«Зона-А» могла бы еще просуществовать год, а то и два, если бы не Реусс. Убийца Сотов, которому он сохранил жизнь, служил ему верой и правдой. Войтенко цепко держал его под контролем, посылая на самые грязные дела. Что ж, не выполнив приказа Малого Совета о выведении приговоренных из игры, Реусс сам вырыл себе могилу. К тому же о создании психотронного оружия стали слишком много болтать в последнее время. И устаревшую зону решено было сдать. Пусть порадуются, пусть покричат об успехах ФСК, МВД и Генпрока: «Концерну» это только на пользу. Что ни делается — все к лучшему.
Заодно с эвакуацией представился случай посчитаться с теми, кто слишком много знал. Теперь он, Рахимов, займет свое положение в «Зоне-Б» и Большом Совете, а старые кадры, на глазах которых происходило его становление, свое отработали, впредь они будут только помехой.
Рахимов снял микрофон, нажал кнопку сигнала «Вызов». Получив ответ, вышел на связь.
— Код, я — Амфора, как слышите меня? Прием!
— Амфора, Амфора, я — Код, слышу хорошо.
— Мы подъезжаем. Объект-2 прибыл?
— Так точно!
— Транспортный самолет отправили?
— Так точно!
— Хорошо, Код. Встречайте.
Вдалеке за лесом уже виднелся шпиль «Маяка», увенчанный красными огнями и излучателями сигнала, направленными во все стороны света.
Генерал Гурьев спал, подняв воротник шинели.
Рахимов подумал о предстоящей встрече с Объектом-2. Десять лет этот Столетник, внедренный теми, кто хотел разоблачить его — полковника КГЬ и члена Малого Совета, — висел у него на хвосте. Не на того поставили. Рахимов раскусил этого агентишку сразу, еще когда начинали собирать живой материал и сколачивать «двойки»! Он улыбнулся, вспомнив, как когда-то дал уйти одному «урке» во время облавы на подмосковной даче, а этот Столетник задержал его и сорвал операцию. Каратист чертов!.. Сначала Рахимов этому значения не придавал — думал, отличиться хочет мальчишка, но тот взялся за дело с комсомольским задором, стал на него чуть ли не досье собирать и сам влез в капкан. Поначалу его удалось отшить, из милиции убрать, пригрозить безработицей. Вроде понял, затаился, говорили — вышибалой в какой-то кабак устроился, пить начал. Но все это оказалось демаршем, спланированным его хозяевами. Когда года два назад этот Столетник объявился в «Стрельце», Рахимов чуть дар речи не потерял от такой наглости. Но сообразил, что убрать его всегда успеет: хорошо, когда враг перед глазами, а не за спиной. Прикормил агента, даже машину дал возможность купить, квартиру по дешевке организовал. Посылал в обычные рейсы: пусть видит, что полковник от дел отошел, занимается легальным бизнесом. Проследили ребята за его связями, прощупали. И оказалось, что он — ни много, ни мало — на Генеральную прокуратуру работал, поддерживал связь со Швецом. Поначалу еще думали — совпадение, случайность, но потом, когда Швец возглавил бригаду и стал откровенно копать под «Концерн», все стало ясно.
Не догадайся Рахимов вовремя, что Столетник — приставленный к нему опер, упустили бы момент, когда они на Натансона и лабораторию вышли. Хитрый Дмитрий — сыщиком прикинулся, да и Шараф не жираф. Думали, что Рахимова под колпаком держат? А это он, Рахимов, их держал! Молод, молод оказался Евгений Викторович поручения подобного рода выполнять. Правда, живуч, изворотлив — этого не отнимешь. Рахимов уверен был, что «двойка» Зубр — лучшая, самая проверенная «двойка» — с ним покончила. Но он и тут сухим из воды вышел, кого-то за машиной послал, догадавшись о бомбе.
В зону захотелось попасть, Евгений Викторович? Ну, вот и попали. Себе на беду, а нам на потеху…
Думать о том, кто и как будет сводить с ним счеты, Илларионову не хотелось — что толку? Он сидел на опустевшей холод ной кухне и пил водку. На столе перед ним стояла уполовиненная бутылка, лежала луковица, кирпич московского хлеба источал дурманящий аромат. На тарелке — два соленых огурчика и неочищенная селедка. Роскошь, конечно, но вполне позволительная человеку, который может вот так запросто подарить нашему нищему государству 50 тысяч долларов
По отношению к государству, которое вовсе не беспокоилось ни о благополучии, ни о здоровье и безопасности его самого и его семьи, он совершил честный, благородный поступок. О Клаве, Кате и Леночке Илларионов старался не думать.
В прихожей раздался телефонный звонок.
«Вот оно!..»
Трубку взял не сразу, неизвестно для чего оттягивал время. Хотя прекрасно понимал: отвечать придется. Ответить за все и сполна.
— Илларионов слушает…
«Алексей Иванович, это Боков. Собирайтесь и ждите. За вами вышла машина. По личному распоряжению Генерального прокурора вам предстоит завершить дело Филонова».
Илларионов растерялся от такой категоричности, К тому же он ожидал совсем другого звонка,
— А Петр Иванович как же? — спросил изумленно.
— Дело в том, что Петр Иванович Швец застрелился. Трубка протяжно загудела…
В квартире было тесно. Каменев сидел в гостиной, в углу, рядом со следователем Первомайского РОВД, прибывшим по вызову, ни во что не вмешивался, лишь изредка поглядывал на ровные строчки протокола, выползавшие из-под следовательского пера.
«…ТРУП ОБНАРУЖЕН В 18 40 ГР. САБУРОВОЙ ВЕРОНИКОЙ БОРИСОВНОЙ…»
Щелкали фотоаппараты. О чем-то докладывали эксперты, и следователь прилежно фиксировал все на бумаге.
«…ОГНЕСТРЕЛЬНЫМ РАНЕНИЕМ ПРАВОЙ ВИСОЧНОЙ ОБЛАСТИ ГОЛОВЫ…»
Мелькали халаты. «Сейчас Петьку будут выносить», — подумал Каменев.
«…И ЗАЖАТЫМ В ПРАВОЙ РУКЕ АВТОМАТИЧЕСКИМ ПИСТОЛЕТОМ «ГАРДИАН» мод. 27 °C ГРАВИРОВКОЙ «П.И. ШВЕЦУ В ДЕНЬ СОРОКАЛЕТИЯ ОТ ОПЕРГРУППЫ ТОВАРИЩЕЙ…»
Каменев зажмурился и стиснул зубы. Хотел и уши закрыть, чтобы не слышать команд и топота ног санитаров.
«…ВЕРХНЕЙ ЧАСТИ ВНУТРЕННЕЙ СТОРОНЫ ПРАВОГО ПРЕДПЛЕЧЬЯ ТРУПА ИМЕЕТСЯ НАКОЛКА — БУКВЫ «С Н О» И ДВЕ СКРЕЩЕННЫЕ МОЛНИИ…»
«Ах, падлы! ах, суки!..» — повторял про себя Каменев, сжимая кулаки в карманах. «…в жизни не докажу, что утечка информации исходила не от меня. Все точно рассчитано. Теперь понимаешь, почему я не могу вести это дело», — звучал в голове знакомый голос.
«…ПО УТВЕРЖДЕНИЮ ГР. САБУРОВОЙ В.Б. ДВЕРЬ В КВАРТИРУ БЫЛА НЕ ЗАПЕРТА. ОБНАРУЖЕНО ВОСЕМЬ (8) СЛЕДОВ ПАПИЛЛЯРНЫХ УЗОРОВ РАЗЛИЧНЫХ УЧАСТКОВ РУК. СЛЕДЫ ПЕРЕНЕСЕНЫ НА СЛЕДОКОПИРОВАЛЬНУЮ ПЛЕНКУ…»
Приехали Савельев, Киселев, Боков, еще какие-то люди из прокуратуры. «Вас здесь только не хватало», — зло подумал Каменев и отвернулся к стене.
На картине был изображен ветхий домик на Оке.
«…ПО ПРЕДВАРИТЕЛЬНОМУ ЗАКЛЮЧЕНИЮ СУДМЕДЭКСПЕРТА ЛУНЦА Н. Г. СМЕРТЬ НАСТУПИЛА В РЕЗУЛЬТАТЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ СТВОЛОВОЙ ЧАСТИ МОЗГА, ПО КОТОРОЙ ПРОХОДИТ РАНЕВОЙ КАНАЛ С ВХОДНЫМ ОТВЕРСТИЕМ…»
Кажется, кто-то его о чем-то спрашивал, только вот о чем? Каменев смотрел на шевелящиеся губы и ничего не мог понять, даже не узнавал того, кто был перед ним.
«…ОСМОТР ПРОИЗВОДИЛСЯ ПРИ ЭЛЕКТРИЧЕСКОМ ОСВЕЩЕНИИ… ПРИЗНАКИ, СВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩИЕ ОБ УБИЙСТВЕ ДРУГИМИ ЛИЦАМИ, НЕ УСТАНОВЛЕНЫ…»
Каменев пошел на выход.
Лестница была запружена. Кто-то плакал, где-то тихо переговаривались; соседи стояли вдоль стен живым коридором и смотрели на Каменева. Он скользнул взглядом по размытым лицам, не смог пройти мимо пары глаз, наполненных ужасом и отчаянием.
— Что это такое, — шептала Ника, — что это все такое, вообще, кто-нибудь может…
— Никто не может, — сказал Каменев.
Кавалькада автомобилей у подъезда привлекала внимание прохожих. В дверях Каменев столкнулся с Илларионовым. Постоял, помолчал, потом полоснул ладонью по горлу:
— Во!!! — и пошел к машине.
Илларионов проводил его взглядом, пока огоньки не исчезли за поворотом.
Пригрозив особыми полномочиями, предоставленными ему якобы Президентом государства Российского, Каменев затребовал Громова на допрос.
— Браслеты на него! — приказал он конвоиру. — А то еще проглотит тут какое-нибудь говно… Свободен! — и запер дверь.
— Где Рахимов? — спросил он.
Громов сплюнул, отвернулся в сторону, но в ту же секунду получил удар в челюсть и отлетел в дальний угол камеры.
«Поссать на него, чтобы в чувство пришел?» — подумал Каменев, но ограничился водой из графина. Усадил Громова на табурет.
— Где Рахимов?
— Не знаю.
Подследственный полетел по той же траектории. В графине оставалось еще стакана два воды.
— Где Рахимов?
— У… ушел…
— Я спрашиваю, где он сейчас?
— Не знаю.
На то, чтобы привести его в чувство в третий раз, воды не хватило. Пришлось подождать, пока очнется сам.
— Где Рахимов?.. Только не говори, что не знаешь: воды больше нет. Я документы вашего «Козерога» или как его там… смотрел, на Днепровск все время ходили четверо: Войтенко, Тупаков, который его убил, Якудза, он же Дубинин, и ты. Где Рахимов?
