- Узнаешь.
- Какого черта ты устраиваешь эти розыгрыши.
- Сейчас все узнаешь.
Петр Романович почему-то покорился.
- Я машину в Копьевском оставил. (к окончанию школы дядя одарил сына «москвичом») Вообще тут недалеко.
- Все равно. (Братья двинулись бодро, в такт ускоряя шаги.) Поль, ты за мной сегодня следил?
- Не за тобой.
- А за кем?
- Слушай! Как все напоминает вчерашнюю ночку, а? Наверху свежего покойника. случаем, нет?
- Я не поднимался, ты помешал.
- Если что, — добавил Поль беззаботно, — мы гуляли вместе. Для алиби.
- Твое шутовство меня утомляет.
- То ли еще будет! Ты бывал в «Китеже»?
- Мы, скорее, в Вавилоне живем.
- Я про заведение Ангелевича.
- Он бы еще «Святой Русью» свой кабак назвал!
- Валера старше тебя, а шагает в ногу с жизнью.
- Ну, ты тоже живчик. «Мертвая голова».
- Заговариваешься? Я — не тоже. Я знаю, чего стоит смерть, я не раз умирал. Глянь, пришли!
От волнения Петр Романович плохо ориентировался в происходящем и, уже поднявшись по пологим ступенькам двухэтажного особняка, спохватился:
- У меня с собой денег нет!
- Это пусть тебя не волнует. В конце концов, мы с тобой.
- Я, пожалуй, не пойду.
- Как хочешь. Я не «сторож брату своему».
Прозвучало многозначительно, Петр Романович вслед за братом прошел в вестибюль (в сени — в ностальгическом стиле русской избы), где они сразу натолкнулись на вышедшего из незаметной дверцы Ангелевича.
- Вы как тут?
- А что? — лукаво уточнил Поль. — Мы заплатили. Или вам клиенты не нужны?
Какую-то секунду сосед
сосредоточенно смотрел на Петра. Прищурился, и легкая улыбка тронула тонкий рот.
- Да пожалуйста. Куда угодно: в бар, в зал, в отдельный кабинет?
- В зал!
В сопровождении владельца братья спустились (ступеньки вели не вверх, а вниз: подъем пологий, спуск крутой), вошли в вертеп, где в чаду горели свечи в позолоченных канделябрах и клиентов было полным-полно, преимущественно мужчин. Ангелевич усадил вновьприбывших за столик почти у выхода и как-то незаметно скрылся.
Возник «половой» в белой косоворотке с полотенцем через руку, они заворковали с Полем. Петр Романович не слушал, он сидел, опустив глаза, замкнувшись от волнения в неприступную крепость. «Водки?» — донесся вопрос. — «Да, водки».
Откуда-то издалека нежно зазвенела «Во поле березонька стояла.». Утонченное извращение в стилизованном «Китеж-граде», подумалось со злобой, а Поль верно и вдохновенно выпевал: «белую березу заломаю, люли-люли, заломаю, люли- люли.»
- Заткнись!
Дальше произошло то, к чему подсознательно Петр Романович был уже готов: на высокие подмостки противоположной стены выплыла Варенька в пышном сарафане из парчи, вышитом каменьями, в браслетах, серьгах и ожерелье, и присела в «придворном» реверансе. Завсегдатаи захлопали, а она закружилась, постепенно ускоряя темп, расплетая золотую косу и разоблачаясь.
- Классный стриптиз, народно- патриотический, — доложил Поль. — Выпей водки.
- Обойдусь, — процедил Петр Романович, внимательно наблюдая. «О, соле мио! — думал он. — Солнце мое!» кузен одобрил:
- А ты крепкий орешек. Захватывающий фрагмент: богослов и «вавилонская блудница». — Поль обожал Священное Писание. — Помнишь жену на звере в драгоценных камнях и золоте?
- Апокалипсис, — уточнил Петр Романович, машинально поддержав фантастический поворот диалога в подземном кабаке. и мелькнул еще образ чаши в руках «жены» — золотой чаши, наполненной «мерзостями и нечистотою блудодейства ея».
- А впрочем, чего тайны колыхать? Там вечность, тут «порно». — Поль выпил. — Я сразу почуял, вчера опоздал, а сегодня выследил. Видал, какое у них с Ангелевичем алиби?
Петр смотрел на сцену, где в разноцветно мигающих огнях изгибалась в непристойных позах Варенька, уже вполне голая. Физическое отвращение комом подступало к горлу, но надо вытерпеть до конца, чтоб укрепить реакцию, утвердить в душе это тошнотворное чувство.
- Слушай, идея! Мы можем нанять ее отдельно, чтоб она разделась у нас на столе.
- Тебе этого мало?
- Великолепное унижение. Она наверняка откажется, но узнает, что ты здесь.
- Кончай, садист. Мне уже ничего не нужно, я освободился, — сказал Петр Романович хладнокровно, словно верный диагноз поставил, и поднялся. — Ты остаешься?
