Спартак сел за стол, открыл тетрадь и принялся набрасывать план селения. Он правильно сделал, что вчера, превозмогая дикую усталость, обошел всю деревню, запоминая, где тут что, и прогулялся по окрестностям. Даже не поленился забраться на холм, которые местные жители именуют Матвейкиной горкой, и оттуда внимательно осмотреться. Так что, граждане начальники, мы еще повоюем, нас за рупь за двадцать не возьмешь...
Спартак успел закончить свою нехитрую работу до того, как в горницу набились все те, кого он ждал. Они уже знали, что произошло.
– Не это ли зовется точным русским словом «звиздец»? – сказал Марсель.
– Хреново, конечно, но не фатально, – Спартак закурил первую за сегодня папиросу.
– Не чего? – не понял Литовец.
– Еще побарахтаемся, значит, – сказал Спартак.
– Барахтаться мы, конечно, будем, деваться-то нам некуда, – медленно проговорил Марсель. – Для нас же будет лучше барахтаться до самого упора. В лапки к НКВД нам лучше не попадать. Это я вам авторитетно заявляю. Ну ежели, конечно, никто из вас не желает пройти все круги ада еще на этой грешной земле.
– Амба, приехали, – Одессит отбил чечетку. – Всю жизнь я мотылялся по стране и всю жизнь гадал, где будут гнить мои косточки. На Одессу-маму я из скромности не рассчитывал ввиду перелетной профессии и ярой нелюбви ко мне одесской милиции. Рассчитывал на Ташкент или хотя бы на Саратов. А вот где, значит! Ну боже ж мой, какое место! И зашатаются над нами кривые кресты. А скорее всего, ничего не зашатается, ну разве лопухи. Свалят нас в ров и лопатами зароют.
– Все, поскулили и хватит, – Спартак обвел взглядом обступивших его людей. Ну чистое заседание Генштаба, право слово. Ухмыльнулся: – Читаю в глазах немой вопрос: «Есть ли у нас какие-то шансы?»
– Есть такой вопрос, – сказал Танкист. – И есть еще другой: не лучше ли всей оравой попереть на легашей? По-матросски, ревя, попрем на пули. Если легашей пригнали из тех, кто фронта не нюхал, может, и дрогнут. Прорвем кольцо... Ну, или помрем как люди.
– Во-первых, не лучше, – сказал Спартак. – Во-вторых, шансы есть. И даже не скажу, чтобы очень дохлые. Наш шанс – это ночь. Ночью мы можем выскользнуть из окружения. Днем прорываться бессмысленно. Днем придется держать оборону... Словом, орлы, боевая задача проста, как собачий хвост, – продержаться до ночи. Плохо то, что еще только утро. Зато хорошо то, что дни сейчас короткие.
– Они ж тоже не дурные, – с сомнением покачал головой Танкист. – Ночью плотнее сомкнут кольцо, выставят такие дозоры, сквозь которые и одному не просочиться, а уж отрядом...
Он махнул рукой.
– Есть кое-какие идеи и на этот счет, – сказал Спартак. – Одессит, тебе первому ставлю боевое задание. (Одессит шуточным макаром отдал честь.) Марш бегом по хатам. Экспроприируешь у крестьянского элемента все простыни, пододеяльники, наволочки и все белое белье. И волоки его сюда.
– Саваны шить? – скроив серьезную рожу, спросил Одессит.
– Шить будем, это я тебе обещаю. Только не саваны...
– Маскхалаты,– догадался Горький. И вдруг расплылся в улыбке: – Просто и гениально! Этого, думаю, они никак не ждут. А ведь и вправду это дает нам хороший шанс. Особенно по темноте. Если еще затеять ложный, отвлекающий прорыв...
– Затеем, – Спартак постучал карандашом по столу. – И еще кое-что затеем. Мы не первые на этой земле, кого окружают в населенном пункте превосходящие силы противника. На той же Финской подобное сплошь и рядом случалось, причем, что характерно, тоже в студеную зимнюю пору. Чаще белофинны окружали наших, но бывало и наоборот. Некоторым удавалось вырываться из, казалось бы, совершенно гиблого «котла». А я, позволю себе напомнить, прошел две войны, среди которых была и Финская. Так что кое-чему учен. И это кое-что мы обязательно применим. Достанем из загашника. Но об этом потом. Танкист! Возьми кого-нибудь, пошарьте в колхозных закромах. Нужен бензин, керосин, прочие горючие жидкости и все какие есть бутылки. Тряпья кругом навалом. Сможешь из этого приготовить зажигательные гостинцы?
– А то! – хмыкнул Танкист.
