В левой руке у Куликова оказался глушитель. Не опуская пистолета, он торопливыми движениями стал наворачивать его на ствол.
— Послушай, Стась, давай поговорим начистоту. Как-никак мы с тобой бывшие подельники, а это много значит. Мы должны доверять друг другу. Ты мне заказал убрать того мента, я это и делаю. Если не веришь, можешь проверить, — голос Клетчатого дрогнул.
— Да. Я это знаю. Тем более странно, почему ты вдруг изменил своему слову. На это нужны веские причины. — Куликов навернул глушитель. — Или тебя кто-то очень хорошо попросил об этом?
— Но почему ты думаешь, что это именно моя машина?
— Все очень просто, Клетчатый: в последний раз я сумел рассмотреть номер «восьмерки». Кстати, именно такая машина стоит у входа в клуб.
В этот раз улыбка выглядела зловещей. Куликов не шутил.
Клетчатый побледнел, и на крупном его носу отчетливо обозначились темно-красные прожилки.
— Не торопись, Стась, ты делаешь ошибку. Ты же знаешь, нас связывает многое. Представь себе, эта машина не моя, ну бля буду, не моя! — стукнул себя в грудь Клетчатый. — Давай я тебе сейчас все объясню… Ну, ты положил бы волыну, а то ведь разговаривать так невозможно. Пальнешь, и тогда не узнаешь, кто твою подругу замочил.
Губы Куликова болезненно дрогнули.
— Так ты и об этом знаешь? — Поколебавшись, он положил пистолет на край стола. — Слушаю тебя.
— Тебя действительно пасут уже несколько дней, странно, что ты этого не замечал, — с жаром принялся рассказывать Клетчатый. Он даже подался вперед, будто надеялся, что в этом случае его слова зазвучат более проникновенно. — Оказывается, ты многим перешел дорогу…
Неожиданно он пнул ногой журнальный столик, который, перевернувшись, опрокинулся прямо на сидящего Кулика. Пистолет грохнулся на пол и скользнул под ноги Клетчатому. Тому хватило доли секунды, чтобы поднять его и направить толстый хищный ствол в лицо Куликова.
— Кажется, мы поменялись местами. А ты, Кулик, глупец, не ожидал я, что ты пушку на стол положишь. Хотя, если разобраться, ничего в этом удивительного нет, ты всегда любил остро разложенные пасьянсы.
— Ты не выстрелишь.
— Почему же? — удивился Клетчатый.
— Что ты будешь делать с трупом? Ведь все видели, что мы зашли вместе.
Клетчатый торжествовал:
— Вот здесь ты ошибаешься, никому и в голову не придет интересоваться твоей персоной. Думаешь, я буду проделывать подобное в первый раз? — Клетчатый кивнул на соседнюю дверь и продолжал: — Ту комнату я называю разделочной. Когда я пальну в тебя из этой штуки и ты станешь неподвижным, я оттащу тебя за ноги туда, где тебя разберут на части, аккуратно упакуют в полиэтиленовые мешки, а затем похоронят на мусорной свалке. Прямо скажу, незавидные перспективы.
Клетчатый наслаждался своим превосходством и не собирался скрывать этого. Поневоле почувствуешь себя полубогом, когда знаешь, что от легкого усилия твоего указательного пальца зависит жизнь человека.
— Ты мне так и не скажешь, кто тебя перекупил.
— А какая тебе разница, если через полторы минуты тебя не станет? — скривились губы Клетчатого.
— Это Назар Колотый не решился сам пачкаться и поэтому нанял тебя.
Клетчатый явно заскучал, зевота растянула его рот, и ствол пистолета слегка качнуло в сторону. Скорее всего он уже причислил своего собеседника к покойникам, и ему жаль было терять время на мертвеца.
— Возможно, у тебя с Колотым и были какие-то трения, но здесь ты ошибаешься, он не заказывал тебя. Меня перекупил другой человек, которому ты очень насолил.
Лицо Куликова болезненно поморщилось, теперь он понимал, что ему не померещился человек, которого он повстречал в бильярдном клубе, и наверняка тот сейчас припал к двери, чтобы насладиться впечатляющей сценой расправы.
— Вот оно что.
Клетчатый заулыбался.
— Ага, вижу, ты догадался.
— Почему он обратился именно к тебе?
— Здесь все просто, Кулик: любовь к бильярду. Посещаем один и тот же клуб. Каким-то образом он узнал про мое увлечение (ах, уж эти разговорчивые клиенты!) и заказал тебя. Расправившись с тобой, я снимаю сразу две головные боли: мне не нужно будет, во-первых, выслеживать этого майора, который неожиданно поумнел, а во-вторых, бояться за собственную шкуру. В этой ситуации есть еще один занятный момент — острота ощущений, очень люблю растерянные физиономии в финале.
