– И действительно, приходили, – лорд обернулся ко мне. – В самом деле, странно… Меня разыскал один его знакомый из Руритании, надо полагать, но мне пришлось отослать его ни с чем. Я не мог сказать ему правды.
– Благодарю вас, ваша светлость, за рассказ и помощь, которую вы мне оказали, ответив на вопросы. К сожалению, я не смогу вернуть вам вашу любезность аналогичным образом. Местонахождение вашего брата и стоящие за его похищением махинации пока должны находиться в тайне. В данный момент я не могу раскрыть всего, что я знаю, но жизнь вашего брата находится в смертельной опасности, и ради него вы должны и далее сохранять молчание обо всем, что связано с этим делом. Это крайне важно, иначе у меня не останется ни малейшего шанса спасти его.
Мгновение лорд колебался, глядя в лицо Холмсу, затем кивнул в знак согласия:
– Хорошо, мистер Холмс, я сделаю так, как вы просите, но прошу вас связаться со мной сразу же, как вы получите известия о Рудольфе.
– Можете на это рассчитывать. А сейчас, полагаю, пора вернуть вам сына.
Когда мы вошли в гостиную миссис Хадсон, парнишка уже сидел и потягивал кофе из кружки. Увидев отца, он радостно вскрикнул.
Это было трогательное воссоединение. Ни отец, ни сын не смогли сдержать слез облегчения, да и миссис Хадсон не осталась равнодушной к происходящему. Шерлок Холмс всегда считал эмоции сдерживающей силой для остроты ума, и поэтому, воспользовавшись незначительным предлогом, удалился, оставляя за мной обязанность попрощаться с участниками трогательной сцены.
Когда я вернулся в нашу гостиную, то нашел Холмса задумчиво всматривающимся в огонь камина.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – заметил я, вторгаясь в его раздумья.
– Да, для отца и сына все закончилось. Но, к сожалению, дорогой Уотсон, наша роль в этой истории еще далеко не сыграна.
– Скажите, Холмс, давно вы знали о том, что мальчик – сын лорда Бурлесдонского и племянник Рассендила? – поинтересовался я, усаживаясь напротив друга.
– Логично было предположить именно это. Из того, что рассказал нам Сапт, я сделал вывод, что Рассендила было практически невозможно склонить к участию в махинациях Руперта. Он скорее предпочел бы смерть участию в уничтожении правящей семьи Элфбергов. К тому же этот заговор угрожал бы жизни королеве Флавии, что лишь придало бы сил сопротивлению Рассендила. Следовательно, для того чтобы склонить его на свою сторону, Руперт должен был действовать более тонко и продуманно. Как только я узнал, что в доме на Бардетт-роуд держат в заложниках мальчика, все сразу встало на свои места. Я неплохо знаю Книгу пэров Берка, и мне вспомнилось, что у лорда Бурлесдонского есть сын примерно тех же лет. И сегодня утром, перед тем как отправить телеграмму его отцу, я проверил свои знания и уточнил имя мальчика.
У Рассендила нет собственной семьи, поэтому сын его брата стал пешкой, которую разыграли, чтобы принудить Рудольфа присоединиться к Синим. Помните, полковник предположил, что лорд Бурлесдонский солгал, что не знает о местонахождении своего брата? Значит, у него были причины, вынуждавшие его вести себя определенным образом. Вот я и соединил удержание мальчика в подвале и версию о возможном похищении наследника лорда.
– Значит, Рассендил был вынужден поехать с посланником Руперта, чтобы спасти жизнь своему племяннику?
– Именно так. А теперь, безо всякого сомнения, он находится в лапах Руперта Хентзосского.
– В Руритании?
– Боюсь, что да. Тот факт, что его племянник в безопасности, уже ничем ему не поможет.
– Тогда все потеряно.
– О нет, Уотсон. Никогда не говорите так. Хотя граф Руперт и выиграл двухдневную фору, я сомневаюсь, что он начнет проворачивать свою аферу раньше, чем закончится визит короля Богемии. Так что время у нас есть, разумеется, это в том случае, если вы готовы составить мне компанию в поездке в Руританию.
– Я хочу участвовать в этом деле до самого конца.
– Прекрасно. Поезд в нужном нам направлении отправляется сегодня, в семнадцать пятнадцать. Мы должны на него успеть.
