— У меня найдется несколько штук.
— Достаточно одного. И захвати из моей комнаты Манхэттенский телефонный справочник.
Когда я вернулся в столовую и поставил печатную машинку на стол перед собой, Вулф сказал:
— Нет, поставь её ко мне. Я буду печатать сам.
Я удивлённо поднял брови.
— Но страница займет у вас час.
— Мне столько не нужно. Вставь лист.
Я заправил лист в машинку, приподнял её и поставил перед Вулфом. Он сидел и какое-то время озадаченно осматривал её, пока наконец не принялся печатать. Я повернулся к нему спиной, чтобы удержаться от замечаний насчёт его непревзойденной двухпальцевой техники, и некоторое время пытался представить себе его производительность. Но Вулф вытащил листок из машинки.
— Я думаю, что этого хватит, — сказал он.
Я взял у него из рук лист и прочитал то, что он напечатал.
«Сегодня днём она была достаточно разговорчивой. Поэтому мне известно, кому отсылать эту записку, и не только это. Я никому не рассказывал, потому что сам ещё не решил, что делать. Сначала мне хотелось бы поговорить с вами, и если завтра, во вторник, между девятью и двенадцатью вы позвоните мне, мы сможем договориться о встрече. Не стоит откладывать её, иначе мне придётся делать выбор самому».
Я прочитал записку три раза. Потом посмотрел на Вулфа. Он уже заправил в машину конверт и перелистывал телефонный справочник. Наконец начал печатать адрес. Я подождал, пока Вулф закончит и вытащит конверт из машинки.
— Это все? — спросил я. — Ни имени, ни инициалов внизу?
— Нет.
— Я признаю, что это остроумно, — сказал я. — Мы можем забыть о расчете и разослать такие письма всем, кто обозначен в списке, и ждать, кто из них позвонит.
— Я предпочитаю отправить это письмо только одному человеку — тому, на кого указывает твой рассказ. Это позволит нам проверить расчёт.
— И сократить почтовые расходы. — Я посмотрел на записку. — Недостаток, на мой взгляд, состоит только в том, что меня могут задушить.
— Я не хочу сводить риск к минимуму, Арчи.
— Я тоже. Мне придётся одолжить оружие у Сола — наше осталось в кабинете… Я могу взять этот конверт? Мне нужно будет опустить его у площади Таймс.
— Да. Прежде чем ты отправишь его, сними с письма копию. Вызови Сола сюда утром. Если по телефону позвонят, тебе нужно будет обдумать как следует условия встречи.
— Согласен. Конверт, пожалуйста.
Он протянул его мне.
Утром во вторник, начиная с восьми часов, мне пришлось разрываться между телефонными и дверными звонками. После девяти мне на помощь пришёл Сол, но она не распространялась на телефон, потому что согласно полученным указаниям обязанность отвечать на все телефонные звонки вменялась мне. В основном звонили из газет, но среди прочих была и пара звонков из отдела по расследованию убийств, а также несколько звонков, не относящихся к делу.
Каждый раз, когда я подходил к телефону и говорил в трубку. «Контора Ниро Вулфа, Арчи Гудвин слушает», мой пульс резко подскакивал, но через некоторое время снова успокаивался. У меня в запасе была версия с упоминанием ведомства окружного прокурора, где почему-то вбили себе в голову, что могут приказать мне явиться для интервью ровно к половине двенадцатого, и все заканчивалось моим согласием перезвонить попозже, чтобы условиться о часе.
Незадолго до одиннадцати, когда зазвонил телефон, я на кухне составлял компанию Солу, который, в соответствии с указанием Вулфа, был введен в курс дела.
— Бюро Ниро Вулфа, Арчи Гудвин слушает.
— Мистер Гудвин?
— Совершенно верно.
— Вы прислали мне записку.
Моя рука была готова обойтись с телефоном так же, как и рука Веддера с цветочным горшочком, но я все же не допустил полного сходства.
— Я? О чем?
— Записку с предложением встретиться. Вы расположены говорить на эту тему?
— Да, конечно. Я один, и нас никто не подслушивает. Но я не узнаю вашего голоса. Кто это?
— У меня два голоса. Это мой второй голос. Вы уже приняли решение?
— Нет. Я ждал звонка от вас.
— Это благоразумно. Я готов обсудить дело. Вы свободны сегодня вечером?
— Я могу располагать им по своему усмотрению.
— Вы с машиной?
— Да, машина в моем распоряжении.
— Подъезжайте к закусочной у пересечения Пятьдесят первой улицы и Одиннадцатой авеню с северо-восточной стороны. Будьте там в восемь часов. Оставьте машину на Пятьдесят первой улице, но не у самого перекрестка. Разумеется, вы должны быть один. Войдите в закусочную и закажите что-нибудь. Меня не будет, но вы получите записку. Вы успеете туда к восьми?
— Да. Я по-прежнему не узнаю вашего голоса. Не похоже, что вы именно тот человек, которому я отправил письмо.
— Это я. Мы договорились, не так ли?
Разговор прервался. Я повесил трубку, сказал Фрицу, что теперь он может отвечать на любые телефонные звонки, и взлетел по лестнице на третий этаж.
Вулф был в холодном отделении. Когда я сказал ему о звонке, он только кивнул.
— Этот звонок, — сказал он, — лишь подтверждает целесообразность наших допущений, правильность нашего расчета и ничего больше. Приходил кто-нибудь, чтобы снять пломбы?
Я ответил ему, что нет.
— Я просил Стеббинса об этом, и он сказал, что поговорит с Кремером.
— Больше не проси, — отрывисто сказал он. — Спустимся в мою комнату.
Если бы убийца провел остаток этого дня в доме Вулфа, он бы почувствовал себя польщённым или что-то в этом роде. Даже во время дневного посещения Вулфом оранжереи, с четырёх до шести, его мысли были заняты моей встречей, что доказывалось обилием новых идей, которые так и били из него, когда он спустился на кухню. За исключением часовой отлучки на Леонард-стрит для того, чтобы ответить на вопросы помощника окружного прокурора, и мой день был посвящен этому. Самыми значительными поручениями для меня, придуманными Вулфом, — в тот момент они показались мне бесцельной тратой времени — были визит к доктору Волмеру за рецептом, а затем в аптеку.
Когда я вернулся из ведомства окружного прокурора, мы с Солом забрались в «седан» и выехали на разведку. Мы не останавливались у пересечения Пятьдесят первой улицы и Одиннадцатой авеню, но четырежды проезжали его. Нашей целью было найти место для Сола. И он сам, и Вулф настаивали на том, чтобы он держался поблизости.
Наконец мы остановились на заправочной станции напротив закусочной. В восемь часов Сол должен был сесть в такси и оставаться на месте пассажира, пока водитель будет возиться с карбюратором. Отсюда начиналось столько вариантов, которые нужно было предусмотреть, что, если бы я имел дело не с Солом, а с кем-нибудь другим, я вряд ли мог бы надеяться, что он запомнит больше половины из сказанного. Например, в том случае, если я выйду из закусочной, сяду в машину и поеду, Сол не должен следовать за мной, если только я не опущу стекла.
Мы старались подготовиться к любым неожиданностям, но на самом деле все зависело не от меня, поскольку мне придётся уступить место водителя кому-то. А имея за рулем «кого-то», далеко не уедешь, даже если Ниро Вулф помогает подготовиться к любым случайностям.
Сол ушёл раньше меня — подыскать подходящего водителя. Когда я направился в переднюю за шляпой и плащом, Вулф сопровождал меня.
— Я по-прежнему не в восторге от этой идеи, — настаивал он. — Мне кажется, что тебе следует спрятать её в носок, а не держать в кармане.
— Я придерживаюсь другого мнения. — Я надевал пальто. — Если меня будут обыскивать, в носке её обнаружат так же легко, как и в кармане.
— Ты уверен, что оружие заряжено?
— Я никогда не видел вас в таком волнении. Следующее, что вы скажете мне, будет совет надеть галоши.
Он даже открыл дверь передо мной.
Снаружи не то чтобы шёл дождь — только накрапывал, но через пару минут мне ничего не оставалось, как включить дворники на лобовом стекле. Когда я свернул в сторону Десятой авеню, часы на панели с приборами показывали семь сорок семь; когда повернул налево к Пятьдесят первой улице, было всего лишь семь пятьдесят одна. В такой час в этом районе довольно просторно, и я подъехал к обочине, остановился примерно в двадцати ярдах от перекрестка, заглушил мотор и опустил стекла, чтобы получше видеть заправочную станцию на другой стороне. Такси не было. В семь пятьдесят девять подъехало такси и остановилось рядом с насосами: из него вылез водитель, задрал капот и принялся копаться в машине. Я поднял стекла, закрыл двери и вошёл в закусочную.
Внутри за стойкой торчал бармен, а перед ним вдоль стойки сидели пять посетителей. Я выбрал место, заказал мороженое и кофе и оказался предоставлен самому себе. К восьми двенадцати я покончил с мороженым, опорожнил чашку и попросил ещё одну порцию.
Я почти расправился и с ней, когда вошёл мужчина, окинул всех взглядом, двинулся прямо ко мне и спросил, как меня зовут. Я ответил, он протянул мне сложенный вдвое листок бумаги и повернулся, чтобы уйти. Он был чуть старше выпускника колледжа, и я не сделал попытки остановить его, полагая, что птица, с которой у меня назначено свидание, вряд ли может так выглядеть. Развернув бумажку, я увидел аккуратно написанные печатными буквами слова:
