Но в конце концов, после многих бесконечно долгих бессонных ночей, наполненных криками, Окунь, проклиная себя, все же решил поверить белому парню. Этот Богарт действительно представлял из себя что-то. В его глазах горел огонь обещания смерти, и он воспринимал несправедливость в отношении других как личное оскорбление. Он вернется в Фивы верхом на бледном коне и, вооруженный могучей косой, которую ему доверит сам Господь, скосит все зло. Вот к какому выводу пришел Окунь. Только в это он и верил.
Поэтому Окунь решил дать белому парню Богарту еще одну неделю. Дать ему время до следующего новолуния. После чего он положит конец мучениям и смерти, приняв всю вину на себя. Но до тех пор старик собирался ожесточить сердце, поддакивая, лебезя, подобострастно улыбаясь, пресмыкаясь перед белыми демонами. Он не надеялся добиться этим избавления от преисподней, ибо Окунь не сомневался, что именно туда и попадет; однако его грела мысль, что кое-кто еще попадет в это самое место раньше его или, на худой конец, сразу же вслед за ним.
* * *
Все эти ночи, наполненные криками, начальник тюрьмы крепко спал. Долгий опыт приучил его не обращать никакого внимания на подобные мрачные факторы, сопутствующие власти. Власть должна делать то, что должна, а если у нее отсутствует воля заниматься этим, она за короткий срок перестает быть властью. Это один из основных законов истории, доказанный римлянами, испанцами и англичанами. Начальник тюрьмы давно смирился с тем, что требовал от него долг.
Он спал крепким, спокойным сном, ибо был уверен: что бы ни приходилось ему делать, в основе своей он хороший, порядочный человек.
Казалось, прошла целая вечность. Сэм стоял, не двигаясь, словно завороженный, отделенный от катастрофы лишь хрупкой ленточкой. Его пальцы, неуклюже скрюченные, тем не менее поддерживали натяжение ленточки; другой рукой он крепко прижимал крышку картонной коробки. У него почти не было свободы движения: малейшее неосторожное перемещение руки могло ослабить натяжение ленточки, а это, если Сэм рассудил правильно, должно было освободить боек взрывателя М-1 или ему подобного. И тогда подпружиненная стальная игла устремится вперед, прокалывая капсюль, и все то, что находится в коробке, взорвется. От дома ничего не останется. И, что гораздо существеннее, ничего не останется от Сэма.
Сэм порылся в памяти. Взрыватели М-1 во время войны были незаменимы. Именно на их основе изготавливались всевозможные мины-растяжки, с помощью которых защищались подходы к своим позициям при ведении оборонительных действий. Также они были широко распространены в артиллерии и минометных частях. Если возникала угроза захвата орудий и минометов противником, из снаряда вывинчивался стандартный взрыватель, вместо него вворачивался М-1, вынимались предохранительные чеки (две штуки) и к большому кольцу в хвостовой части устройства привязывался Длинный шнур, который протягивался в укрытие. Один рывок за шнур — и через мгновение следовал громкий взрыв. В результате немцам не доставались орудия, которые они с радостью развернули бы в другую сторону.
Усилием воли Сэм заставил себя сосредоточиться. Таким способом ему удалось прогнать из мыслей страх и ощущение неудобства. Впрочем, победить ощущение неудобства оказалось не так-то просто. Оно упрямо отказывалось подчиниться воле и настойчиво проявлялось в судорогах, разливавшихся по неуклюже скрюченным пальцам, в щекочущем поту, скопившемся на лбу, во внезапно потяжелевших очках, которые сползли с переносицы и сдавили ноздри, не давая свободно дышать, в острых иголочках, которые принялись колоть затекшие ноги в тех местах, где скопилась кровь, и в сухости во рту. Сэму казалось, что молекулы ткани, из которой была сшита его одежда, уплотнились и набрали вес и теперь давили ему на кожу, сжимая грудную клетку.
Наконец Сэм услышал вой сирен. Он почувствовал, что где-то поблизости началось суетливое оживление. Все это происходило на улице, и вскоре в окнах замелькали пульсирующие красные огоньки пожарных и полицейских машин. Кажется, перед домом собралась толпа зевак — а почему бы и нет? До Сэма доносился приглушенный гул человеческих особей, привлеченных запахом беды, жаждущих лицезреть чужую трагедию.
Однако в дом так никто и не вошел.
Сэм продолжал ждать. Секунды стали вязкими и тягучими, словно капли дождя на подоконнике, изо всех сил сопротивляющиеся земному притяжению, пока не рвется последняя тончайшая связь и они не устремляются вниз, навстречу забвению.
Черт побери, когда же сюда кто-нибудь придет?
Когда же сюда кто-нибудь придет?
Пот ленивыми струйками стекал по лицу Сэма. Это и в обычной ситуации было невыносимо, а сейчас просто сводило с ума. Сэм наморщил лоб, борясь с потом, но тщетно: струйки хлынули вниз, а у него задрожали колени и бешено заколотилось сердце.
Сэм явственно представил себе, как чека скользит, преодолевая последнюю миллионную долю дюйма, которая пока еще отделяет боек от капсюля, и через сотую долю секунды останется никакого Сэма, а будет только огромная воронка на том месте, где стоял его дом.
Наконец дверь приоткрылась.
— Мистер Сэм! — робко позвал с улицы чей-то голос.
Сэм узнал голос шерифа Гарри Дебафа.
— Гарри! Слава богу, что вы здесь.
— Мистер Сэм, что там у вас?
— Полагаю, мина от шестидесятимиллиметрового миномета с вкрученным вместо взрывателя детонатором. Если выдернуть чеку, мина взорвется. Я уже потянул за ленточку, но в самый последний момент остановился, почувствовав сопротивление пружины. Так что пока я держу чеку. Я не могу даже пошевелиться. Думаю, как только я отпущу ленточку, мина рванет.
— Что нам делать, мистер Сэм?
Он и сам не знал! Не имел ни малейшего понятия!
— Позвоните в Кэмп-Чаффи, на склад ликвидации боеприпасов. Там наверняка есть саперы с необходимым оборудованием. Это один из вариантов. — Почему он сам должен обо всем думать? Саперы уже давно должны быть в пути! — Так, дайте-ка подумать. В Литтл-Роке наверняка есть подразделение взрывотехников. Быть может, они смогут добраться сюда быстрее. Не думаю, что полиция штата из Фейетвилла успеет приехать вовремя. Гарри, черт побери, я в любую секунду могу выронить эту хреновину. У меня уже затекли руки.
— Сэм, держитесь. Я позвоню всем, кому можно.
Медленно поползла еще одна геологическая эпоха. Одноклеточные живые существа развились в рыб, растения и динозавров, затем в змей, жуков, собак, птиц и обезьян, и наконец на сцене появился человек. Пришли и ушли жившие в пещерах троглодиты, затем древние греки и римляне, наступило мрачное средневековье, эпоха Возрождения, Великая французская революция, страшное девятнадцатое столетие с кровопролитной Гражданской войной, и еще через пятьдесят один год и две мировые войны в гостиную снова заглянул Гарри.
— Сэм, ждать придется не меньше часа. Военным надо время, чтобы собраться. Я связался с полицией штата; саперов будут сопровождать машины с сиренами и мигалками, но, черт побери, не думаю, что это позволит им добраться сюда намного быстрее.
Сэм понял, что так долго он не продержится. Самое большее через двадцать минут мышцы его пальцев, находящиеся в постоянном напряжении, не выдержат, лента выскользнет, и все будет кончено.
— Сэм, вы уверены? Я хочу сказать, быть может, это просто бутылка бурбона.
— Нет! Черт побери, я почувствовал запах космолина. В армейских складах стрелковое оружие и боеприпасы хранят в специальной смазке, которая называется космолином. Ее запахом пропитывается все насквозь. Должно быть, мина при хранении была обернута в промасленную бумагу. Я ощутил этот запах, когда развязывал ленточку. Именно поэтому я и остановился.
— Сэм, держитесь! Не расстраивайтесь.
«Еще доля секунды — и я взлечу на воздух, но я не расстраиваюсь».
— Послушайте, Гарри, долго удерживать ленту я не смогу. Мне нужен доброволец, какой-нибудь хладнокровный молодой парень, который сможет разрезать картон и посмотреть, что внутри. Тогда, возможно, я придумаю, как разминировать эту штуковину.
— Сэм, я не смогу приказать кому бы то ни было...
— Я же сказал, доброволец, черт побери!
— Ну хорошо, Сэм, не кипятитесь. Я спрошу.
Гарри исчез, и Сэм снова остался в гостиной один. Медленно тащились секунды. Сэм огляделся по сторонам. Вот их свадебная фотография на полке, вот радиоприемник, вот фотография, сделанная в Хот-Спрингсе, и еще одна, сделанная в Майами: все семейство, дети, которым отныне придется расти без отца. Вот грамота от торговой палаты. Вот книги, присланные из клуба книголюбов, вот подшивки журналов «Лайф» и «Тайм», но противного телевизора нет, поскольку Сэм упорно отказывался осквернить свой дом этой мерзостью. Вот... Сэм видел перед собой всю свою треклятую жизнь, которая оказалась такой пустой и ни к чему не привела.
