– Думаю, в этом нет необходимости. Измерим температуру орально, если вы стесняетесь…
– Не в этом дело. Пожалуйста, вы не могли бы… просто сделать, как я прошу?
Медсестра бросила взгляд на часы:
– Вы меня извините, но у меня есть и другие пациенты, которые…
Повысив голос насколько это было возможно, Виржиния прошипела:
– Умоляю вас!
Медсестра отступила на шаг назад. Ей явно сообщили о ночных событиях. Глаза скользнули по ремням, стягивающим руки Виржинии. Вид ремней ее немного успокоил, и она снова приблизилась. Теперь она говорила с Виржинией, как если бы та была умственно отсталой.
– Видите ли, я… мы… Чтобы иметь возможность вам помочь, нам нужно…
Виржиния закрыла глаза, вздохнула и смирилась. Она произнесла:
– Вы не могли бы поднять жалюзи?
Медсестра кивнула и подошла к окну. Когда она отвернулась, Виржиния, дернувшись всем телом, скинула одеяло и теперь лежала в постели обнаженная. Затаила дыхание. Зажмурилась.
Конец. Вот теперь она была бы не прочь отключиться. Она попыталась вызвать то состояние, с которым боролась все утро. Бесполезно. Вместо этого случилось то, о чем так часто говорят: вся жизнь пронеслась у нее перед глазами, как кинопленка.
Птенец, которого я держала в картонной коробке… Запах свежевыглаженного белья в прачечной… Мама, выпекающая булки с корицей… Папа, запах его трубки… Пэр… Домик в деревне. Мы с Леной, гигантская лисичка, которую мы нашли в лесу тем летом… Тед с перемазанными черничным вареньем щеками… Лакке, его спина… Лакке.
Глухой треск поднимающихся жалюзи – и ее захлестнуло море огня.
* * *
Как всегда, в десять минут восьмого его разбудила мама. Как всегда, Оскар встал, позавтракал, оделся и, как всегда, в половине восьмого обнял маму, провожая ее на работу.
Все как всегда.
Он, конечно, испытывал беспокойство и дурные предчувствия – но для первого учебного дня после выходных в этом тоже не было ничего необычного.
Оскар положил в сумку учебник по географии, атлас и невыполненную домашнюю работу, и в семь тридцать пять он был собран. До выхода оставалось пятнадцать минут. Может, сделать эту чертову домашнюю работу? Да ну, нет сил.
Он сел за письменный стол и уставился в стену.
Значит, он все же не заразился? Или это просто инкубационный период? Нет. Тот мужик… У него это заняло всего несколько часов.
Я не заражен.
Ему следовало бы испытывать радость, облегчение. Но он ничего не чувствовал. Зазвонил телефон.
Эли! Что-то случилось…
Он бросился в прихожую, схватил телефонную трубку.
– Оскар!
– Э-э-э… Здравствуй, сын.
Папа. Всего лишь папа.
– Привет.
– Э-э-э… Ты, значит, дома?
– Убегаю в школу.
– Да-да, тогда не буду тебя… Мама дома?
– Нет, ушла на работу.
– Ну да, я так и думал.
Оскар сразу все понял. Вот почему он позвонил в такое неподходящее время – он знал, что мамы не будет дома. Папа прокашлялся.
– Слушай, я это… Я что хотел сказать… Как-то у нас в субботу вышло неважнецки.
– Да.
– Да. Ты маме рассказал?
– А сам-то как думаешь?
На том конце трубки стало тихо. Только статическое шуршание телефонных проводов длиной в сто километров. Он представил себе нахохлившихся ворон, сидящих на проводах, пока под их когтями проносятся сотни разговоров. Папа снова прокашлялся.
– Короче, я это… спросил про коньки – они твои.
– Мне пора.
– Да-да, конечно. Ну, удачи в школе.
– Ага. Пока.
Оскар положил трубку, взял сумку и пошел в школу.
Он ничего не чувствовал.
До начала урока оставалось пять минут, и бо`льшая часть одноклассников толпилась у входа в класс. Чуть замявшись, Оскар закинул сумку за плечо и направился к классу. Все взгляды обратились на него.
Прогон сквозь строй. Темная.
Да, он ждал самого худшего. Все, конечно, уже знали, что случилось с Йонни в четверг, и, хотя Оскар не нашел его среди собравшихся, Микке наверняка успел изложить в пятницу свою версию. Микке был здесь, стоял, как всегда, со своей идиотской ухмылкой.
Вместо того чтобы замедлить шаг, ища пути к отступлению, Оскар решительно устремился к классу. Он чувствовал себя опустошенным. Его больше не волновало, что будет дальше. Все это уже было не важно.
И конечно же, случилось чудо. Воды морские расступились.
Одноклассники, сбившиеся возле дверей, разошлись в стороны, оставляя проход для Оскара. В глубине души ничего другого он и не ожидал; будь то благодаря излучаемой им силе или из-за внушаемого им отвращения – ему было все равно.
Он стал другим. Они это почувствовали и расступились.
Оскар вошел в класс, не глядя по сторонам, и сел за свою парту. Он слышал гул в коридоре, и через пару минут остальные повалили в класс. Проходя мимо парты Оскара, Юхан показал ему большой палец. Оскар пожал плечами.
Потом появилась учительница, и через пять минут после начала урока в класс вошел Йонни. Оскар ожидал увидеть повязку на ухе, но он ошибался. Ухо было лиловым, опухшим и казалось чужеродной частью тела.
Йонни уселся на свое место. Он не смотрел ни на Оскара, ни на кого-либо другого.
Ему стыдно!
Да, так оно и было. Оскар, повернув голову, взглянул на Йонни, который вытащил из сумки фотоальбом и засунул его в парту. Он заметил, что щека Йонни того же цвета, что и ухо. Оскару захотелось показать ему язык, но он вовремя передумал.
Уж слишком это было по-детски.
* * *
По понедельникам Томми начинал учиться без четверти девять, так что в восемь Стаффан встал и, прежде чем отправиться проводить воспитательную работу, по-быстрому выпил чашку кофе.
Ивонн уже ушла, да и ему самому в девять нужно было заступать на пост в лесу Юдарн, где по-прежнему шли вялые поиски, хотя Стаффан был уверен, что они не принесут никаких результатов.
В любом случае работа на свежем воздухе – дело приятное, да и погода обещала быть хорошей. Он сполоснул чашку под краном, немного подумал и надел форму. Он сначала хотел пойти к Томми в домашней одежде, чтобы, так сказать, поговорить по душам, но потом решил, что в конечном счете речь идет об административном нарушении, вандализме. К тому же форма придавала ему дополнительный вес, хотя авторитета ему и без того было не занимать.
Кроме того, это было удобно – он мог сразу после разговора отправиться на работу. Так что Стаффан облачился в полицейскую форму, надел куртку, бросил взгляд на свое отражение в зеркале, проверяя, какое производит впечатление, и остался доволен увиденным. Затем взял ключ от подвала, оставленный Ивонн на кухонном столе, вышел, закрыл дверь, проверил замок (профессиональная привычка) и начал спускаться в подвал.
К слову о профессиональных привычках: замок подвала в самом деле оказался неисправен. Ключ просто провернулся в замочной скважине – дверь была открытой. Стаффан присел на корточки, изучил замок.
Понятно. Шарик из бумаги.
Классический прием взломщиков – под каким-нибудь предлогом посетить помещение, которое предполагается ограбить, и немного помудрить с замком в надежде, что владелец ничего не заметит.
Открыв лезвие карманного ножа, Стаффан вытащил шарик.
Томми, понятное дело.
Ему даже не пришло в голову задаться вопросом, зачем Томми понадобилось мудрить с замком, если у него был ключ. Томми – вор, а это воровской прием. Следовательно, это он.
Ивонн рассказала, где в подвале скрывается Томми, и, пока Стаффан разыскивал нужную дверь, он репетировал в уме свою речь. Он хотел поговорить с ним по-приятельски, мягко, но эта история с замком его снова разозлила.
Он объяснит Томми – всего лишь объяснит, без всяких угроз, – что такое тюрьма для малолетних, социальные органы, наказуемый возраст и так далее. Чтобы он понял, на какой скользкий путь ступил.
Дверь склада оказалась открытой. Стаффан заглянул. Та-ак. Лис улизнул из своей норы. Тут от заметил пятна на полу. Стаффан сел на корточки, провел по одному из них пальцем.
