Конечно, иметь дело с криминальными структурами небольшое удовольствие, но таковы реалии. "Демократия" разрушила правоохранительную систему и вакуум государственной власти быстро заполнился властью криминальной. Поэтому надо оставить в стороне брезгливость и вписываться в существующие правила игры. В стране нынче проживают два народа: богатые и бедные, и лучше принадлежать к первому. А для этого все средства хороши!
Сидя в машине, Дёмин слушал, как охранники уговаривают двух пьяных девок освободить проход, и вспоминал разговор с политологом. Неужели этим девкам нужны какие—то права? Им требуется свобода только для того, чтобы пьянствовать, колоться и трахаться. И сейчас эта пьянь мешает ему добраться до туалета, в то время как мочевой пузырь буквально разрывается. Уже нет мочи сдерживаться!
— Мы сейчас разберёмся, Константин Данилович, — сказал охранник, сидевший рядом и вдвоём с другим охранником вышел из машины.
— Девушки, не надо никаких паспортов, — сказал он, подойдя к ним. — Пройдите, пожалуйста, чуть дальше, вот туда, к соседнему подъезду.
Он говорил с ними доброжелательно, не желая обострять обстановку. У девиц был какой—то отрешенный вид, как будто они накачаны наркотиком. И говорили они как—то механически, не задумываясь. "Наркоманки", — решил он. Такие не представляют опасности, но порядок требовал, чтобы никого не было перед подъездом.
Одна из девиц, переведя на него странный, как бы обращенный в себя взгляд, произнесла:
— Да покажу я вам паспорт, покажу...
Она расстегнула сумку и засунула туда руку. Потом посмотрела на подругу:
— Я же свой паспорт тебе дала. Он у тебя в сумке.
— Нам не нужны ваши паспорта, — настойчиво повторил охранник, теряя терпение. Но вторая девица, не обращая на него внимания, расстегнув сумку и сунув туда руку, сказала:
— Я тебе вернула паспорт, ты забыла? На хрен мне сдался твой паспорт с твоей пропиской!
Девицы стояли в окружении четырёх охранников и мололи явную чушь, в то время, как мочевой пузырь Дёмина готов был лопнуть, и он решительно открыл дверь машины. У соседнего подъезда бомж, которого охранник уговаривал уйти, разбил об асфальт бутылку, и громко заорал противным голосом:
— Не жди меня мама, хорошего сына, твой сын уж не тот, что был вчера...
Четыре охранника, стоявшие возле копавшихся в своих сумках девиц, скосили глаза на бомжа, а Дёмин, взглянув в его сторону, брезгливо поморщился. В это момент за углом раздался грохот приближающегося мотоцикла, и охранники, положив руки на рукоятки пистолетов, перевели взгляды на проезжую часть, напряженно ожидая мотоциклиста в полной готовности мгновенно отреагировать, если тот попытается открыть стрельбу.
Из джипа выскочили три охранника и закрыли собой со стороны дороги Дёмина, который вылазил из машины с намерением быстро проскочить домой. Мотоциклисты тем более опасны, когда сидишь в машине: они могут на ходу положить из автомата всех, кто в ней находится. А прикрытый охранниками, он сможет успеть добежать до подъезда. "Сегодня какой—то сумасшедший вечер!"— устало подумал Дёмин, и эта была его последняя мысль. Лариса рванула руку из сумочки, и он, с пулей во лбу, свалился на землю рядом с машиной.
Ошеломленные такой неожиданностью, охранники застыли на какое—то мгновение и Федор, воспользовавшись моментом, выхватил два автоматических пистолета Стечкина из—под рваного клифа. Застрелив стоящего рядом охранника, он бросился на землю и, прикрытый скамейкой, открыл стрельбу с двух рук, по—македонски, по трем охранникам из второй машины, прикрывавшим Дёмина от мотоциклиста.
Одно из правил ближнего огневого контакта: максимизируй расстояние до противника и минимизируй себя как цель, поэтому девушки бросились в разные стороны и, падая на клумбы, расположенные по обе стороны подъезда, расстреливали стоящих охранников.
На втором этаже дома в комнате охраны, сидевшие около мониторов не верили своим глазам — перед подъездом творилась страшная бойня! Опытные бойцы, не успев выхватить стволы, валились как оловянные солдатики. А те, кто сумел выхватить, не успевали сделать ни единого выстрела. Такого сумасшедшего темпа огневого контакта они ещё не видели, несмотря на отличную боевую подготовку.
