Елизавета поднялась и решительным шагом направилась в сторону Родионова. Савелий поймал на себе ревнивый, почти ненавидящий взгляд молодчика и с доброжелательной улыбкой приподнял рюмку с вином в знак приветствия. Боже мой, кажется, еще вчера он был такой же молодой и глупый. И отказ женщины воспринимал как личную драму.
Взгляд Макса вдруг неожиданно увял, будто он заглотил сразу пять лимонов.
— Здравствуй! — проговорила Елизавета, присаживаясь. — Не ожидала тебя здесь увидеть.
— Признаюсь, я тоже.
— Никогда не думала, что ты любишь Европу.
— Ты права, предпочитаю Россию. Но после расставания с тобой на меня накатила такая тяжелая тоска, что мне ничего более не оставалось, как уехать в Париж.
— Помогло?
— Немного, — едва пожал плечами Савелий. — Если бы не здешние куртизанки, так мне пришлось бы совсем худо.
— Ты по-прежнему невыносим, — не то укорила, не то похвалила Елизавета.
— Верно, я мало изменился, — легко согласился Савелий, — а ты наоборот…
— Что, подурнела?
— Нет, похорошела еще больше, — и, выразительно посмотрев в сторону ее спутника, сдержанно добавил: — Мне не доводилось знать тебя такой.
— Ах, вот ты о чем! — грустно улыбнулась Елизавета. — А я-то думала, что давно уже стала тебе безразлична.
И все-таки Лиза изменилась. На ее лице невозможно было отыскать следов несостоявшейся любви. Она по-прежнему казалась беззаботной и очень напоминала весеннюю птаху, вернувшуюся в родные края после длительного путешествия. Просто она перешла в новое качество — стала самостоятельной женщиной.
— Ты мне никогда не была безразлична, — сдержанно заметил Савелий. — У тебя серьезно с этим мальчиком?
— Савелий, давай не будем распространяться на эту тему. После расставания у каждого из нас жизнь сложилась по-своему, и этот вопрос больше напоминает упрек. Я же не интересуюсь твоими привязанностями, а они наверняка были.
— Если и были, то я никогда не изменял тебе, потому что не мог забыть тебя даже на минуту.
— Ах, вот оно как. Прости, не ожидала, — чуть теплее отозвалась Елизавета.
— Ты надолго в Париже? — как можно более беззаботно поинтересовался Савелий.
Подошедший официант поставил перед Елизаветой высокую рюмку и, бросив вопросительный взгляд на Савелия, налил самую малость.
— Нет, через неделю возвращаюсь уже обратно. Батюшка немного приболел, и мне хочется находиться с ним рядом. Я и так принесла родителям слишком много огорчений своим скверным характером. А ты… что будешь делать ты?
— Не знаю, — пожал плечами Савелий, — мне совершенно некуда торопиться. В отличие от тебя, меня никто не ждет. Скорее всего, побуду еще здесь.
— Жаль, — протянула Елизавета.
— Что именно?
— Каждого человека обязательно кто-то должен любить и непременно ждать.
— Я не хочу никого винить в своих ошибках.
— А ты бы хотел изменить свою жизнь?
— Что ты имеешь в виду?
Взгляды их столкнулись, и Савелий почувствовал, как по телу прокатился разряд молнии.
— Если бы мы сейчас вышли из этого ресторана вдвоем… и больше никогда не расставались?
— Мне грустно признаваться, но больше всего на свете я желал бы именно этого. Но как ты объяснишь свой неожиданный уход этому юноше? Похоже, он очень взволнован и озабочен, что ты сидишь со мной за одним столом столько времени.
— Этот молодой человек — князь Оболенский. Здесь, в Париже, ему принадлежит несколько домов в самом центре. И на берегах Сены он чувствует себя гораздо лучше и уютнее, чем в родном Санкт-Петербурге. Кстати, он сделал мне предложение.
— Ваши отношения зашли очень далеко! — нахмурился Савелий.
— Тебе не стоит волноваться, Савелий, все объяснения с ним я беру на себя.
Савелий сделал два небольших глотка, потом поставил бокал на место и сдержанно поинтересовался:
— Тебе не будет жаль расставаться с таким именитым женихом? Все-таки ты можешь стать княгиней. А что тебе могу дать я?
— Ты мне можешь дать гораздо большее — вернуть потерянную любовь. Это много значит для женщины. В сущности, каждая из нас хочет обыкновенного человеческого счастья и чтобы рядом с ней находился любящий мужчина.
Савелий ответил не сразу. О встрече с Елизаветой он мечтал. Но он представлял свидание несколько иным и понял, что, в сущности, она нисколько не изменилась и по-прежнему продолжает возводить между их отношениями частокол из множества условностей.
— Боюсь, у нас ничего не получится, — слегка покачал головой Савелий. — Время не вылечило меня, а только обострило болезнь. Я не отказался от своих прежних привычек и не знаю, где закончу свою жизнь. Мне даже неизвестно, какое коленце моя судьба выкинет завтра! Мне бы очень не хотелось доставлять тебе дополнительные страдания. Забудь меня, если сможешь.
Губы Елизаветы дрогнули, она отвернулась и через широкое окно ресторана принялась сосредоточенно рассматривать старого шарманщика. Присев на узенькую лавочку, тот поднял лицо кверху и с огромным удовольствием наслаждался теплыми летними лучами.
Вот кому было по-настоящему хорошо!
По щеке Елизаветы медленно потекла слезинка.
— Извини, — приложила она платок к глазам, — не хотела, так получилось, женская слабость. Так ты занимаешься все тем же?
— К сожалению. Я ничего другого не умею. Это как наркотик, один раз попробовал — и хочется еще. А я человек очень азартный, что, естественно, только усугубляет дело.
— Но ведь тебя же победили, — неожиданно улыбнулась Елизавета. — Ты не сумел взломать сейф из титановой стали.
— Откуда тебе это известно? — чуть поморщился Савелий. — Неприятно слышать о собственном поражении от женщины.
— Мне случайно как-то попались на глаза «Московские ведомости», там какой-то бойкий газетчик написал, что ты трижды проникал в помещение банков. Пытался просверлить в сейфах из титановой стали дверцы, но ничего из этого не вышло. Это правда?
Савелий улыбнулся и отрицательно покачал головой:
— Репортер соврал. На самом деле я предпринял шесть попыток. Но все они закончились неудачно. Хочу сказать откровенно, после расставания с тобой мне очень не везло. Ты мне приносила удачу. Первый раз, когда я проник в здание, едва не попался. Через несколько минут в дом ворвалась полиция. И мне до самого утра пришлось прятаться за портьерой. Второй раз мне пришлось спасаться через запасной ход, и, не подоспей вовремя моя пролетка, нашей встречи могло не быть. В третий раз я благополучно проник в здание, сумел пробраться в хранилище, но когда я уже разложил инструменты, чтобы открыть дверцу сейфа, как вдруг обнаружилось, что управляющий еще не ушел и в ближайшие несколько минут должен осмотреть хранилище. Как ты знаешь, я ведь не мокрушник, — брезгливо поморщился Савелий. — Пришлось сразу уйти. Я даже не успел собрать инструменты. Так что полиция имела возможность досконально изучить мои орудия труда. Для меня это была большая потеря. Месяца два ушло на то, чтобы изготовить соответствующие инструменты заново. Мне приходилось обращаться за консультацией к металлургам, с их помощью мне удалось изготовить несколько сверхпрочных сверл. Одним из них я даже просверлил отверстие в сантиметр глубиной. Но оно, сильно накалившись, лопнуло. Мне ничего более не оставалось, как закрыть свой саквояж и отправиться в обратную дорогу.
— Это и в самом деле неприятно, — искренне посочувствовала Елизавета. — Представляю! Для тебя это было большим ударом.
Савелий поймал взгляд Елизаветы.
— Не больше, чем в тот день, когда мы расстались, — сдержанно заявил Савелий.
— Так, значит, что тебя все-таки победили? — Теперь в глазах Елизаветы засияли искорки веселья.
Савелий оставался серьезным.
— Выходит, что так.
— А хочешь, я тебе помогу одолеть сверхпрочную сталь? — с вызовом произнесла Елизавета.
Савелий невольно улыбнулся:
— Это каким же образом? Ты знаешь какое-то заветное слово?
Теперь перед ним сидела не напыщенная дама, какой Елизавета была всего лишь пятнадцать минут назад, а милая барышня, выпускница института благородных девиц, с которой он познакомился на Тверском бульваре.
— Ты слышал что-нибудь о докторе Нобеле?
— Извини, нет. Среди моих знакомых таких не имеется, — чуть раздраженно ответил Савелий.
— Оно и понятно, тебя интересуют сейфы и их содержимое. Но ничего страшного в этом нет, его многие не знают, но скоро о нем заговорят все. Дело в том, что это очень крупный промышленник. У него имеются свои заводы по всей Европе, есть и в России. Но кроме наращивания капиталов, он страшно увлечен химией и изобрел взрывчатое вещество, которому дали название динамит. Это вещество страшной разрушительной силы.