– Теперь вот что, хлопцы и орелики, – Спартак раскрыл тетрадь на страничке с наспех нарисованным планом деревни. – Слушайте и запоминайте с превеликим тщанием. Потому как от безукоризненного исполнения и полной согласованности действий зависит, продержимся ли мы до ночи. Короче, от этого зависят наши жизни. – Спартак помуслил карандаш. – Двое твоих, Горький, и двое твоих, Марсель, идут к речке. Они займут позиции здесь и здесь, – Спартак поставил на карте крестики. – Здесь укроются за деревьями, а тут залягут за коровьей изгородью. Место открытое, просматривается хорошо, в случае если они пойдут там, до нашего подхода вчетвером вполне их можно задержать. Только думаю, через реку штурмовать они не станут. Понести гигантские потери в их планы никак не входит. Самые опасные направления – со стороны дороги и со стороны колхозного коровника, где лес вплотную подступает к деревне. Здесь поступим вот как...
Вскоре тетрадный лист оказался изрисован крестиками и стрелками. Спартак скрупулезно разъяснил каждому его задачу, часто и совершенно сознательно повторяя одно и то же – все-таки сейчас рядом с ним были люди в большинстве невоенные.
– ...Диспозиция диспозицией, а боевой дух – это, пожалуй, поважнее будет, – закончил Спартак инструктаж. – Втолкуйте каждому из своих парней, что наше положение не просто не пропащее, а еще вполне сносное. У нас есть оружие, у нас есть боеприпасы. И не по одному патрону на ствол, как зачастую бывало в начале войны с фрицем, а вполне приличный запас, который, даст бог, еще и пополним. У нас есть еда, вода. Мы встречаем врага не в чистом поле – у нас стены, за которыми можно укрыться и согреться. Если уж на то пошло...
В избу влетел один из блатных.
– Шухер, бродяги! Там на дороге... Фу-у... – он замолчал, пытаясь отдышаться.
– Что там? – шагнул к нему Марсель.
– Там Ухо с легавыми, – сказал вбежавший...
Энкавэдэшники подогнали грузовик к выходу дороги из леса на открытое пространство, разделявшее лес и деревню. Задом подогнали. В кузове с пола поднялся человек, предъявил себя в полный рост и тут же вновь рухнул на доски, чтобы не сняли очередью или метким одиночным выстрелом. У этого человека были серьезные основания опасаться за свою жизнь. На такую сволочь, как Ухо, никто из товарищей Спартака, да и сам Спартак, пули бы не пожалел. Потом над задним бортом показалась башка. Ухо приложил ко рту жестяной рупор.
– Братья! Братья-повстанцы! Люди! Нам дают амнуху!
Спартаку и находившимся с ним людям – они засели внутри самого крайнего деревенского дома, распахнув окна, – прекрасно было слышно, что выкрикивает парламентер. Хотя, конечно, благородное слово «парламентер» к такой гниде никак не годилось.
– Братва! Смертная казнь отменена! Уже давно отменена, а вертухаи от нас скрывали! Расстрелов не будет! Слышите! Кто сам выйдет и сдастся, дела тех будут пересмотрены! Сукой буду!
– Почему будешь, ты и есть сука, – сквозь зубы процедил рядом со Спартаком Марсель.
– Будут разбираться в причинах бунта! Почему, из-за чего... – надрывался Ухо. – Накажут Хозяина и кумовьев! Вышла бумага, что мы невиновны! Что нас довели! Вертухаев будут карать за превышение, а нам срока накидывать не будут! Это приказал сам товарищ Сталин! Он сказал, что виноваты не мы, а начальники! Начальников под суд, а нам амнуху! Слышите, да? Сам товарищ Сталин!
Ухо поорал еще немного про товарища Сталина и выдохся. Однако на этом речи не закончились. В кузове, оказывается, прятался еще один человек, теперь и его голова показалась над бортом, и к нему перешел рупор.
– К вам обращается майор Коломеец, командир отряда НКВД. Мне поручено довести до вашего сведения, что руководство партии и страны приняло решение не применять к вам никаких репрессий. Также принято решение, в случае добровольной сдачи и выдачи зачинщиков, пересмотреть ваши дела. Товарищ Сталин лично станет заниматься вашими делами...
– Кто бы спорил! – хмыкнул Марсель. – Ясно, пересмотрят...
– Неужели он заливает? – каким-то сломанным голосом произнес кто-то из блатных. – Не может же он врать про товарища Сталина?
– Ты чего несешь, падаль! – Марсель подскочил к блатному, схватил за грудки. – Мусорам поверил! Суке Уху поверил!
– Выходит, истинные суки у тебя под носом были, – вдруг раздался голос Горького.
– Ты прав, – Марсель повернулся к нему, отпустив блатного. – Ой как ты прав! Я вот чего скажу... Без толковища мочить вора неположено, конечно. Но какое толковище меня не поддержало бы? А, будь оно все проклято, иду на риск! – Марсель вдруг принялся стаскивать с себя бушлат. – Все равно не жить. Но ежели, помирая, я буду знать, что эта падла еще жива, мне будет очень грустно. Кто выскочит, пусть передаст, что я умер вором.
– Ты чего задумал? – резко повернулся к нему Спартак.
