Медведь ухмыльнулся, и тут же ироническая улыбка переросла в гримасу боли. Он постарался ее скрыть, потому что пришел Алек и начал доклад. Алек каждое утро докладывал Медведю о текущих делах, напоминал о намеченном распорядке дня, о тех многочисленных вопросах, которые, несмотря на тяжелую болезнь и слабость, этот немощный старик вынужден был делать каждый день невзирая ни на что. Потому что он все еще оставался смотрящим по России.
Но именно это и поддерживало еще силы Медведя. Заботы, да еще, может быть, регулярная рюмка водки давали некоторое успокоение и отвлекали от нескончаемой грызущей боли в правом боку.
Последние месяцы жизнь Медведя вошла в определенную колею и катилась по ней, как электричка по рельсам: ни влево, ни вправо, только вперед.
Медведь никогда не признавал над собой никакой власти. Тем более власти хворей, которые он всегда попросту игнорировал. Но в последнее время он стал, невероятно быстро уставать, а потому чаще уступал дяде Семе, когда тот настаивал на вызове врача. А потом дал согласие поселить его в свободной комнате на верхнем этаже.
Слушая доклад Алека краем уха, Медведь думал о своем.
После смерти он оставлял огромную, выстроенную его руками империю. Медведь отлично понимал, что с его смертью отлаженный порядок сразу и неизбежно будет нарушен. Все пятнадцать урок, стоявших во главе этой могучей воровской организации, наверняка сразу же перегрызутся между собой, ввязавшись в жестокую борьбу за первенство, это неизбежно, это всегда случалось, вся история человечества пестрит подобными междоусобицами.
А чтобы дело его жизни не умерло вместе с ним, необходимо еще при жизни решить вопрос с будущим лидером, будущим смотрящим всея Руси…
Медведь тянул с решением, думая, что, если вот так жить, ходить, говорить и действовать, не думая о грядущем, все как-нибудь само собой рассосется. Тем более что у него есть непререкаемая власть, контроль над огромными деньгами, рядом всегда несколько верных людей. Есть и те, кто может позаботиться о нем, о его здоровье: верный дядя Сема, дежурный врач, ночующий в особняке на экстренный случай. В подвале дома имелось германское реанимационное оборудование, закупленное по случаю в кремлевском управлении делами…
Не вышло. Третьего дня, когда он шел на кухню к аптечке, чтобы накапать себе пятнадцать капель той коричневой горькой дряни, в глазах вдруг потемнело, стены опрокинулись, и стал он приходить в себя лишь через час с появлением Алека, обеспокоенного тем, что Георгий Иванович давно его не кликал.
Алек подхватил на руки иссушенное болезнью тело и уложил на постель. Медведь очнулся, посмотрел на встревоженное лицо верного своего помощника-телохранителя и задал себе самому простой житейский вопрос: «Сколько я еще смогу прожить?» Он спросил себя об этом совершенно спокойно. Нет, умереть он никогда не боялся. Дело было в другом. Пугала мысль, что он может стать беспомощным, прикованным к постели и все, что ему останется, так это безучастно наблюдать развал собственного могучего дела.
Его просто ошеломила мысль, что ему уже почти восемьдесят пять и что сегодня он старейший в России вор в законе. Он ясно осознал, что в любое мгновение может умереть, унеся с собой возможность что-либо исправить.
А потому Медведь сказал себе: «Пора, Георгий, сделать свой выбор. Пора определиться». Он приказал Ангелу сообщить всем законным о срочном созыве большого схода. Последний раз собирались год тому назад.
Алек уточнил:
— Звать будем всех, Георгий Иванович?
Медведь кивнул утвердительно.
— И Варяга тоже?
— Всех! Я же сказал — будет большой сход. И проследи, чтобы все собрались: и Гуро, и Граф, и Лис, и Федул — все… Я хочу сообщить нечто важное, может, самое важное для всех нас. А сейчас дай-ка мне, братец, водки, что-то мне опять поплохело.
— Не могу, Георгий Иванович. Доктор же предупреждал, что пить вам — верная смерть.
— Снявши голову, по волосам не плачут, — ухмыльнулся Медведь, — неси рюмку, милый, сегодня одну мне точно можно.
Перед сном зашел врач, оставил таблетки. И сейчас, утром, Медведь чувствовал себя почти как прежде: почти энергичным, почти бодрым, почти здоровым. Жаль, что это почти никак нельзя было отнести к его возрасту.
К полудню собрались все. Медведь распорядился принять смотрящих в гостиной за огромным круглым столом. Последним приехал Варяг, одетый, как всегда, в шикарный английский костюм. Яркий бордовый галстук подчеркивал дорогую темно-серую ткань пиджака.
Прежде чем выйти к гостям, Медведь в последний раз проинспектировал свой архив в стенном сейфе за большой картиной в золоченой резной раме. Еще раз проверил папки с досье на каждого законного вора, аккуратно уложенные в объемистом коричневом фибровом чемодане. Задумчиво провел рукой по зеленой папке, в которой хранил кое-какие личные записи. Потом решительно защелкнул замки чемодана, с трудом поставил его на нижнюю полку сейфа и, захлопнув тяжелую дверку, крутанул диск кодового замка.
Ну что же, время пришло. Настал черед Медведя выйти к своим братьям, к своей семье. Он облачился в старый серый костюм, надеванный в последний раз в семьдесят седьмом году, нацепил вместо галстука бабочку (день памяти славной нэпманской молодости) и прошел в гостиную, где вокруг длинного овального стола из красного дерева собрались все самые авторитетные, самые уважаемые, самые главные урки страны. Войдя, Медведь пригласил всех собравшихся садиться, неожиданно для присутствующих указав Варягу место рядом с собой, по правую руку. Все переглянулись, но смолчали. Если Медведю надо сажать выше всех этого гладкого фраера — значит, на то его воля. Тем более еще никому не было ясно, зачем собран сход.
На столе уже были расставлены закуски, спиртное. К ним никто не притрагивался, все ждали появления хозяина. И теперь Медведь пригласил всех для начала перекусить. Урки сначала нехотя, с ленцой, а потом все охотнее принялись за еду и питье. Лишь один Медведь не притрагивался к еде. Выпил только рюмку коньяка, и все.
Он больше присматривался к своим соратникам, которым собирался сегодня навязать свою последнюю волю. Лис, не прекращая поглощать мясной салат, успевал обсуждать со своими соседями по столу недавно случившийся казус на границе с Польшей. Федул, никогда не признающий костюмов, и сейчас остался верен себе, приехав на сход в байковой рубашке и мятых штанах. Граф недовольно косился на Варяга, сидящего подле Медведя, при этом изо всех сил старался придать лицу отсутствующее выражение. Гуро удавалось казаться безразличным, — нервная система у грузина была непробиваемой, — ковырялся вилкой в закуске, делая вид, что окружающее его совершенно не интересует, что он выше этого. Да, все собрались, все пятнадцать, и все ждут.
Федул первым нарушил молчание. Откинулся на спинку стула и, вытирая руки прямо о скатерть, спросил:
— Зачем нас созвал, Георгий Иванович?
Медведь еще раз оглядел всех, заново оценивая каждого. Не должно быть случайностей, все необходимо предусмотреть.
— Я позвал вас вот для чего… — Медведь налил себе еще рюмку коньяка и выпил. Все напряженно ждали. Хоть и сровнялось месяц назад Медведю восемьдесят пять годков, но внешне он не выглядел дряхлым, скорее усталым, в глазах его еще горел азарт настоящего вора, и все понимали, что свое слово, последнее решающее слово вора, он не собирался никому уступать. Свою речь Варяг тем не менее начал неожиданно.
— Я уже не жилец, люди. Не сегодня-завтра я могу с койки не встать. Костлявая никого не минует, тут уж ничего не поделаешь. Я же хорошо пожил, грех жаловаться, каждому бы такую жизнь. Хочу и уйти достойно. Я собрал вас для того, чтобы вы все, главные урки страны, приняли решение, от которого, по моему мнению, зависит судьба нашего дела…
Все переглянулись. Начало было интригующим, всем хотелось услышать продолжение. И все в глубине души понимали, что срочный созыв большого схода связан с резким ухудшением здоровья патриарха. Конечно, Медведь был не жилец, это все знали, но каждый надеялся на то, что существующее положение вещей как-нибудь еще продлится. Последнее время все так хорошо шло, никто не желал изменений. Сегодняшнее равновесие всех устраивало как нельзя лучше. Смерти смотрящего по России все ждали, но никто не хотел. Опытные по жизни люди, каковыми являлись собравшиеся воры в законе, прекрасно понимали, чем чреваты любые изменения в существующем миропорядке и тем более смерть смотрящего.
Граф обвел взглядом братву и впрямую спросил Медведя о том, о чем думали все:
— Георгий Иванович, наверное, ты созвал нас для того, чтобы сказать нам, кто останется после тебя? — Он обвел глазами всех и неопределенно махнул головой. — Конечно, мы и сами можем решить это дело. Свято место пусто не бывает. Но, не дай бог, придет вместо тебя какой-нибудь варяг со стороны, тогда могут начаться жестокие разборки. Так что за тобой слово: скажи нам сам, кого хочешь оставить после себя.