Один из находящихся в комнате охранников по имени Дмитрий звонил в родильный дом, в котором лежала его жена. Час назад ему сообщили, что жена уже находится в родильном зале, и Дмитрий с гулко бьющимся сердцем слушал длинные гудки в трубке. Они с женой ждали мальчика, и даже имя ему подобрали — Артём. Имя красивое, не замусоленное. Свекор предложил назвать Артуром, но это очень по—заграничному, а вот Артём в самый раз. Уже прозвучало четыре гудка, но трубку никто не поднимал. В это момент на улице послышались выстрелы.
— Ох, мать твою! — ошеломленно воскликнул один из сидевших перед мониторами, и Дмитрий, схватив автомат, опрометью бросился вниз по лестнице на улицу, перепрыгивая через две ступеньки.
Он выскочил из подъезда и тут же поймал грудью пулю. Свалившись возле входа в подъезд и превозмогая страшную боль, Дмитрий приподнял автомат, ища глазами цель. В этот момент Лариса, перекатившись на новое место, окинула взглядом вход в подъезд, из которого могли показаться новые охранники. Она заметила, что парень, которого только что положила подружка, шевелится и поднимает автомат. Пуля прошила ему голову и он, уронив автомат, затих, так и не узнав, что двенадцать минут назад стал отцом чудесного малыша ростом 52 см и весом три килограмма девятьсот пятьдесят граммов.
Отец Дмитрия, мастер ГОК'а, проработавший на комбинате более тридцати лет, старый коммунист, так и не сдавший свой партийный билет, пил водку и, размазывая редкие слезы, катившиеся из глаз, горько сетовал на жизнь. Когда—то молодым парнем он приехал сюда по комсомольской путевке строить ГОК, отдал ему всю жизнь, но остался у разбитого корыта, так и не скопив ничего на старость.
Все сбережения, накопленные за три десятилетия работы на Севере и лежавшие у него в Сбербанке, сгорели во время гайдаровской "шоковой терапии". Тогда обратились в дым не только скопленные им деньги, но и лежавшие на вкладах около 400 миллиардов рублей или более пяти годовых бюджетов страны. Но Ельцин обещал, что через полгода народ будет жить богато и весело. У него это получилось только частично, потому что богато и весело зажили не все, а мизерная часть населения.
Потом Чубайс обещал, что на ваучер каждый сможет купить "Волгу", а то и две, но удалось обменять их только на бутылку водки за штуку. Не потому, что автомашины продавались по цене бутылки, а потому, что других реальных возможностей для реализации полученных ваучеров не имелось. А тем, которые вложили свои ваучеры в компании типа "Хопер—инвест", не удалось выручить за них даже и этого.
Зато комбинат, строительство которого когда—то было объявлено всенародной комсомольской стройкой, присвоил себе проходимец, не имевший о производстве никакого понятия. И тысячи людей начали работать на него, а теперь ещё и Димка отдал за него жизнь. Не за родину, измученную тысячелетними переходными процессами, не за русский народ, не успевающий зализывать раны с тем, чтобы сразу же получить новые, а за негодяя, отнявшего у отца работу и ограбившего их семью и десятки тысяч таких же семей! И ещё утверждают, что есть Бог! Так если он Бог для всех, то почему же забивает голы в одни и те же ворота?!
Отец Дмитрия непрерывно пил после похорон и проклинал всех подряд: коммунистов, демократов, правительство и себя за то, что имел несчастье родиться в стране, где человек не имеет никаких прав, кроме права на патриотизм и трудовой подвиг. Он рассказывал случайным собутыльникам о том, как приехал сюда из далекого Курска и жил в старых вагончиках в нечеловеческих условиях, потому что трудовые подвиги в человеческих условиях не свершаются — им там попросту нет места. Необходимое и достаточное условие для трудового героизма — это отсутствие мозгов у высокого начальства, а отсутствием мозгов у своих правителей страна не страдала никогда. И в этом есть определенная логика — ведь руководящие кресла предназначены не для мозгов, а для задниц.
Приезжали начальники в пыжиковых шапках и материли прорабов и мастеров, живших в таких же вагончиках, как и рабочие. Но не материть их было нельзя — такова давняя российская традиция, в соответствии с которой простой народ должен видеть, что высокое начальство печется о нем и разговаривает на понятном ему языке.
После того, как построили комбинат, начали строить жилье и отцу Дмитрия, женившемуся на лаборантке химлаборатории, дали небольшую квартирку, как многолетнему ударнику коммунистическому труда и лучшему бригадиру. Жена не дожила до совершеннолетия сына — умерла от рака, а теперь убили сына и он остался совсем один.