У меня закружилась голова. С одной стороны, я понимал, что следующая часть нашего расследования будет связана с поисками Рассендила, но реальная перспектива этих действий будила во мне нехорошие предчувствия. Несмотря на то что я высоко ценю недюжинный ум, смелость и выдающиеся способности моего друга, мне почти не верилось, что нашу затею ждет успех. Мне было сложно представить, как два англичанина на чужбине, не обладая ни необходимым статусом, ни дипломатической поддержкой, смогут остановить фанатичного революционера и помешать подмене монарха. Я понимал, что это дело становится самым серьезным в практике Шерлока Холмса и сомневался, что ему удастся его распутать.
Мои невеселые раздумья были прерваны появлением миссис Хадсон, которая принесла телеграмму. Холмс принял ее так, будто ждал ее все это время. Одним жестом он раскрыл телеграмму и удовлетворенно хмыкнул.
– Пора принарядиться, друг мой, – сказал Холмс, взглянув на карманные часы. – Через час нас ждут на званом обеде. В клубе «Диоген».
Глава восьмая
Клуб «Диоген»
Визит в «Диоген» мог означать только одно: нас ждала встреча с удивительным братом моего друга, Майкрофтом Холмсом. Я познакомился с ним около одиннадцати лет назад во время расследования дела о греческом переводчике. Эта история уже известна читателю.
Майкрофт обладал теми же потрясающими способностями, что и мой друг, хотя врожденная скромность и заставляет Шерлока утверждать, что в умении наблюдать и мастерстве дедукции Майкрофту нет равных. Однако Майкрофта не интересовала криминалистика.
«Его не привлекает та сфера деятельности просто потому, что он не желает тратить силы на доказательство того, что для него и так очевидно», – как-то сказал Холмс.
Во время расследования по делу Меласа, греческого переводчика, мне сказали, что Майкрофт занимается проверкой бумаг в департаменте, но со временем я понял, что этот человек занимает куда более влиятельное положение, чем мне показалось в самом начале нашего знакомства. Майкрофт был не последней фигурой в правительственных кругах. Его уникальный разум и широта познаний приобрели ему достаточный вес, чтобы влиять на национальную политику и внешние политические соглашения. Именно благодаря этому я решил, что наше приглашение в клуб «Диоген» больше связано с европейской политикой и ситуацией в Руритании, чем с братской любовью и желанием провести время в приятном общении.
Через час после получения телеграммы Холмс и я шли по Пэлл-Мэлл от Сент-Джеймс по направлению к клубу «Диоген». Мы были настолько веселы и беззаботны, насколько могут быть два горожанина на пути к дружеской встрече и праздничному столу. Никому из прохожих было невдомек, бремя какой тайны отягощает наши плечи и какая опасная задача стоит перед нами. В тот осенний вечер, овеваемые мягким сентябрьским ветерком, мы действительно казались двумя беззаботными джентльменами на предобеденной прогулке. Должен признаться, в тот момент я и сам поверил этому, потому что, приближаясь к месту, где нас ожидали, испытывал необъяснимую легкость.
Вход в клуб находится недалеко от отеля «Карлтон». «Диоген» был самым чудным клубом Лондона, созданным для самых необщительных людей города. Когда я впервые там оказался в самом начале расследования дела Меласа, Холмс описал мне это место таким образом:
В Лондоне, знаете, немало таких людей, которые – кто из робости, а кто по мизантропии – избегают общества себе подобных. Но при том они непрочь просидеть в покойном кресле и просмотреть свежие журналы и газеты. Для их удобства и создан был в свое время клуб «Диоген». Членам клуба не дозволяется обращать друг на друга хоть какое-то внимание. Кроме как в комнате для посторонних посетителей, в клубе ни под каким видом не допускаются никакие разговоры, и после трех нарушений этого правила, если о них донесено в клубный комитет, болтун подлежит исключению. Мой брат – один из членов-учредителей, и я убедился лично, что обстановка там самая успокаивающая.
Казалось, что вход, подобно членам клуба, также старался избежать излишнего внимания. Мы поднялись на несколько ступеней и прошли сквозь простую дверь из красного дерева, на которой на незатейливой медной табличке значилось название клуба, и вошли в затененный холл, оставив позади себя суету Пэлл-Мэлл. Сквозь стеклянную перегородку я успел рассмотреть большую роскошную залу, в которой находилось довольно много мужчин, занятых чтением газет. Правда, каждый из них сидел в отдельном, своем, укромном местечке. В воздухе витал тонкий голубоватый табачный дымок, постепенно рассеиваясь на сдержанном солнечном свету, пробивающемся сквозь точно выверенные просветы в плотных шторах. Казалось, здесь было сделано все, чтобы не впустить внутрь суету внешнего мира.
