Рекс Стаут - И быть подлецом

В третий раз я занялся сложением и вычитанием на последней странице формы 1040, чтобы окончательно во всем убедиться. Потом развернулся на стуле лицом к Ниро Вульфу, который сидел справа от меня за своим столом, уткнувшись в книгу стихов типа по фамилии Ван Дорен, Марк ван Дорен. Из этого я заключил, по имею право употребить поэтическое слово.

– Уныние, – сказал я.

Он не отреагировал.

– Уныние, – повторил я, – если это слово передает мое настроение.

Уныние.

Он не оторвал взгляда от страницы, однако пробурчал:

– В каком смысле уныние?

– На меня наводят уныние цифры. – Я наклонился, чтобы перебросить форму 1040 через полированную крышку его стола. – Это от тринадцатого марта. Четыре тысячи триста двенадцать долларов и шестьдесят восемь центов, плюс четыре квартальных взноса. Таким образом, нам необходимо послать форму 1040-ЕС, приложив к ней чек на десять тысяч долларов. – Я переплел пыльцы рук за головой и спросил с улыбкой: – Ну как, действительно уныло?

Он поинтересовался, каков наш банковский баланс, и я ему ответил.

– Конечно, – признал я, – этого хватит, чтобы отразить удары богатого дядюшки Сэма и еще купить краюху хлеба и немного селедочной икры. Однако недели идут, приходят счета, уж и не говоря о том, что надо заплатить Фрицу, Теодору и мне.

Вулф отложил книгу и сердито уставился на форму 1040, делая вид, по разбирается в арифметике. Я повысил голос:

– Конечно, вы владеете домом и всей мебелью в нем, за исключением стула и других предметов в моей комнате, которые я купил сам. Вы – босс, и вам виднее. Это вне всякого сомнения. Тот парень из электрической компании был готов отвалить по крайней мере тысячу за решение проблемы с подлогом, но вы не могли отвлечься. Миссис Как-тамее наверняка заплатила бы вдвое больше, чтобы узнать подноготную так называемого музыканта, но вы были слишком заняты пением. Адвокат по фамилии Клиффорд имел большие0 неприятности и щедро заплатил бы за помощь, но получил от ворот поворот.

Эта актриса и джентльмен который вступился за нее…

– Арчи, заткнись.

– Слушаю, сэр. А вы чем занимаетесь? Позавчера вы спустились от своих прекрасных орхидей, впорхнули сюда и весело велели мне отправить еще один чек на жуткую сумму этому Всемирному правительству. Когда же я скромно заметил, по наша бухгалтерия имеет две основных составляющих – сначала сложение, а потом уж вычитание…

– Уйди из комнаты.

Я что-то прорычал в его сторону, развернулся на стуле к столу, поставил на место пишущую машинку, вставил бумагу с копиркой и начал перепечатывать из черновика таблицу Г до шестой строки в таблице В. Время шло, я продолжал работать, время от времени поглядывая направо, чтобы посмотреть, закончил ли он пение. Еще нет. Он откинулся в кресле, которое свободно вместило бы двоих – но, конечно, не таких двоих, как он, – и сидел без движения, с закрытыми глазами. Буря назревала, Я улыбнулся про себя и вернулся к работе. Немного позже, когда я заканчивал таблицу Ф до 16-й строки таблицы В, он проворчал:

– Арчи.

– Да, сэр, – повернулся я.

– Человек, который отказывается платить налоги из-за раздражения, которое это ему приносит, или из-за расходов, в которые это его вводит, подобен оскалившейся собаке и лишается привилегий цивилизованного общения.

Налоги можно критиковать на безличной почве. Государство, как и индивидуум, тратит деньги по одной из трех причин: потому. что ему это нужно, потому, что ему этого хочется, и просто потому, что у него есть что тратить. Последнее – наиболее огорчительно. Очевидно, что значительная часть огромного весеннего потока миллиардов, устремляющегося в министерство финансов, будет потрачена государством по этой самой причине.

– Ага. Так мы пришли к какому-нибудь выводу? Как его сформулировать словами?

Вульф приоткрыл глаза.

– Ты уверен в своих вычислениях?

– Абсолютно.

– Сильно сплутовал?

– Как обычно. В рамках приличий.

– Я действительно должен заплатить сумму, которую ты назвал?

– Да, или в противном случае лишиться некоторых привилегий.

– Прекрасно. – Вулф глубоко вздохнул, посидел минуту, затем выпрямился в кресле. – Черт побери! Было время, когда мне хватало тысячи динаров в год. Соедини меня с мистером Ричардсом из Федеральной радиовещательной корпорации.

Я мрачно посмотрел на него, стараясь понять, чего он хочет. Потом, зная, что сидя прямо, он тратит слишком много энергии, я встал, нашел в телефонной книге номер, позвонил и связался с Ричардсом, без трех минут вице-президентом Эф-Би-Си. Вульф поднял трубку своего телефона и после обмена приветствиями сказал:

– Когда вы, мистер Ричардс, протягивали мне чек в моем кабинете два года назад, вы сказали, что, несмотря на сумму, все еще у меня в долгу.

Вит я и позволил себе попросить вас об одолжении. Мне нужна некоторая конфиденциальная информация. Сколько денег уходит, скажем, в неделю на радиопрограмму мисс Мадлен Фрейзер?

– О! – наступила пауза. Голос Ричардса обычно был дружелюбным и даже теплым. Сейчас он немного изменился. – Каким образом вы оказались к этому причастны?

– Я не имею к этому никакого отношения. Но мне бы хотелось получить информацию конфиденциально. Надеюсь, это не очень нахально с моей стороны?

Возникла очень неприятная ситуация, Для мисс Фрейзер, для компании, спонсоров – для всех, кто с этим связан. Вы не могли бы мне сказать, почему вы этим заинтересовались?

– Предпочел бы этого не делать, – отрезал Вульф. – Извините, что нас побеспокоил.

– Вы меня не побеспокоили. Я Был бы рад вам помочь. Информация, которая вам нужна, не публикуется, но всем на радио об этом известно. На радио знают все. Что вам нужно конкретно?

– Общая сумма денег, отпущенных на эту программу.

– Так… Посмотрим… Принимая во внимание эфирное время – эту передачу транслируют около двухсот станций, – производство, привлеченные таланты, сценарии и все остальное, приблизительно тридцать тысяч долларов в неделю.

– Чепуха – отрезал Вульф.

– Почему чепуха?

– Потому что чепуха. В год выходит больше полутора миллионов!

– Нет, с учетом летних отпусков около миллиона с четвертью.

– Пусть так. Я полагаю. мисс Фрейзер получает значительную часть этих денег?

– О да! – Об этом тоже все знают. Ее доля – приблизительно пять тысяч в неделю, а как она делится со своим менеджером, мисс Коппел, знают далеко не все. По крайней мере я не знаю. – Голос Ричардса снова потеплел: – Вы знаете, мистер Вульф, не могли бы и вы мне сделать одолжение, сказав по секрету, зачем вам это нужно? Но в ответ от Вульфа он получил только благодарность и был достаточно воспитан, чтобы не настаивать на своем.

Положив трубку, Вульф обратился ко мне:

– Господи, миллион двести пятьдесят тысяч долларов! Поскольку я понял, к чему идет дело, у меня появилось настроение. Я улыбнулся.

– Да, сэр, вы имеете шанс стать большим человеком на радио, вы могли бы читать стихи. Кстати, если хотите услышать, как она зарабатывают свою долю, ее передача – во вторник и пятницу с одиннадцати до двенадцати утра.

Вы поймете, как это делается. Вы же этого хотите, да?

– Нет, – хрипло сказал Вульф. – Я хочу получить работу. Достань свой блокнот. Инструкции будут развернутыми, учитывая, что могут возникнуть непредвиденные обстоятельства.

Я достал блокнот из ящика стола.

За субботу я трижды пытался дозвониться на Манхаттан Мадлен Фрейзер по номеру из телефонной книги, однако никто не подходил. Наконец я прибег к помощи Лона Коэна из «Газетт», и он сообщил мне, что и мисс Фрейзер, и ее менеджер, Дебора Коппел, проводят уикэнд в Коннектикуте. Как человек законопослушный, я бы сказал даже – в высшей степени законопослушный, я хотел бы пожелать полицейскому управлению Нью-Йорка успехов в борьбе с преступностью. Но я искренне надеялся, что инспектор Крамер и его помощники из отдела по расследованию убийств не закроют дело Орчарда до тех пор, пока мы не сможем узнать, в чем оно заключается. Судя по тому, что я прочитал в газетах, было не похоже, что Крамер уже готов протрубить победу. Однако, поскольку никогда нельзя сказать, что же остается скрытым от прессы, я вознамерился поехать в Коннектикут и без приглашения принять участие в уикэнде Мадлен Фрейзер и Деборы Коппел. Вульф запретил это и велел мне подождать до понедельника.

В воскресенье к полудню он дочитал книгу стихов и начал рисовать лошадей на листочках блокнота. Тем самым он проверял теорию, о которой где-то прочитал, что можно определить характер человека по тому, как он рисует лошадь.

Я заполнил налоговые формы 1040 и 1040-ЕС и, приложив чеки, отправил их. После обеда я послонялся немного по кухне, слушая, как Вульф и Фриц Бреннер, наш несравненный шеф-повар, спорили о том, что лучше – макрель, средиземноморский тунец или все-таки vitello tonato – блюдо из нежной молодой телятины. Когда спор начал меня раздражать, поскольку средиземноморского тунца у нас все равно не было, я поднялся наверх, в оранжерею на крыше, и провел пару часов в обществе Теодора Хорстмана.