Вновь позвонила Лена. И опять пропела застенчивым нежным голоском:
– Слушай, можешь помочь человеку с американской визой?
Я скрипнул зубами, решив до поры не устраивать выяснения отношений по поводу контрабанды.
– Какому еще человеку?
Она назвала имя известного всем эстрадного исполнителя и одновременно серьезного дельца, кому в визе было отказано из-за подозрений в его тесных связях с организованным криминалом.
– Это решается не в посольстве, а в Госдепартаменте, – сказал я. – Можно и не пытаться.
– Слушай, за единовременную визу люди платят полмиллиона долларов… Неужели ничего нельзя придумать?
– Обратись к президенту США, – сказал я. – Или к госсекретарю, на худой конец… Да! А какой смысл платить такие деньги за одну поездку?
– А ты представь, сколько тут по городам и весям русских общин. Он эту сумму компенсирует трижды как минимум!
– Идите на хер, леди. Не берусь. Отбой.
Я вновь пробежался по списку дел: предстояли визиты к двум банкирам, на ликероводочный завод, дабы в резерв будущих празднеств и всякого рода показух нам отгрузили грузовик качественного алкоголя, далее – наведаться на Старую площадь, где готова резолюция о выделении мне и Коромыслову двух участков под строительство загородных домов в районе Барвихи, причем не по кадастровой, а по нормативной стоимости, то есть за все про все – пять тысяч долларов с каждого, хотя на хрена мне этот участок?
Но пусть будет, ладно.
После – совместная встреча с Аликом из «Капитала» и с нашими ветеранами из деловых и ушлых ребят, прислуживающих ныне одному из нефтяных магнатов. Алик выстроил свой офис напротив бензоколонки, принадлежащей моим бывшим коллегам, и прилагал все силы, дабы бензоколонку снести, ибо вонь от нее неблагоприятно влияла на служащих, важных гостей и клиентов, а бодрые отставники терять источник прибыли не хотели, предлагая уладить конфликт полюбовно. Их хозяин магнат материально поддерживал как меня лично, так и наш Совет в частности, а потому приходилось, увы, впрягаться в разрешение конфликта.
Только к позднему вечеру мне удалось устроить встречу Есина с Тарасовым в отдельном кабинете ресторана, которым владела жена нашего борца с экономическими недоразумениями.
Негодяи разрешили свои недоразумения в течение получаса, не вступая ни в малейшие пререкания.
– Там один представитель швейцарской фирмы у меня… – говорил Тарасов. – Дело о контрабанде часов… Твои парни ведут… Поможем человеку?
– Ситуация управляемая, – отвечал Есин. – Но он, как мне сказали, упертый, диалог невозможен…
– Потому как на меня рассчитывает, – тонко усмехнулся Тарасов. – Не переживай, клиент ручной, от слова «прокуратура» седеет на глазах…
– А вот по контрабанде телефонов ты сейчас не за то дело взялся, – продолжил Есин, – напрасная суета. Инцидент на контроле у чекистов, завалишь и следователя, и судью, когда до его решения дойдет… Тут уж дай нам отличиться без своих рогаток, они тебе дороже встанут…
– Все понял, спасибо за вводную…
Затем Есин отбыл на иную очередную встречу, а мы с опальным чекистом остались наедине.
– Как ты сумел ввернуться в следствие и в суды? – спросил я. – И в таких широчайших масштабах?
– Расчет основополагающих точек системы, – пожал он плечами. – К тому же – старые связи… Их надо было лишь организовать, связать между собой. Искусство компиляции.
– Так ты себя легализовал под прежним именем? – только тут дошло до меня.
Он самодовольно хмыкнул:
– А кого теперь-то бояться?
Тут он был прав: Решетов свое отыграл. Недавно я видел его, садящегося в машину у здания Совета Федераций. Он похудел, съежился, как заветренный сыр, говорили, серьезно болен, но мне думалось, что причина его пониклости таилась в ином: он стремительно хирел, находясь в вакууме безвластия, как хищник в тесном вольере. И компания ветеранов политической сцены тяготила его своим пустозвонством и практической никчемностью.
– Так теперь к тебе обращаться – кого «открыть», а кого «закрыть»? – спросил я.
– Если клиент не ходит под большим политическим заказом, – важно ответил Тарасов. – С Администрацией я не бодаюсь. А так – милости просим.
Он достал овальный серебряный цилиндрик, высыпал из него на чистую тарелку щепоть белого и плотного как мука порошка, нашинковал его сноровисто краем кредитной карты в три узеньких дорожки и, свернув трубочкой стодолларовую купюру, втянул кокаин в мигом порозовевшие ноздри. Пояснил сокрушенно: – Иногда себе позволяю. После напряженного трудового дня. Ты будешь?
