— И когда же вы намерены протрубить сигнал к штурму Цитадели?
— Выдвижение начнем завтра ночью, а на приступ пойдем послезавтра на рассвете.
Везенмайер и Хёттль многозначительно переглянулись.
— Благоразумно, — выразил их общее мнение бригаденфюрер. — Хотя мне показалось, что вы отложите наступление еще на сутки. То есть попытаетесь максимально использовать силы и методы повстанцев-нилашистов.
— Было бы слишком наивно предполагать, что Салаши сам поведет своих сторонников на штурм, — заметил Хёттль.
— Даже если бы он был в состоянии предпринять этот штурм, мои парни сделали бы все возможное, чтобы не допустить этого.
— Но почему? — удивился Хёттль. — Фюрер венгров облегчил бы нам задачу.
— Считаю, что власть в стране Салаши должен получить из наших рук, из рук фюрера.
— А ведь это действительно имеет принципиальное политическое значение, — согласился бригаденфюрер, после чего в кабинете вновь воцарилось многозначительное молчание…
— Общий сбор командиров намечен был на шестнадцать ноль-ноль завтрашнего дня, — вновь вернулся за свой стол Скорцени. — Но коль уж вы здесь, должен сообщить следующее: вам, штурмбаннфюрер Крунге, вверяется общее командование армейской группой «Бронированный кулак».
— Благодарю за честь, штурмбаннфюрер.
— Как уже было сказано, вы приведете эту группу послезавтра, к пяти утра, под стены крепости.
— К пяти утра? Впрочем, ночью наше передвижение будет менее заметным.
— Позаботьтесь о том, чтобы все офицеры, и даже унтер-офицеры, ознакомились с планом крепости, расположением в ней правительственных зданий и расположением охраны. Эти планы уже размножены, и завтра они будут доставлены в батальоны.
— Все будут ознакомлены, штурмбаннфюрер, — заверил его Крунге, никогда не отличавшийся многословием.
— К тому времени моя диверсионная группа в составе ста десяти человек уже будет сосредоточена в районе крепости. Все должно происходить спокойно и желательно без пальбы.
— Ну, без пальбы, допустим, не обойтись, — проворчал Хёттль.
— Вы невнимательны, Хеттль, я сказал: «желательно».
— Прошу прощения, но я стремлюсь быть реалистом и не преувеличивать свои силы и возможности.
Для Скорцени не было секретом, что Хёттль все еще ревниво относится и к его появлению в Будапеште, и к его решительным акциям. В конце концов, находясь в этой стране, опытный диверсант Хёттль имел не меньше полномочий, чем обер-диверсант рейха. И тоже в принципе мог бы добиться у фюрера благословения на штурм крепости. Но… не добился.
Конечно, храбрость, жесткость и решительность Скорцени не только шокировали, но и поражали воображение каждого, кто имел возможность наблюдать за его действиями. Однако тень его славы на Хёттля не падала. Ему отводилась роль статиста, в лучшем случае помощника режиссера всего этого трагидиверсионного спектакля. Хотя казалось бы…
«Возможно, ты и добился бы от фюрера такого благословения, — остановил себя Хёттль в самый решительный момент ревнивых грез. — Но скажи себе честно: разве ты сумел достичь того положения в рейхе, того уровня известности, когда фюрер вынужден вызывать тебя в „Вольфшанце” и говорить: „Вся надежда на вас, Хёттль. Возглавьте операцию. Езжайте в Рим, Вену, Будапешт, ибо навести там настоящий порядок способны только вы”? Разве он написал бы в выданном тебе письменном приказе „во исполнение личного, строго секретного приказа… идти навстречу его пожеланиям. Адольф Гитлер”. А Скорцени он вызвал и наделил неограниченными полномочиями. Следовательно, он выделил его из среды всех прочих возможных кандидатов, всех прочих диверсантов. В этом-то и состоит разница между тобой и Скорцени. Так что в настоящее время тебе выгоднее быть „человеком Скорцени”, нежели его неудачливым соперником. Пока что выгоднее. И смирись с этим».
— Вам, бригаденфюрер, надлежит позаботиться о Салаши, — пробился через его раздумья голос Скорцени. — Уже через час-другой после свержения Хорти он со своими людьми должен осваиваться в апартаментах регента и формировать новое правительство Венгрии.
«„Надлежит”, — заметил про себя Хёттль. — Получается, что штурмбаннфюрер приказывает бригаденфюреру, то есть майор — генерал-майору! Все прусские генералы должны перевернуться в своих гробах».
