Такого поворота в разговоре с Каталоно Вентурио не ожидал:
— Босс, клянусь, я этих бабок не похищал, я же к ним даже не прикасался!
— Вы все видели, как три чемодана баксов, которые американцу вынесли из банка носильщики, он положил в свою машину?
— Да.
— Сколько человек было в американской машине?
— Трое мужчин и женщина.
— Они все оказались убитыми на месте. Твоя четверка, напавшая на них, тоже перебита и тоже была на месте, когда вы первыми к ним подъехали. Ты говоришь, что вы денег у американцев не брали, а власти по телевизору утверждают, что бандиты, напавшие на американцев, похитили у них семь лимонов баксов. Если бы деньги сгорели в чемоданах на месте «драки», то власти от телезрителей не стали бы утаивать такой факт. Так что, дорогой мой, колись и гони баксы на кон.
— Мы их не брали! Даже и не видели!
— Не темни, все равно я тебе не верю.
— Можете у моих ребят спросить. Они подтвердят то, что я сейчас говорю.
— Я уже поручил своим мясникам «поговорить по душам» с твоими парнями. Так что у них уже спрашивают. Можешь не сомневаться, очень любознательно спрашивают. Я вижу ситуацию так: вы решили семь лимонов припрятать в укромном месте, сейчас помучиться у меня, чтобы потом жить за счет своего капитала до глубокой старости. Но я вам спокойной жизни не дам! Говори по-хорошему, где вы спрятали баксы! Иначе мне придется проучить и тебя. Честно говоря, Данило, этого мне делать очень не хочется.
— Босс, клянусь тебе всем святым и дорогим, что у меня есть, не брали мы у американцев баксы.
— Ну, допустим, вы баксов у американцев не брали, тогда скажи, кто их у них взял?
— Не знаю.
— Кто-то другой раньше вас туда приезжал?
— Не видел, не знаю.
— Вот видишь, как получается: кроме вас некому было грабить мертвых янки. Не могли же чемоданы с деньгами сами по себе улетучиться. Ты согласен с таким моим рассуждением? Ты вообще слышишь, что я говорю?
— Да, слышу, но мы у них баксов не брали.
— Тогда извини меня, дорогой, но я буду вынужден продолжить с тобой разговор в другом месте, другим методом и способом.
Вентурио понял, что его будут пытать. Это затрагивало его гордость и унижало:
— Зря, босс, так поступаешь со мной. Лучше убей, но только не позволяй другим издеваться надо мной.
— Я, Данило, в отношении тебя исчерпал все свои методы убеждения, но они оказались неэффективными, — поднявшись со стула, Каталоно надавил на встроенную в подоконник кнопку.
На звонок Каталоно в комнату зашли два здоровенных мордоворота, которые молча увели с собой подавленного свалившимся на него горем Вентурио.
Закуривая от зажигалки новую сигару, Каталоно с обидой в адрес Вентурио подумал:
«Я ему все время верил как родному сыну, а он меня, негодяй, на деньги променял. Теперь пускай не обижается, что я с ним плохо обошелся. Сам виноват, не будет упрямиться. Сейчас Вентурио вместе с его парнями пытают мои люди. Все равно кто-то из них не выдержит и расколется, а там за ним и другие начнут колоться,» — уверенный в правильности предпринимаемых им шагов, подумал Каталоно.
Пытки, как Вентурио, так и его парней, ожидаемого результата не дали. В том, что палачи знали свое ремесло, Каталоно не сомневался. Поэтому он, усомнившись в своем первоначальном выводе, решил пытки парней из группы Вентурио, как и его самого, прекратить. Когда он дал такое распоряжение, то оказалось, что Тарантино успел умереть под пыткой, а его напарник на всю жизнь стал калекой. Только Вентурио был изрядно избит, но без повреждения костей и внутренних органов.
Когда палачи привели Вентурио к Каталоно, даже сжившийся с привычкой к насилию босс содрогнулся: в кровоточащем мешке костей, который он увидел, трудно было узнать пышущего всего несколько часов тому назад молодостью, силой и здоровьем Данило Вентурио.
— Я тебя снимаю с должности лейтенанта и вычеркиваю из своей семьи, пока ты не докажешь мне свою невиновность и преданность, — вынес Вентурио приговор Каталоно.
