В хранилище было темно. Известка, разбитая взрывом в пыль, парила в пространстве плотной дымкой белесого тумана.
— Черт возьми, какого дьявола они тут побелили! — отряхнул Аристов осевшую на плечи штукатурку.
— Это специально, ваше сиятельство, чтобы найти грабителя по испачканному пиджаку, — нашелся Ксенофонтов.
— А вы, я вижу, не без юмора, — с интересом посмотрел Аристов на Власа Всеволодовича, — только мне сейчас что-то не до шуток. Итак, ваши соображения, господа.
Хранилище опустело. Стряхивая пыль с испачканных коленей, последним из помещения вышел эксперт. Его худое лицо выражало озабоченность. Уже сегодняшним утром ему нужно будет написать подробнейшую записку о происшествии, и на узком, изрезанном морщинами лбу отражались муки творчества. Городовые предусмотрительно вышли в коридор, оставив начальство наедине с собственными секретами, и теперь торчали у дверей, наслаждаясь минутами свободы.
— Даже трудно что-либо сказать, ваше сиятельство. Взломан сейф из титановой стали… Это надо просто уметь. На такие фокусы был способен только наш старый знакомый. — Ксенофонтов неопределенно пожал плечом и произнес: — Господин Родионов! Но, насколько мне известно, в Москве его нет. Его уже год как нет в России, иначе пограничные службы нам бы об этом сообщили.
— Так-так, — задумчиво проговорил генерал. — Вы присаживайтесь, господа, чего стоять навытяжку? — И, достав из кармана белоснежный платок, протер им стул. Подумав, вытер о самый краешек испачканные пальцы и брезгливо швырнул платок в самый угол. — А какие будут ваши соображения? — посмотрел генерал на Макарова.
Сергей Гурьевич пропотел изрядно. Всклокоченные волосы торчали во все стороны: хранилище больше напоминало парную Сандуновских бань.
— Надо сказать, что случай взлома действительно уникален. Насколько нам известно, таким образом сейфы еще не вскрывали. Следовательно, наш клиент весьма неординарная личность. Это надо признать, господа! Я согласен с Власом Всеволодовичем, что так мог действовать только наш старый знакомый. Но его в России нет. Год назад мы вели за ним наблюдение, — Макаров присел на стул. — Наши филеры не отходили от него ни на шаг. Но потом он уехал в Париж и совсем выпал из нашего поля зрения. Если он кого-то и грабит, так благополучных французских буржуа… Но у нас в России предостаточно своих проблем.
— Разумеется… И все-таки, господа, мне думается, что вы не правы. Так работать может только один человек. Я говорю о Савелии Николаевиче Родионове. Он опять вернулся в Россию… На этот счет у меня нет никаких сомнений. Не случайно же в прошлую ночь меня мучили кошмары. Представьте, господа, мне приснилась огромная серая крыса, она подошла ко мне, понюхала и ушла… Я проснулся весь в холодном поту. Н-да… Ну, хватит об этом. В прошлый раз нам не удалось отправить нашего друга на каторгу, но думаю, в этот раз мы не оплошаем. И прошу вас, господа, не раскисайте, впереди нас ожидают немалые хлопоты. — Неожиданно генерал улыбнулся: — И все-таки он вернулся. Зачем? Лично я думал, что потерял его навсегда. Что ж, милости прошу, я буду рад с вами встретиться, господин Родионов.
— Ну вы, право, как малые дети. Во-он вас сколько понабежало, а я один, господа. Один! На всю Москву! Эх, да что там мелочиться, единственный на всю Россию! — рубанул рукой Точилин. — Вот вы сегодня, господа, заявились спозаранку, разбудили меня. А ежели к вам захочешь зайти, так надо за неделю записываться. А потом ведь у меня хозяйство небольшое, не то что у вас. А вы своей обувкой грязи понанесли, а мне потом все это совком выгребать, — хмуро оглядел гостей Матвей Терентьевич. — Это у вас прислуги с целую дюжину, а у меня одна девка только. А потом ведь еще и живность немалая… два пса, почитай, пять кошек, петухи. Гляньте, господа, они все по углам разбежались. А они ведь еще и нагадить со страха могут. Опять неудобства!
Банкиры не позабыли снять шапки, смиренно стояли у порога и опасались обидеть знатного мастера неосторожным словом.
— Ну, право, Матвей Терентьевич, не стоит так серчать. Даже премьер-министр не ругал нас так, как делаете вы, — обиделся Георг Рудольфович, — ну будьте же милосердным.
— А вы чего хотели от меня? — продолжал горячиться Точилин. — Заявились ко мне ни свет ни заря, и давай вам теперь сейфы менять. А работа-то не из простых. Мне людей теперь нанимать надобно, а денег это немалых стоит, мастерам хорошо платить надо.
— Помилуйте, — взмолился Лесснер, — ну за что же вы нас так, батенька! Разве мы вас ограничиваем в средствах? Сколько же вам нужно? Двадцать тысяч? Тридцать? А может быть, пятьдесят? Мы согласны на все.
— Брысь отседова! — Точилин поддал ногой проходившего рядом кота. — Развелись тут, пройти некуда! — И уже мягче, не глядя на вошедших банкиров, произнес: — Проходите, господа! У меня, конечно, не дворец, но ничего, разместитесь. Вот, садитесь на диванчик, он хоть и примят малость, но ничего, сидеть можно. Авось не развалится.
Банкиры осторожно, как если бы входили в приемную премьер-министра, протопали по ковровой дорожке и послушно устроились на потертом прогнутом диванчике, который даже среди старой мебели выглядел настоящим ящером.
Первым, подчеркивая свое старшинство, заговорил Георг Рудольфович:
— Уважаемый Матвей Терентьевич, мы очень ценим наше сотрудничество и хотели бы его продолжать и далее, — прижимал он к груди шляпу. — То, что вы создали год назад, действительно восхитительно, но времена меняются, и мы хотели, чтобы вы внесли кое-какие изменения в вашу конструкцию.
— Эх, господа, как же вы не вовремя, — посетовал мастер, — на завтра у меня встреча назначена, китайского петушка мне предлагают за пять тысяч рублей. Для такого бойца цена правильная! Говорят, что он с самого императорского дворца. А китайские вельможи знают толк в петушиных боях.
— Батенька, какие бои?! Не сегодня, так завтра мы без мошны останемся, а вы о каких-то петухах печетесь! — воскликнул Арсеньев, приподнимаясь, и диван под его телом жалостливо пискнул.
— Ну, знаете, господа, — оскорбился Точилин. Губы его от обиды дрогнули, и он стал напоминать пятилетнего мальчишку, у которого отняли любимую игрушку. — Так мы с вами не столкуемся.
— Господа! Господа! — энергично вмешался Некрасов. Места на диване для него не хватило, и он устроился на почерневшей от времени скамье, больше смахивающей на исторический раритет. — Давайте не будем ссориться, так мы никогда не сумеем договориться. Хочу вам признаться, я тоже люблю петушиные бои и даже иногда делаю ставки, — объявил банкир. — Уважаемый Матвей Терентьевич, помимо гонорара, который мы вам дадим, мы приобретем для вас еще с пяток китайских петушков. И они наверняка станут лучшими бойцами Москвы. Только и вы должны пойти навстречу.
Лицо Точилина приобрело задумчивое выражение. Эту партию он выиграл у банкиров вчистую. Разумеется, он сам нуждался в деньгах: в первую очередь следовало освободиться от всех исторических раритетов и выкинуть мебель эпохи Рюриковичей. Прикупить новую, пузатую, какую он встречал в салонах важных вельмож, но главное было другое — он хотел победить медвежатника, который так ловко расправлялся со всеми его выдумками. Матвею Терентьевичу интересно было узнать, что грабитель противопоставит ему в следующий раз.
Но сейчас важно было выждать глубокую паузу, которая может запросто сойти за внутреннюю борьбу, и в то же время не следовало переигрывать, иначе интеллектуальная дуэль между грабителем и изобретателем может не состояться.
— Хорошо, господа, я согласен, — важно надулся Точилин.
— Вот и славно, — обнял Лесснер за плечи мастера. — Если бы вы знали, как мы в вас нуждаемся! Вы уж извините, но я сразу перейду к делу. Когда будет готов первый сейф?
— Готовить, господа, ничего не придется. Мне просто нужно будет усовершенствовать ваши старые сейфы. Все это я могу сделать на месте.
* * *
— Вы ничего не путаете? — осторожно спросил генерал Аристов.
Рука невольно потянулась к носу, и генерал большим пальцем унял начавшийся зуд. Самое скверное заключалось в том, что в последний год его волнение проявлялось столь необычным образом. Возникало подобное ощущение всегда очень некстати: например, на приеме у государя, как это произошло в прошлом месяце, и он едва сдержался, чтобы не чихнуть на императора. Как бороться с подобным недостатком, Григорий Васильевич не знал, и первое, что приходило ему на ум, так это заявиться к какой-нибудь мудрой бабке, способной заговорить необычную хворь.
Удача, маячившая впереди, теперь казалась настолько близкой, что достаточно было протянуть руку и… Еще один приятный момент заключался в том, что нос в присутствии Сашки Голицына можно было тереть до тех самых пор, пока он не покраснеет, как помидор, сиятельный князь будет старательно делать вид, что ровным счетом ничего не происходит. Воспитан, одним словом. Культура!