Я, категорически не приемлющий наркотики, с негодованием отказался.
– Как знаешь, – пожал он плечами. – Продукт чистейший. Мне его опера из Наркоконтроля возят. Что хорошо – они его не разбавляют, не мелочатся.
– И много таких оперов в Главдури? – спросил я.
– А ты мимо их конторы прокатись и посмотри, какие вокруг машинки стоят. «Порше», «Мерседесы»… Впрочем, и у федеральной миграционной лавочки такой же автопарк. Всюду – жизнь… И в эти департаменты, кстати, уже рассосалась половина личного состава вашего управления. Скучно у вас становится, Юра, ушли славные времена в историю, нет командной авторитетной руки и, главное, концепции. Живете текущим днем.
– Зато твоя концепция никогда не менялась, – сказал я. – Концепция всеядной пираньи. Или ты претендуешь на приверженность к какой-либо высокой идее?
– Я – нет, а ты? – спросил он.
– Мне хотелось бы ей служить, – сказал я. – Только все предыдущие наши государственные идеи, за которые сложили головы миллионы прекраснодушных людей, оказались ложными и преданными анафеме. А сегодня все идеи закончились, каждый выживает в одиночку и кормится, чем Бог подаст. И мы с тобой, довольно толковые ребята, способные на многое, живем, в общем-то, ради наживы, да и только.
– И мне нравится такое занятие, – сказал он. – Нормальная буржуазная жизнь. Западный стандарт.
– На Западе берущих взятки полицейских сажают в тюрьмы, – возразил я. – Как и посредников, за те же взятки устраивающих удобные судебные приговоры и вмешивающихся в ведение следствия.
– Но нам же с тобой нравится эта страна? – развел он руками. – И не нужен нам ни Запад, ни берег турецкий, ни арабские пустыни, при воспоминании о которых у меня начинаются колики. Ты чего завелся, Юра? Мы с тобой существуем в том укладе, что выпестован самой историей и законами бытия. Дергаться не стоит, ты в этот уклад уместился без зазоров, как аквалангист в гидрокостюм. Вот и грейся, защищенный от воздействия окружающей среды, но шумных пузырей не пускай, дыши ровно, не дразни акул. Плавай себе да ныряй за добычей. И следи за наличием финансового кислорода в баллонах. И знай: закончится он – тебе хана. Все, я пошел. С наших дел с Есиным ты в доле. Хочешь – от него получку принимать будешь, хочешь – от меня. Вот такое простое и ясное положение вещей, которым ты должен проникнуться. Пока, мой верный друг!
– Э, постой, – сказал я. – Мигалки, спецталоны, красивые номера – нужно?
– Да позарез просто!
– Но кандидатуры бандитов не проходят.
– Похлопочу о достойных людях, уверяю тебя!
– Такие есть?
– Первый – перед тобой!
И покатилась жизнь далее – основательная и привычная, и все у меня было в ней, и любые рычаги под рукой, и связи, и деньги, и уважение окружающих, все удовольствия и роскошь, о каких ранее и мечтать не приходилось, только никакой радости от своего благополучного бытия мною не ощущалось, ибо знал я, что качаются за моей спиной черные тени зловещих грехов, способные обрасти плотью каких-либо внезапных угроз и перемен, должных смести меня в прах.
И не зря я предчувствовал их, ох не зря!
При очередной встрече со Жбановым он, лучившийся довольством, как объевшийся сметаны котяра, поведал:
– Хорошие новости, Юра! Коромыслов уходит в министерство. Заместителем первого лица.
– Что же здесь хорошего? – охолодел я. – Опять перетряска конторы, опять новая метла…
– Как раз нет, – сказал он, решительно выставив в мою сторону ладонь. – Все под контролем. Начинается большая игра. Скоро сменится министр, и у нашего Феди будут все шансы занять его кресло. Но для атаки ему просто необходимо занять господствующую высоту.
– Это понятно…
– А контору возглавишь ты, – расплылся он в покровительственной улыбке. – Федя поддержит, он сюда никому постороннему сунуться не даст, здесь его люди, его карман, множество положенных трудов – одно охотхозяйство чего стоит… Да и в Администрации тоже склоняются к твоей персоне… И Олейникова ты устраиваешь, подсобит дед…
Когда после очередного совещания я задержался в кабинете у Коромыслова, то сказал ему в сердцах:
