О дальнейшем надо было думать, решать с разлюбезной семейкой Аврамов – Дубов. А трамплин к ним – проводник.
Дубов переступил. Скрипнула половица под ногами. Глянул на отца. У Аврамова на бледном замкнутом лице обозначилась улыбка, еле заметная, ободряюще кивнул.
Генерал кашлянул. Клекочущим голосом спросил, как в лоб ткнул:
– Проводника Саида кто подсунул Криволапову?
У Дубова тоскливо захолонуло в груди: началось.
– Я, товарищ генерал.
– А ты откуда эту сволочь взял?
– Разговор о нем шел по аулу, что хорошо горы знает.
– Значит, хабар использовал… Ты глянь, Григорий Васильевич, какие у нас сынки-командиры! – Развернулся к Аврамову всем корпусом. – Хабаром питаются. Хабар штука удобная, бабка Сацита где-то что-то шепнула, старик Махмуд добавил, бери и пользуйся. На кой хрен тогда работа с источником? Полсотни молодых жизней под тем хабаром лежат, Дубов. От кого слухи, пофамильно давай.
Загоняли Дубова в угол. Но попробовал еще раз:
– Про Саида многие говорили.
– Я спрашиваю, кто именно?
– Акуев, мой проводник.
Ну вот и все, загромыхал валун с горы, не остановишь.
– Так. Ну-ка давай его сюда. Пусть караульный приведет.
– Разрешите, я сам, товарищ генерал, он у сельсовета ждет.
– Ну веди, – с любопытством разрешил Кобулов.
«Соломку, вороненок, стелишь аборигену? Соломка помогает, когда падают на нее. Однако не доставлю я вам такого удовольствия – на соломку. Я под вас другое подстелю, папашу Аврамова. Он куда тверже, из костей принципиальных. А сверху грузом утяжелю, навалю полсотни трупов криволаповских».
Дубов первым вошел. Апти, не торопясь, с карабином, следом. Проводник сел без приглашения, карабин между коленями поставил, сказал в пространство:
– Здрасти.
– Почему с оружием? – спросил генерал Аврамова. – Вы, Григорий Васильевич, этот бардак под демократию у себя в наркомате можете устраивать. А здесь по-другому следует, по законам военного времени и допросного трибунала.
Аврамов не успел ответить, Дубов опередил отца:
– Я разрешил, товарищ генерал. Мы нигде с оружием не расставались, спали с ним. – И не хотел, да вылепилось так: «мы» с оружием в боях не расставались, а «вы»?
– Много берешь на себя, капитан, – негромко, но так, что заныло у Дубова в позвоночнике, попенял генерал. – Не надорвись. Значит, хорошо Саида знал? – обратился он к Апти.
– Мал-мал знал, – подтвердил проводник. – Вместе охота ходил, дечик-пондур играл. Яво шибко хорошо играл, меня учил. – Апти смотрел спокойно, слова медленно к ситуации примеривал, как пуговицы к бешмету пришивал. Криволапов с бойцами мертв, старики и женщины из аула навсегда успокоились. Зачем теперь слова? Дело нужно делать, Саида искать. А этот слова, как камешки в ладонях, пересыпает.
– А деньги любил он? – вдруг повернул куда-то в неизвестное генерал.
– Почему не любил? – удивился проводник. – Деньги всякий любит. Я люблю. Ты тоже любишь.
– И про меня знаешь, – одним уголком красивого рта усмехнулся, обозначил свою терпеливость генерал. – Ай молодец! Ничего от тебя не скроешь. Ну а много этих денег у Саида водилось?
– Сапсем мало. Жена есть, дети – пять штук, кушать всем давай, штаны, мачи, другой хурда-мурда давай. Откуда деньги много будет?
– Он что, нищим жил?
– Зачем нищий? Недавно две коровы на базар покупал. Кобулов даже глаза прикрыл, сдерживая азарт.
– А деньги откуда взял? Две коровы сейчас большие деньги стоят.
– Не знаю, – пожал плечами Апти.
– А что ж ты у побратима своего не спросил про коров?
– Мущина в горах чужой ахчи не считает. Кто меня спросит, у кого карабин купил, где ахчи взял, – я того чертовая матерь посылать буду.
– Может, немцы ему дали? – маялся Кобулов, рассеянно в окно смотрел.
– Может, немцы, – послушно последовал за зигзагом генеральской мысли Апти. – У немца много деньги есть.
– А ты откуда знаешь?
– Мулла Джавотхан говорил.
– А еще что он говорил?
– Всякий-разный хабар, – наконец осерчал проводник: позвали зря время тратить, базар здесь, что ли? – Я пошел, начальник. Дома у матери дела есть. Горы с Федькой долго ходил, теперь дрова рубить нада, кизяк собирать, крышу чинить.
Поднялся, карабин за спину закинул.
Опережая бешеный, прострельный окрик, что копился в генеральской глотке, приподнялся Аврамов и выложил в стылую тишину теплую и округлую фразу-просьбу:
– Товарищ Акуев, могу я вас попросить одолжение сделать?
– Проси, – неохотно разрешил Апти.
– Посидим еще немного. Кроме вас, некому помочь. Большое дело сделаем, если про Джавотхана расскажете.
Вздохнул Апти, однако сел, карабин вновь между колен поставил, стал припоминать:
– Джавотхан много в горы ходил, аулы ходил, стариков собирал, фотка Гитлера доставал, показывал. Говорил: это Гитлер-пророк, у него два глаза есть.
– А при чем тут два глаза? – удивился Аврамов такому обороту в пропаганде Джавотхана, который теперь сидел в холбате.
– Секта Кунта-Хаджи давно вайнахам говорит: Гитлер – это страшный дэв, Дажжало, у него всего один глаз. Как может одноглазый дэв кунаком вайнаха быть? Кунак – не Гитлер. Наш самый большой кунак – англичан. Он придет и прогонит Гитлер.
– Ну а Джавотхан?
– Мулла говорит: брешет Кунта-Хаджи, Гитлер не дэв, два глаза имеет, пророк он, много денег имеет, масло, корову, веселый ящик каждому даст. Яво ручка крутишь – он разные голоса играет, кричит, музыка, ей-бох, лучи дечик-пондур получаится. Если вайнахи помогут Гитлеру на Кавказ приходить, валла-билла, в каждой сакле все будит. Такой ящик тоже будит, па… пы… ти…
– Патефон, что ли? – подтолкнул Аврамов.
– Ей-бох, пати-фон. Еще Джавотхан говорил: Гитлер – старший брат Турции, всех мусульман брат, у него на брюхе золотой пряжка есть, там написано: «С нами Аллах».
– И что, верили люди про Гитлера?
– Луди разный есть. Кто верил – воевать на фронт не ходил, горы дизиртиром бегал.
– А Саид, проводник Криволапова, верил?
– Яво сильно верил, – неохотно сказал Апти.
– А что ж ты раньше своего командира не оповестил? – подал голос долго молчавший генерал.
– Я разве женщина? – удивился Апти. – Чего зря болтать? Меня Аврамов спрашивал, я отвечал. Слушай, Аврамов, почему твой сын Федька Дубов фамилию имеет? Ты его свой тейп не признаешь, что ли? – разом отрубил осточертевший разговор Апти и перескочил на другое, сильно его занимавшее.
– Ну вот что, – расстегнул верхнюю пуговицу гимнастерки Кобулов, стал гнуть ситуацию в дугу, примеривая ее к холкам Аврамова и его сынка. – Вы все дурачков из себя не стройте. У вас под носом бандитская рать пропаганду ведет. Местный наемник всю балку нашей кровью залил, а вы тут семейственность выясняете, развели базар! Капитан Дубов! Проводника разоружить, доставить в Грозный. Там вами тройка займется. Доложить о моем приказе дежурному наркомата. Прибуду вечером. Я вас больше не задерживаю, тем более что…
– Федька, почему это начальник, как ишак, кричит? – размеренно врезался в генеральский рык Апти. Ноздри его раздулись. – Я твой отряд плохо работал?
– Ты хорошо работал, Апти, – ответил Дубов, белея на глазах.
– Я твой отряд на немецкую засаду выводил?
– Не было этого, – покачал головой, вытер испарину на губе Дубов.
– Я немца сколько штук бил?
– Двенадцать бандитов и фашистов на твоем счету, – выдохнул Дубов, чувствуя, как стекает с шеи и ползет между лопатками пот.
– Тогда пошел к чертовой матери твой начальник. Ти-бя знаю, твой приказ уважаю, а на яво я плевать хотел.
– Ах ты дерь-мо!… – ахнул генерал.
– Нельзя здесь так, товарищ Кобулов, – встал, мучительно сморщился Дубов. – В горах мы, здесь не наша земля, не город…
– Выполня-а-ать! – резанул Кобулов, и страшной силы власть имущий разряд полыхнул по комнате, на время ослепив всех.
И вновь заговорил Дубов, понимая, что происходит, отдавая себе отчет, что должно произойти. Готов был он теперь разделить судьбу со своим проводником.
– Послушай меня, Апти… Мы с тобой хлеб, патроны и сказки делили. Теперь последнее слово разделим. Послушаешь?
– Говори, Федька! – сверкнул глазами Апти. Пальцы его, готовясь к делу, неприметно и цепко оплетали второго своего побратима – карабин.
Завороженно глядя на них, продолжил командир:
– Ты много знаешь, Апти. Поедем в город. Я с тобой. Нас поселят в одну… комнату, будут еду на тарелочке приносить. И придавим мы там храповицкого вволю, отоспимся за всю службу. А когда спать надоест, с нами говорить станут. И мы расскажем про все, что знаем и видели в горах. А если чего и не знаем, нам товарищ полковник подскажет, – позвал он отчаянно в помощь Аврамова. Вдвоем с Апти остались под потолком, что снижался, давил уже на затылок. «Подсоби, отец! Да, подгадил тебе, виноват. Но сколько себя казнить за ослушание, не переспросил, не достучался по рации после приказа Гачиева, этой сволочи… Но это он сейчас сволочь, а тогда ведь – нарком!»
