пошел!
– Только не задерживайся, – попросила мать.
– Хорошо, я постараюсь, – кивнул Саша и уже в дверях добавил: – Если получится…
Белов спешил вовсе не в библиотеку. Космос позвонил, чтоб сообщить – через час его ждет Муха. Времени было в обрез, ведь предстояло ещё как-то добраться до Нагатинской поймы, где ему была назначена встреча. А просить Космоса подвезти до места после вчерашней стычки Саша не решился.
Он выскочил из подъезда и торопливо зашагал к автобусной остановке. На душе было муторно – не от страха, нет. Встречи с Мухой он по-прежнему не боялся, но перед боем дружеская поддержка Белову все-таки не помешала бы. Одному ему было как-то неуютно.
Взглянув на часы, он прибавил шагу, и в этот момент из-за угла дома вырулил «Линкольн» Космоса. Он поравнялся с Беловым, и из открытых окошек машины высунулись три кулака с оттопыренными большими пальцами.
Медленно и синхронно кулаки перевернулись пальцами вниз в характерном гладиаторском жесте – никакой пощады сопернику, только смерть!
Белов с облегчением улыбнулся: все нормально, никаких обид – они снова вместе. Он открыл дверцу и сел назад, к Филу.
Дорогой, против обыкновения, все молчали, словно подчеркивая тем самым важность и опасность предстоящего поединка. От этой тишины Саше снова стало не по себе. Он нахохлился, помрачнел и отвернулся к окошку.
Это заметил Пчела, он коротко переглянулся с Космосом и развернулся к Белову.
– Ну что, Сань, – жим-жим?.. – подмигнул он. Тот отрицательно покачал головой.
– Ладно врать-то! – усмехнулся Пчела. – Меня самого трясет. Знаешь, в прошлом году Муха на дискаче троих пацанов из Центра так отбуцкал!.. Одного в Склифе откачивали.
Космос, озабоченно покачивая головой, подтвердил:
– Точно. А у другого крыша протекла. Он теперь дебил полный – слюни до земли, и все время «Мурку» напевает…
– Да, Сань, Муха – боец серьезный, – сдержанно кивнув, согласился с друзьями Фил.
Белов с ироничным недоумением оглядел всех троих, наклонился вперед и похлопал по плечам Пчелу и Космоса.
– Спасибо, ребята, за поддержку! Знаете, как человека подбодрить! Спасибо, ребята, спасибо…
Вдруг Пчела прыснул, и тут же все трое, не сдержавшись, захохотали в голос!
– Да ты что, Сань, он же узкогрудый!
– Там понтов больше!
– Муха – она муха и есть!.. – наперебой заорали парни.
– Гляди, Сань, вот он – твой Муха, – Пчела выудил из кармана игрушку – забавного скелетика на ниточке – и подвесил его над лобовым стеклом. Он отвесил скелетику звонкий щелбан и, дурачась, запел на мотив «Мурки»:
– Здравствуй, моя Муха, Муха дорогая… И все четверо друзей грянули хором:
– Здравствуй, моя Муха, и проща-а-а-а-ай!!!
После встречи с Сашей Лена Елисеева весь следующий день была сама не своя – ей ни на минуту не давала покоя его вчерашняя драка с Мухой. Она слишком хорошо знала характер того и другого, поэтому была абсолютно убеждена – этой стычкой дело не закончится!
Лене было тревожно за обоих, но больше, конечно, за Сашу. Муха был опытным бойцом и считался среди своих почти непобедимым. Ей доводилось видеть его в деле – зрелище, что и говорить, было эффектным. Устоять против такого мастера Саше было, безусловно, очень и очень непросто.
Но куда сильнее её беспокоило другое. Короткий разговор с Сашей нельзя было считать законченным – это ясно. Никакая драка Белова не остановит, а это означало, что ей ещё предстоит встреча с ним. И будет тяжелый и горький разговор – от этого не никак не уйти, и он, конечно, опять потребует объяснений всему, что она натворила.
А что она могла ему сказать?! И, главное, – как? Как найти слова, чтобы упрямый и «правильный» Белов понял, наконец, что жизнь сильнее человека, и очень часто она отправляет людей совсем не по той дорожке, по которой им хотелось бы идти…
В институт Лена не поступила, пришлось пойти работать – приемщицей в прачечную. За копеечную зарплату она целыми днями таскала туда-сюда чужое грязное белье. Отец беспробудно пил, мама болела, денег не хватало даже на то, чтобы сносно питаться! А ведь ей было только восемнадцать, и вокруг было столько соблазнов!
Через год умер отец, и они с мамой сменяли квартиру, переехав из престижного Юго-Запада в богом забытые Люберцы. Это была её, Ленкина идея – на доплату от обмена можно было и приодеться, и какое-то время просто нормально пожить, не считая каждую копейку.
С работой на новом месте оказалось труднее. Помыкавшись по разным местам, Лена, наконец, устроилась гладильщицей в кооперативное ателье. Там-то на неё и положил глаз хозяин. Не проходило дня, чтобы этот похотливый толстяк не оказал ей какого-нибудь весьма своеобразного знака внимания. То щипал за щеку, то похлопывал пониже спины, а то и прижимал к стенке в укромном уголке. Лена все это терпела.
Но потом, посчитав, видимо, что этап «ухаживаний» закончен, хозяин пригласил её в кабинет и открытым текстом предложил:
– Хочешь, переведу тебя на прием заказов? Чистая работа и зарплата вдвое больше, а? Но, милая моя, тогда уж и ты будь добра… – и он, сально улыбаясь, кивнул на кожаный диван.
Да, можно было, конечно, гордо развернуться и уйти – назад, к раскаленным утюгам и клубам пара, но… Лена, опустив голову, попросила время на раздумье.
– Думай, лапочка! Думай хоть… до конца дня! – великодушно разрешил босс. – Только знай: глупой и упрямой работнице я не доверю даже утюга!
Все оставшиеся три часа Лена барахталась в трясине обывательской мудрости. «Жизнь только одна», «так и сдохну в нищете», «молодость проходит», «все равно никто ничего не узнает», «да что от меня – убудет?!» – эти и подобные им мысли оказались сильнее и стыда, и чести, и верности слову.
Вечером Лена уехала из ателье вместе с хозяином на его машине, а наутро уже сидела на приеме заказов.
А вскоре миловидную приемщицу заметил приятель босса – художник-модельер из Москвы. В отличие от своего друга, он был хорош собой, элегантен и обходителен. К тому же предложил Лене заняться модельным бизнесом и пообещал ей на этом поприще свою всемерную помощь! Обманул, гад, конечно…
Но это уже было не важно – денег, что давал ей модельер, не избалованной достатком Лене вполне хватало.
Потом был какой-то торгаш, за ним – валютный спекулянт, хозяин чебуречной… Лена в полной мере поняла правильность пословицы «коготок увяз – всей птичке пропасть».
Именно тогда она