Клетчатого и Куликова разделяли каких-то три метра. А что, если сейчас оттолкнуться ладонями от подлокотников, подбросить свое тело вверх, а затем, вцепившись пальцами в горло Клетчатого, держать его за кадык до тех пор, пока он не испустит дух? На это потребуется несколько секунд. Не выйдет — на курок Клетчатый надавит гораздо быстрее, и скорее всего сам Кулик дотянется до него уже мертвым.
Видно, на лице Куликова уже отразилось какое-то решение, и Клетчатый поспешно проговорил:
— Но-но, даже и не думай об этом!.. А ты знаешь, я никогда не подозревал, что ты очень хороший собеседник, а как ты можешь держать паузы — просто заслушаешься!
Рука Куликова скользнула к правому карману брюк. Удобно расположившись в складках подкладки, лежал малогабаритный пистолет. Однако крохотный калибр легко пробивал кевларовую ткань мягких бронежилетов.
— Послушай, Клетчатый…
— Руку назад! Назад!..
Негромко треснул выстрел, и, видно, расстроившись от такого непослушания, Клетчатый откинулся на спинку дивана, выронив пистолет.
Куликов поднялся и не без интереса посмотрел в мертвое лицо Клетчатого, которое сейчас было необыкновенно удивленным. Пистолет лежал здесь же и выглядел невинно, как младенец в купели. Длинный глушитель казался нелепым и уродливым. Пистолет имел маленькую хитрость, стоившую Клетчатому жизни: выстрел производился с тыльной стороны ствола. Куликов взял пистолет, несколькими резкими поворотами открутил глушитель, после чего положил оружие во внутренний карман куртки, сюда же спрятал глушитель.
В бильярдном клубе страсти накалялись. Это Куликов понял, едва открыл дверь. Блондинка, опершись правой коленкой о борт и высоко подняв рукоятку кия, намеривалась провести отвесный удар. Судя по ее решимости, она не желала разочаровывать собравшихся, которые взирали на нее почти с восхищением. Замок комнаты отдыха сухо щелкнул, оставив Клетчатого в полнейшем одиночестве.
На Куликова никто не обратил внимания. И среди присутствующих не обнаружилось человека, который показался Куликову знакомым. Приняв вид праздного гуляки, он уверенно прошел через зал, взялся за ручку двери. Прозвучал сухой и звонкий щелчок, а следом раздался взрыв восторга — у дамочки получился дубль.
Куликов вышел из клуба. В лицо пощечиной ударил порыв ветра. Осмотревшись, Куликов «восьмерки» не увидел.
Глава 2
Зрелище было не из приятных. Взрыв вырвал кусок стены и раскидал обломки кирпичей по всему подъезду. В квартире тоже было неладно — полнейший хаос, и только по коврам, заваленным штукатуркой, и по добротной мебели, почти антикварной, можно было предположить, что некогда здесь был уют и порядок. У дальней стены комнаты, среди поваленных и разрушенных стульев, лежала девушка лет двадцати. Глаза удивленно распахнуты, они с наивной грустью свидетельствовали о том, что она не успела насмотреться на окружающий мир. Смерть пока не исказила ее черты, и единственное, что отличало ее от живых, так это неестественная белизна кожи.
Кроме оперов, у трупа хозяйничал и вездесущий Балашин. Унылое выражение его лица было под стать случившемуся. В этот раз он был без практикантки.
Ноги у покойной были неестественно надломлены, но что особенно удивило Шевцова, так это то, что в руке она продолжала сжимать сумочку. Интересно, куда она могла торопиться в столь ранний час?
Шевцов осторожно вытянул сумочку из неживой руки, щелкнул замком. Ничего особенного: косметичка, помада, мелочь, две фотографии, на одной из них — женщина средних лет, правильные черты лица, и очень напоминает Ольгу Крачковскую, очевидно, мать, на другой — она с Куликовым. Фотография выполнена красиво, на фоне одиноко стоящей березы (очень нехороший знак — к расставанию). Оба счастливые, определенно между ними была любовь. Добрая, искренняя фотография.
Шевцов положил снимки в карман, покойнице они больше не понадобятся, а дело значительно обогатят.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спросил Шевцов у Балашина, который с лентой в руках скорее напоминал могильщика, снимающего мерку, чем обыкновенного эксперта.
— Два проникающих ранения, одно — в брюшную полость, другое — в грудную клетку, в область сердца, — буднично констатировал Кирилл Олегович, будто за сегодняшнее утро он осмотрел целый десяток покойников. — Что еще можно сказать? Смерть наступила мгновенно. Жаль. Красивая была девушка.