— Вряд ли это удастся. Еще неизвестно, где он находится.
— Удастся. Мои люди водят Салаши с самого утра. И будут охранять всю ночь. В семь утра вы получите точную информацию. В восемь он уже должен находиться под вашим попечительством. Побритый и протрезвевший.
— Разумеется, — смирился со своей ролью Везенмайер.
— И только от вас с Хёттлем будет зависеть, как поведут себя правительство Венгрии во главе с Ференцем Салаши и «лучники» из партии «Скрещенные стрелы» в ближайшие недели и месяцы. Только от вас. Мы со Штубером, Гольвегом и другими коммандос из моей группы сделаем свое дело и отбудем в рейх, а вам оставаться здесь, отстаивая интересы Германии и готовя Венгрию к нападению русских.
Миновав усиленную внешнюю охрану отеля «Берлин» и войдя в хорошо охраняемый вестибюль, Скорцени заметил про себя, что теперь отель охраняется, как королевская резиденция. Хотя на самом деле он успел превратиться в казарму германских офицеров, а также всевозможных германских чиновников.
Человек, направившийся к нему от стоявшего в углу журнального столика, сначала показался одним из таких чиновников. На самом же деле это был сотрудник службы безопасности германского посольства в Венгрии, прибывший к нему с документами, только что доставленными из Берлина, из Министерства иностранных дел Германии, по личному приказу министра фон Риббентропа.
— Простите, вы — штурмбаннфюрер СС Отто Скорцени? — с вежливостью банковского клерка поинтересовался он, а, получив утвердительный ответ, попросил предъявить удостоверение личности, предварительно предъявив свое собственное удостоверение, выданное на имя секретаря посольства Тиммермана. — Вы просили предоставить вам документы, которые бы изобличали попытки Хорти вести переговоры с правительствами наших противников о заключении сепаратного мира и выходе Венгрии из войны? Это соответствует действительности?
— Соответствует.
— Наши агенты сумели передать в Берлин фотокопии двух очень важных документов.
— Давайте их сюда.
— Мы поднимемся к вам в номер, и вы ознакомитесь с ними в моем присутствии. Если о появлении фотокопий этих документов станет известно в США и СССР, контрразведки этих стран смогут выйти на наших агентов, а это крайне нежелательно.
— Но какой смысл в документах, на которые невозможно ссылаться? Зачем они нужны в идеологической подготовке нашей операции?
— Ссылаться можно на содержащиеся в них факты, не ссылаясь при этом на источники информации, то есть на сами документы, — объяснил агент службы безопасности, удивляясь тому, что даже обер-диверсанту рейха приходится разжевывать такие простые истины.
Когда Скорцени и Тиммерман направились к широкой мраморной лестнице, вслед за ними потянулись еще два типа в гражданской одежде. Штурмбаннфюрер насторожился, однако секретарь посольства успокоил его:
— Моя охрана. Времена нынче, сами знаете, тревожные.
В номере Скорцени и секретарь посольства прежде всего осушили по бокалу вина, и только после этого принялись за изучение документов.
Первым секретарь вручил Скорцени письмо американского посла в Москве У. Гарримана, адресованное народному комиссару иностранных дел этой страны Молотову.
«Мое правительство, — писал посол Гарриман, — поручило мне уведомить Вас о том, что государственный департамент получил от своих представителей в столицах различных нейтральных стран сообщения, касающиеся обращений, имеющих своей целью начать переговоры об условиях капитуляции для Венгрии, и которые были предприняты венгерскими официальными лицами или другими венгерскими гражданами, якобы имеющими связь с Хорти и другими венгерскими руководителями, — с трудом постигал Скорцени витиеватый стиль американской дипломатии. — Государственный департамент поручил своим дипломатическим и консульским представителям заявить в связи с такими обращениями, что любое предложение о капитуляции Венгрии должно быть адресовано трем главным союзникам и что если венгерское правительство искренне желает заключить перемирие с союзниками, то оно должно назначить представителя или миссию с полномочиями для подписания такого перемирия.
Британское посольство в Вашингтоне уведомило государственный департамент о том, что британскому послу в Москве даны указания — в связи с аналогичным обращением, предпринятым в Берне к находящемуся там британскому представителю, — получить согласие Советского правительства с предложением о том, чтобы венгры были уведомлены о готовности трех союзных правительств представить условия капитуляции любому полномочному лицу, назначенному регентом Венгрии. И что совещания с этой целью должны иметь место в Италии.