- Досмотрю!
Шоу заканчивалось, стриптизерка стояла на краю сцены, а самые распаленные самцы с криками толпились у ее ног.
- Что значит «кровь на мертвой голове»?
- Чего-чего?
- Орудие убийства.
Ипполит глядел с испугом.
- Ты мне звонил часа два назад?
- Нет. Честное слово, нет! — ответ непривычно серьезен. — Я ее выслеживал. А что случилось, Петь?
Петр Романович, не отвечая, бросился к выходу, на пороге подвала оглянулся — бесстыжая девка смотрела в упор, кажется, узнав, — пожал плечами и удалился. В целом довольный собою: ни боли, ни гнева, ни даже ревности — блаженное бесчувствие. Итак, любви было отпущено ему скаредно — на два дня.
Значит, так надо. Очиститься от грязи (тут кстати подвернулась молитва, застучало в голове: «вся моя грехи, яже содеях. делом словом, помышлением, слухом, зрением, обонянием, вкусом, осязанием и всеми моими чувствы, душевными вкупе и телесными.» — да, весь он был пленен, весь!) и поблагодарить Его за столь быстрое и легкое освобождение. С пустым сердцем он и не заметил, как очутился дома.
В прихожей — вспомнил вдруг и ощутил — мерзкий запах роз (его подташнивало). Вспомнил все — давешний звонок и страх. С намерением избавиться и от цветов Петр вошел в маленькую комнату, включил свет. На полу возле качалки лежал ничком человек из сна, в коричневом с «искрой» костюме, вокруг головы — уже засохшая лужица крови. Мертвая голова в крови!
Мир враз вывернулся наизнанку, взорвавшись яростью — к ней. «Все из- за нее! — сказал он вслух. — Все началось с ее появления!» Он перевернул тело, узнал полузабытые родные черты и сел рядом на пол в приступе безумия. «Разве я сторож брату моему?..»
- В девяностом году мой родной брат Павел был осужден за убийство своей невесты Маргариты Страховой. Спустя год из лагеря пришло извещение о его смерти.
- Бумага официальная?
- Да. Из санчасти.
- Это «дело» мы поднимем. Пока — вкратце. Убийство из ревности?
- Судите сами. Они учились в архитектурном: Маргарита, Павел и Ямщиков со своей будущей женой. Игорь рассказал брату, что его невеста занимается уличной проституцией. Его это потрясло.
- Что ж, мотив прозрачен.
- Павел сознался, когда ему были предъявлены веские улики и свидетельства. Дядя боролся за него, как лев, но шесть лет он получил.
- Шесть? В девяностом?
- Господи, я давно его похоронил и поминал как умершего!
- Ладно, с прошлыми несообразностями мы разберемся по своим каналам. Меня интересует настоящее.
- Разве вы не ощущаете связь событий?
- Расскажите про свои ощущения.
- Я видел Павла в четверг после визита Подземельного.
- Как! И вы умолчали?
- Неумышленно. Разве человек в здравом уме может в такое поверить? Я думал (после медицинского пойла), что это привиделось мне во сне. Более того, я его принял за отца.
- Острогорский, вы мне голову морочите?
- По загадочным причинам я очутился в стрессовой ситуации. Правда: он жутко постарел за девять лет, отрастил, как отец, усы и бороду. И — важная деталь — на нем был старый папин костюм.
- Где хранился костюм?
- После похорон тетя раздала вещи отца соседям.
- Кому конкретно?
- Лучше у нее спросить. Подземельному — вполне возможно, он вечно нуждался.
- Выходит, ваш брат жил — предположим, с четверга — у кого-то из соседей. Почему не у родных?
- Насчет дяди не знаю, а на меня он обиделся еще тогда, во время следствия: мне пришлось дать против него показания. Вот наш диалог в четверг вечером. «Ты же умер», — сказал я призраку (отцу — так мне мерещилось во сне). — «Нет, я пришел к тебе».
- И это все? Что вы молчите?
- Я безумно испугался и сказал: «Уйди, мне страшно». — «Мне тоже, — произнес призрак. — Прости». — «За что?» — «За смерть». Я хотел закрыть дверь, но не смог пошевелиться, а он добавил: «И я тебя простил». Страх и странное любопытство боролись во мне. «Как там у вас, в том мире?» — «Не дай Бог тебе туда попасть. Я еще приду». Поверьте, я принял эту фантасмагорию за сон.
- Вы много пьете?
- Да нет же! Напиток был сокрушительный.
- Расшифруйте разговор, как вы его понимаете.
- В свете случившегося так. Брат простил меня за мои показания на следствии и попросил прощения за ложное свидетельство о своей смерти, которое он каким-то образом устроил. И предупредил, что жизнь в зоне (в «том мире») невыносима.
- Предупредил? — тотчас прицепился следователь. — Он считал, вам угрожает арест?
