– Я рада за тебя. Только… Почему глаза-то грустные?
– Та-а… – Люда небрежно махнула рукой. – Ты-то как?
Алина растерянно пожала плечами.
– Живу… – и, уловив внимательный взгляд надеющейся на подробности подруги, поспешно добавила: – Успешна, красива, свободна!
– Одна что ли? Странно… Возле тебя всегда все мужики крутились.
– Мне всех не надо. С тем, кто нужен, жизнь развела.
– Давно?
– Восемь лет как.
– И ты все восемь лет…
Подруга с сочувствием смотрела на нее.
– Работаю. Красиво старею.
– Ой-ой… Ты, девка, точно ненормальная! Сейчас тебя лечить будем. Эй, молодой человек! – Кратирова окликнула официанта. – Принесите нам водки по сто пятьдесят. Слушай меня, – она взяла Алину за руку. – Если ты не в курсе, вот новость тебе: времена Ромео и Джульетты давно кончились. Сейчас кто смел, тот и съел. Поняла? Не кивай. Лучше запиши. Ты всегда была шибко умная. Я помню, еще в школе от Булгакова и его «Мастера и Маргариты» на стенку лезла. «Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? За мной, читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!» – пафосно продекламировала Людмила. – Чушь! Бред! Наплюй и забудь. Он написал так потому, что все писатели пишут про то, чем обделены, но чего они страстно желают. Посмотри на меня. Я тебе говорю: нет на свете настоящей, верной, вечной любви. Есть молодость и глупость, по причине которых выскакивают замуж. Потом, если детей нарожать успели, есть мужество, выдержка, самопожертвование, обязательства. А еще, чтобы не сойти с ума, есть ложь, мои любовники, его любовницы и негласное правило: ты меня не трогаешь, а я – тебя.
Официант принес водку.
– Давай, за любовь! Не чокаясь… – сказала Кратирова и махом выпила сто пятьдесят.
Резкий стук в дверь заставил ее обернуться.
– Разрешите, Алексей Кимович?
Мужчина средних лет несмело заглянул в кабинет.
– Он на операции, – ответила Алина.
– Понял. А когда будет?
– Извините, я не знаю. Спросите у медсестер.
– Понял, – еще раз повторил мужчина и бесшумно прикрыл за собою дверь.
Алина вновь отвернулась к окну.
– …Я, знаешь, жить когда начинаю? Когда мой с детьми к своей маме едет.
– А я, знаешь, Людка, кажется, ни на минуточку не отпустила бы.
Подруга снисходительно усмехнулась.
– Отпустила бы! Еще бы и вслед плюнула…
В дверь осторожно постучали.
– Алексей Кимович, позвольте побеспокоить?
Тучная женщина бойко вошла в кабинет. В одной руке она держала коньяк, в другой конфеты.
– Он на операции, – сказала Алина. – Когда будет, не знаю.
– Тогда я тоже подожду.
И дама бесцеремонно уселась в кресло у журнального столика.
– Кимыч, что с Маврикием? Все утряс? О-па! – доктор, одетый в такую же, как у Тасманова, униформу, с фонендоскопом в нагрудном кармане, остановился посреди кабинета и взглядом голодного мачо уперся в Алину. – Это даже хорошо, черт возьми, что вас, шеф, сейчас нет! – заключил он. – Богиня, позвольте представиться, Астахов Сергей Юрьевич, – он склонился в старомодном поклоне. – Могу я узнать ваше имя?
– Тасманов на операции. Освободите кабинет, доктор, и эту даму с собой прихватите.
– Пойдемте, пойдемте со мною, гражданочка. Здесь нельзя находиться. У нас проверка из министерства. Видите, проверяющая какая строгая! А вы со спиртным, с конфетами. Это же взятка! Пойдемте, я сейчас все устрою. Вас позовут сразу, как освободится наш шеф.
С любезной улыбкой и уговорами, как профессиональный ловелас, Астахов под руку повел даму из кабинета. Наконец, дверь за ними закрылась, и Алина облегченно вздохнула.
– Простите великодушно, это снова я…
Астахов вошел в кабинет, словно имел на это полное право.
– Пока Алексей Кимович работает, позвольте, так сказать, скрасить ваше одиночество и пригласить вас в кафе. У нас на первом этаже прекрасное кафе для персонала. Уверен, вы голодны, а ждать вам еще долго. Идемте?
– Нет. Благодарю.
– Но это неразумно. Алексей мне не простит, если я…
– Послушайте! – почти выкрикнула Алина. – Я не хочу знать, на каком основании вы позволяете себе быть столь навязчивым, но если вы еще раз попадетесь мне на глаза, я буду вынуждена перейти к оскорблениям. Я ясно излагаю?! А сейчас, – она понизила голос, – пошел вон!
– Как угодно.
Более ни слова не говоря, Астахов удалился.
– …Ты вообще не любишь мужчин. Ты можешь ими командовать, помыкать, обходить по карьерной лестнице, но любить их ты не можешь! Отсюда твои проблемы, – вдруг вспомнила она давний разговор с братом.
– Ты потом извиняться будешь за сказанное! – в гневе сказала она.
– И не подумаю! – нагло ответствовал Тасманов…
Прячась от непрошенных воспоминаний, она закрыла лицо руками, судорожно вдохнула.
«Главное, ни о чем не думать. Не думать… Не думать… Не думать…» – сосредоточенно повторяла она и, конечно же, думала.
Тасманов освободился только к вечеру. Он вошел в свой кабинет, где было абсолютно темно, щелкнул выключателем. Вытянув ноги, Алина дремала в массивном кожаном кресле. Яркий свет заставил ее прикрыть рукою глаза. Тасманов с удовольствием развалился в кресле напротив, устало закрыл глаза.
– Линка, пристрели меня, чтоб не мучился… Я омерзительно устал.
– Я не буду варить тебе кофе. Не дождешься. Я хочу знать, что с Сашей. Только правду. Понял?
Тасманов потер лицо ладошками, подался вперед.
– Лада! – крикнул он в приоткрытую дверь, и Алина от неожиданности вздрогнула. – Лада, иди сюда!
Спустя пару секунд послышались торопливые шаги.
– Слушаю, Алексей Кимович.
– Спирту принеси.
– Чтобы выпить? – уточнила медсестра.
– Нет, смотреть на него будем!
– А мы его уже йодом разбавили.
– Зачем?
– Завтра Станислав Ростиславович дежурит. Чтобы не выпил. Нас девочки из утренней смены всегда просят.
– Ё… – Тасманов вскинул брови. – Почему я об этом ничего не знаю?
– Что спирт разбавляем?
– Что Стас пьет! Неси, давай, свой разбавленный спирт.
– Но его же нельзя…
– И две таблетки аскорбиновой кислоты.
– Зачем?
– Лада, химию учить надо! Спирт очищать будем. Да сходи, пожалуйста, к Астахову, попроси, пусть ко мне зайдет. Давай! И еще… Захвати в перевязочной конфеты. Я на шкафу забыл. А коньяк можешь взять себе.
– Может, я в кафе спущусь, вам покушать куплю?
– Еще работает?
– Десять минут до закрытия.
– Давай.
– Зачем тебе Астахов? Сводничаешь?
– Он очень хороший нефролог.
– Невролог?
– Для особо одаренных: нефролог – это врач, который лечит почки. Он недавно у нас. Я его переманил из института онкологии. Кстати, к нему очередь на операции на годы. К нему из заграницы едут. Я вас познакомлю.
– Мне он показался безмозглым мачо.
Тасманов хохотнул.
– Заходил?
– В кафе приглашал.
– В кафе – не в койку. До такого мужика могла бы снизойти.
– Прекрати!
– А тебе и твой распрекрасный Хабаров вначале показался безмозглым мачо.
– Наглым мачо. Безмозглым он никогда не был.
– То-то ты от него, овца, полжизни бегала. Добегалась…
Астахов заглянул в кабинет и дипломатично осведомился:
– Алексей Кимович, вызывали?
– Входи, Сергей. Знакомься. Моя сестрица – Тасманова Алина Кимовна.
– Мы уже, собственно, виделись…
– Садись. Выпьешь?
– Н-нет, – неуверенно ответил тот присаживаясь к столу.
– А я выпью. Устал, как сто чертей! И сестрице налью. Она что пьяная, что трезвая…
– Я не буду! – Алина отодвинула белый пластиковый стаканчик.
Тасманов выпил спирт, закусил куском ветчины.
– Сереж, ты прости ее. Она, обычное дело, на незнакомых мужиков с кулаками бросается. Ты легко отделался, ведь и пришибить могла. Рука у нее тяжелая. В детстве мне от нее попадало! Маленькая, а такая вреднючая была!
– Алеша, прекрати!
– Что прекрати? Прекрати! Прекрати… Сергей, мы с твоими профессорами-онкологами неделю назад мужика смотрели, спасателя. Помнишь?
– Помню, конечно.
– Я тебя подумать просил. Твое мнение осталось прежним?
– Куда ж ему деваться, мнению-то… – то ли спросил, то ли заключил Астахов и посмотрел на Алину. – Может быть, мы не будем сейчас это обсуждать? Алине Кимовне будет неинтересно.
– Серюнь, она за этого спасателя замуж собралась. Она его, видите ли, очень любит!
– Даже так… – Астахов вновь посмотрел на Алину, но теперь уже по-иному, с сочувствием и состраданием.
– Что скажешь?
– Ну, браки не моя специальность. Они, как известно, заключаются на небесах. А по заболеванию… Диагноз требует уточнения. Необходимо дополнительное обследование: артериография, дополнительное рентгеновское исследование грудной клетки, цистоскопия. Я бы повторил в условиях стационара компьютерную томографию, магнитно-резонансную томографию, УЗИ, внутривенную пиелограмму, анализы, разумеется. Только потом можно будет сказать что-то определенное. Вы извините меня, – он прижал руку к сердцу, – я должен идти.
