ПРОФСОЮЗ не зря уделил столько внимания отношениям мамедов и кировцев. Несмотря на то, что Протас имел тройную прибыль от продажи «дури», он постоянно сетовал на необходимость отстегивать крупную сумму за каждую партию поступающего «товара».
– Мне бы эти триста «лимонов» на другое пригодились! – Эта ритуальная фраза, в досадливом тоне высказываемая после еженедельного расчета в своем кругу, в профсоюзной папке была подчеркнута жирной линией… Протас был страшно жаден. Аналитики нашей конторы провели это качество через все досье красной нитью – только круглый идиот мог не догадаться, к чему они клонят…
Развлечься «телефонной войной» предложила Оксана.
– Гога очень впечатлительный, очень мнительный и легко раздражающийся тип, – сказала Оксана. – Я вам твердо обещаю: трое суток устойчивого режима «телефонная война» сделают из него полноценного неврастеника и в критический момент – коль скоро таковой будет удачно подан – заставят его действовать крайне неадекватно. Крайне остро. И абсолютно предсказуемо…
В рамках «телефонной войны», да и вообще для качественного контроля за фигурантами «Троянского коня», я попросил Славу организовать полную прослушку жилищ Гоги, Татарина, Протаса и Гусейна Аллахвердиева.
Как только Слава доложил об установке постоянного прослушивания фигурантов, мы приступили к осуществлению Оксаниного проекта…
…Гога проживал в четырехкомнатной квартире, расположенной в новой шестнадцатиэтажке, стоявшей на окраине Октябрьского парка культуры и отдыха, и в первую ночь «телефонной войны» спал не один. Точнее – совсем не спал, а совершал возвратно-поступательные движения и сосредоточенно сопел, предвкушая скорое завершение своего упоительного секс-труда. Поэтому настойчивый телефонный звонок его совсем не обрадовал. Но увы – особенность бригадирова положения состояла в том, что ему по телефону могли в любое время дня и ночи звякнуть по очень неотложному делу, а потому приходилось держать телефон включенным.
Остановившись на полфрикции, Гога мимоходом бросил взгляд на часы и отметил, что имеет место половина второго ночи. Значит, звонить могут только по делу. Досадливо крякнув, бригадир нажал на клавишу включения и прорычал в трубку:
– Слушаю, бля!
– Срочное сообщение! – тревожно завопил на другом конце противный прокуренный бас. – Ты, Гога, лучше на балкон не выходи. Для тебя так будет безопаснее!
– А ну-ка – брысь отседа! – прогнал Гога сотрудницу по сексу в соседнюю комнату и живо поинтересовался: – Кто? Кто это? И почему это я не должен выходить на балкон?
– Это Валек из Сыктывкара! – жизнерадостно сообщил прокуренный бас. – Помнишь?
– Сык тык… где? – не понял Гога.
– Че – совсем память отшибло? – удивился бас. – Корешей не помнишь?
– Запамятовал, блин… – смущенно признался Гога – в «братвалитете» очень нехорошим тоном считалось забывать хоть единожды общавшегося с тобой по делу кореша. – Валек, Валек… так-так-так… ммм…
– Ну ты даешь! – возмутился бас. – Вместе ж на третьей хате парились! Не вспомнил?
– Да не был я сроду в этом Сык тык… ммм, – заоправдывался Гога. – Какая хата?
– Да ладно – это не так важно, – умиротворяюще прогудел бас. – Просто я тебя по старой памяти хочу предупредить: кое-кто из нашей братвы вашей братве маляву погнал… ну, насчет того, что ты на зоне пидаром жил… Ага. А я вот…
– Чего?! – моментально вызверился Гога, стряхнув остатки томности. – Ты чего несешь, дебил?! Какая зона?! Какой Сык тык…тьфу! Ты че гонишь?!
– Да ты успокойся, братуха! – ласково пропел бас. – Понты-то не гони! Ты там перед своими можешь понтярить, а мы-то знаем… Знаем, что тебя в «Столыпине» всей камерой педерастили и за щеку вваливали… Ну, подумаешь, в натуре, было так было – чего уж теперь! Теперь-то ого-го! Фигура! Просто ты учти это и проведи там среди своих разъяснительную работу – а то нехорошо получится. Пацаны ваши будут кумекать меж себя – ага! Вот, мол, Гога, какой крутой мужик – а пидаром оказался…
– Ууууоооххх ты, ур-р-род!!! – яростно выдохнул Гога. – Оооохх ты ж…ты ж. Да я! Да я тебя!!! – Но тут вредный бас положил трубку.
Покипев от возмущения минут пять, бригадир перемотал автоответчик и прослушал разговор сначала. Затем по справочнику проверил номер, высветившийся на определителе, – звонили откуда-то с вокзала, из телефона-автомата. На всякий случай отключив телефон, Гога сурово задумался: кому надо?
Спустя три минуты заверещал пейджер. Метнувшись к столу, Гога прочел на табло: «Ахтунг! Ахтунг! Все пидары – викади на рекистрация!!! Береги попу смолоду! Ахтунг! Ахтунг!..»
Отключив пейджер, Гога воткнул телефон в розетку и тут же позвонил на станцию:
– Это Стадницкий. Что это там мне передают? Кто это там передает?! Отвечать, бля!!! – сорвался на бешеный крик.
– Вам за последние сутки ничего не поступало! – испуганно сообщил сонный голос оператора. – Можете проверить – у нас все в компьютере регистрируется!
– Уроды! – дико крикнул бригадир в трубку. – Поймаю – р-р-раз-зорву, бля!!!
Что-то около трех минут Гога размышлял: выходить или не выходить на балкон? Снайпер? А если снайпер – зачем тогда предупредили?
– Пойду! – гордо встряхнул головой бригадир. – Не один ли хер? – И стремительно вышел на балкон, ожидая, что вот-вот грохнет снайперский выстрел. Гога был мужественным человеком, он неоднократно смотрел в лицо опасности и не тешил себя надеждой о благополучной старческой кончине в собственной постели. Он знал, что рано или поздно вражья пуля настигнет его, и поэтому к возможной смерти относился философски, как к непреложному атрибуту своего бытия…
Пролетело несколько томительных минут. Гога покрутил головой, силясь рассмотреть в кронах сосен признаки какой-либо активности. Никто не стрелял – парк был совершенно безлюден. Пожав плечами, бригадир хотел было уже вернуться в комнату, но в этот момент в лесном массиве кто-то натужно прокашлялся и что есть мочи заорал дурным голосом:– Брят-твааа!!! Брят-твааа!!! Шухер!!! – и стих.
Все вокруг моментально пришло в движение. Гога был выучеником Феликса и все старался делать по образу и подобию несвоевременно преставившегося главаря: над Гогой, под Гогой, слева и справа от Гоги проживали приближенные из группировки. Теперь приближенные моментально повыскакивали на балконы и затаились тихо – только лязг взводимых затворов уловило чуткое ухо бригадира да сопение представителей «кунсткамеры». Под этим домом ведь никто никогда без дела не шухерил – все знали, кто живет, и боялись. Значит, что-то серьезное, раз такой хай…
Спустя несколько секунд дурной голос из парка завопил с новой силой:
– Ой-е-е, брятва!!!! Ой че жа эта деется-то, а?! Оййй – бляяааа! Гога-то наш, того – фью-фью… в попу балуется!!! Бля буду, балуется! Он на зоне-то кем жил? Пидаром он там жил! Пидаром – страшным и засраным чмошником! Ой бляаа! Вот так ни фуя себе – бригадир у нас!
С балконов раздался смущенный ропот и удивленные возгласы – приближенные пребывали в растерянности. Вроде бы смешно, но как над таким смеяться – Гога моментом головенку открутит! Бригадир на удивление быстро пришел в себя и, проявляя завидное хладнокровие, громко распорядился:
– А ну – Ухо, Витек, Жора – вниз! Доставьте мне этого крикуна – быстро! Давай – все остальные – тоже вниз! Отловить козла во что бы то ни стало! Бегом!!!
Гогина свита организованно скатилась вниз и ломанулась в парк, рассредоточиваясь по ходу движения. А дурной голос из парка тем временем вновь заорал после небольшой паузы:
– Оуй, бляаа!!! Его же в «Столыпине» оттарабанили всем кодланом! Всю дорогу драли без передыху! О-о-о-о, пи-ту-ша-рра!!! И как же вы с педерастом живете, а, братва?! Жрете с ним, пьете, за руку здоровкаетесь… Слушаетесь его! Не западло, а?! Оййяяааа!!! Ну вы даете! А может, вы тоже того – фью-фью… а?! – и в том же духе далее – теперь уже без пауз.
Спустя некоторое время из парка кто-то крикнул, пересиливая дурной голос:
– Гога! Он здесь – на сосне! Мочить?
– Он мне живой нужен! – что было силы гаркнул бригадир. – Живой, бля! Пусть Ухо залезет и снимет его!
Дурной глас, вещавший про фантастические бригадировы похождения с гомосексуальным уклоном, внезапно умолк на полуслове. Раздался крик коротышки-олигофрена:
– Достал! Достал!
– Тащи его сюда! – приказал Гога и, обратив внимание на то, что законопослушные жильцы шестнадцатиэтажки тоже повылезали на свои балконы и с превеликим любопытством прислушиваются ко всему этому безобразию, зычно гаркнул: – Чего вафельницы пораззявили?! А ну – всем отбой!
Команда была незамедлительно исполнена – балконы опустели. Потирая руки в предвкушении расправы, бригадир пошел открывать входную дверь, зарычав по пути на выглянувшую из спальни секс-партнершу:
