. В размере оклада за десять лет беспорочной службы.
Чтобы выздоравливал быстрее.
— Еще неизвестно, смогу ли я водить машину...
— А вот это не важно. И — не суетись с выбором жилья. Подбери как следует.
Завтра кредитка «Икара» будет у тебя.
— Олег Федорович...
— Выздоравливай, Иваныч. Разгребусь с делами, заеду.
Не успел Олег положить трубку, как прозвонил мобильный.
— И как поживает воротила российского фондового рынка?
— Чернов?!
— Он самый. Сижу на унылых Гавайях. До здешних пасмурных мест дошли слухи о ваших художествах. Поздравляю, партнер.
— Старший партнер, Борис. Старший.
— Ну вот, уже и старший... Эдак и в муляжи выбьешься.
— Я не тороплюсь.
— Я собираюсь быть в Москве...
— Заходи. Есть идеи — обсудим.
Появилась Аня:
— Ну что? Едем?
— Сначала решим на чем. Девушка пожала плечами:
— Водитель «ауди» принес документы на машину. Они оформлены на тебя. И — ушел. Совсем. Джипы — тоже уехали. Это что-то значит?
— То, что все — свободны. И я от конвоя, и конвой — от меня. Судя по всему... все — правда. Я стал неприкасаемым. В хорошем смысле этого слова.
У странного дома в центре Москвы Гринев и Аня оказались через сорок минут.
Подошли, дверь подъезда оказалась незапертой. Поднялись на нужный этаж, остановились перед дверью со старинной табличкой. Олег позвонил. Еще. Еще.
Дверь соседней квартиры приоткрылась, за нею появилась подслеповатая бабуля; на вид ей было за девяносто.
— Вам кого? — спросила она дребезжащим голосом.
— Сергея Кирилловича Корсакова.
— Э-э-э... Не живут здесь. Давно не живут. Когда-то, до революции, господа жили, а теперь... нету никого.
И — дверь закрылась.
Они спустились, сели в автомобиль. Олег бросил на дом прощальный взгляд.
Дом смотрел на него тонированным безразличием окон. Гринев приветливо помахал рукой. Напел тихо, вполголоса:
— Призрачно все в этом мире бушующем... Некоторое время задумчиво смотрел прямо перед собой и — сорвал машину с места.
— А сейчас — далеко едем? — спросила Аня.
— Домой.
Дорога, обрамленная рядами кленов, укрытая золотом будущей осени, уходила вверх и упиралась в синюю твердь неба; оно неслось навстречу, и казалось, еще немного — мужчина и девушка взлетят и унесутся в эту бескрайнюю бесконечность.