Так как Вентурио без постройней помощи не мог стоять, то приговор Каталоно он выслушал, поддерживаемый своими недавними палачами. Потом они увели его в ванную комнату, где дали ему возможность хоть как-то привести свою внешность в божеский вид.
Только сейчас до Вентурио дошла элементарная истина: «Зло порождает зло, жестокость порождает жестокость, а посеянная кем-то доброта, прорастая, возвращается добротой.»
«Так изуродовать меня ни за что, ни про что. Я этому борову такой подлянки никогда не прощу,» — думал Вентурио, отъезжая от виллы Каталоно на своем черном «мерседесе».
Охранники Каталоно толи умышлено, толи по забывчивости оставили у себя его пистолет, но Вентурио не стал им напоминать о нем. Ему хотелось как можно быстрее покинуть змеиное гнездо своего босса, чтобы почувствовать себя свободным и в безопасности.
Вентурио по себе знал, что шавки типа охранников никогда не действуют по своему усмотрению. Выходит, что они ему пистолет не возвратили по указанию Каталоно. А раз так, то ему нечего перед ними унижаться и устраивать торг из-за своего личного оружия.
Побывав в положении безвинно обиженного, морально и физически раздавленного, до Вентурио наконец-то дошло, как много горя, зла, трагедий он приносил другим людям. Но перестраиваться, изменять образ жизни он не собирался, так как к иным условиям жизни не был подготовлен.
Как одинокий волк, он, будучи выгнан из хищной стаи, собирался и дальше жить по волчьим законам. Многолетняя практика, привычка к преступной жизни, знание многих способов незаконного добывания денег у богатых людей давали ему основание думать, что он и один не пропадет. Тем более, что у него был определенный капитал, накопленный им за долгие годы воровской жизни.
Прибывший на место преступления в составе оперативной группы, старший следователь прокуратуры, занимающейся расследованием особо тяжких преступлений, Патрик Лебенер, швейцарец французского происхождения, был потрясен увиденной им жуткой картиной разыгравшейся недавно на трассе трагедии. Восемь трупов, из которых двое были обгоревшими, в неестественных позах предстали перед ним. По расположению безжизненных тел и пулевым отверстиям на кузовах автомобилей ему не составило особого труда представить, что произошло на месте преступления, которое ему сейчас придется фиксировать не только описывая на бумаге, но и снимать на видеопленку.
Патрик Лебенер понял, что между двумя вооруженными группами был жестокий бой, как говорится, «нашла коса на камень». По количеству трупов с обеих противоборствующих сторон можно было сделать вывод, что в этой бойне победителей не оказалось.
Работа следователя на месте происшествия заключается в выявлении и фиксации всех, как незначительных, так и важных фактов. Начиная с погодных условий и кончая всем тем материальным, что наслоилось, случайно упало на землю или было оставлено преступниками. А уж то, какая одежда была на каждом трупе, какие при нем были обнаружены документы и ценности, в какой позе его нашли, — все это обойти своим вниманием и не фиксировать он не имел права, гак как его халатность граничила бы с должностным преступлением. Поэтому нечего было удивляться тому, что Патрик Лебенер потратил на осмотр места происшествия четыре с половиной часа.
Проводить этот необходимый первый этап расследования ему очень мешали журналисты, которые в поисках сногсшибательной сенсации, как грифы на падаль, примчались сюда. Некоторые из них карабкались на гору, готовые сломать себе шею, лишь бы только сверху сделать обзорный или панорамный снимок такого редкого и впечатляющего «пейзажа». Другие журналисты взбирались на крыши своих машин и фотографировали все, что позволяло им расстояние от оцепления до места происшествия.
Несмотря на то, что у убитых американцев имелись при себе паспорта, Лебенер дал указание эксперту-криминалисту произвести очистку лица каждого, сфотографировать их и дактилоскопировать. Только обгоревшие два трупа уже никак невозможно было опознать. Честно говоря, Лебенер понимал, насколько для эксперта-криминалиста неприятна та работа, которую ему поручили, но служебный долг и необходимость заставляли каждого из них выполнять свои обязанности.
