Скорее всего, так. И даже не один раз, а дважды. Было нетрудно поверить в то, что за ним охотятся: теперь так много лихачей за рулем, что легко можно усмотреть злой умысел там, где его и нет. Он свернул программку и больше в нее не заглядывал. Музыка закончилась, и сидящая рядом женщина заговорила, не взглянув в его сторону и вроде бы ни к кому не обращаясь.
— Юный Зигфрид, — произнесла она и вздохнула.
Программу завершил марш из «Миннезингеров». Отзвучали шумные аплодисменты, зрители потянулись к выходу. Он подождал, не подаст ли она ему какой-нибудь знак, но она просто взяла свою шаль, прошла по проходу между кресел и, немного ускорив шаг, смешалась с толпой.
Стэффорд Най сел в свою машину и поехал домой.
Дома, включив кофеварку, он развернул программку и стал внимательно ее изучать.
Программка, мягко выражаясь, его разочаровала. В ней не было никакого сообщения, и лишь на одной странице над текстом смутно виднелась карандашная надпись, которую он заметил, но не смог прочитать в театре. Но это были не слова и даже не цифры: просто нотная запись, будто бы кто-то сломанным карандашом нацарапал музыкальную фразу. В какой-то момент Стэффорд Най подумал о тайнописи, которая, возможно, проявится, если подержать листок над огнем. Довольно робко и слегка стыдясь столь мелодраматической фантазии, он поднес программку к решетке электрокамина, но ничего не произошло. Вздохнув, он бросил ее на стол. Его охватило вполне оправданное раздражение: весь этот вздор, свидание на мосту под дождем и ветром! Просидеть на протяжении всего концерта рядом с женщиной, которой он жаждал задать как минимум дюжину вопросов, — и что в результате? Ничего! Никакого продолжения. И все-таки ведь она с ним встретилась, но зачем? Если она ничего не хотела ему сказать, не собиралась о чем-то договориться, тогда зачем она вообще явилась?
Он задумчиво оглядел комнату, остановив взгляд на книжном шкафу, где хранил разные занимательные романы, детективы, а также попадавшие туда иногда научно-популярные книги. Литература, подумал он, гораздо интереснее реальной жизни: трупы, таинственные телефонные звонки, прекрасные иностранные шпионки — и все это в изобилии! И все-таки, может быть, эта неуловимая дама не исчезла навсегда из его поля зрения. В следующий раз, подумал он, он сам будет действовать. В игре, которую она ведет, могут участвовать и двое.
Он выпил еще одну чашку кофе, потом подошел к окну, держа программку в руке. Посмотрев вниз, на улицу, он невольно снова взглянул на карандашную запись в программке и почти бессознательно стал напевать. У него был хороший слух, и он без труда воспроизвел мелодию, нацарапанную карандашом. Она показалась ему смутно знакомой. Он спел ее еще раз, погромче. Что это такое? Там-там, там-там, ти-там. Там. Там. Ну да, определенно знакомый мотив!
Он принялся вскрывать доставленные почтой письма.
В большинстве своем они были неинтересны: пара приглашений, одно из американского посольства, другое — от леди Этельхэмптон: она приглашала его на благотворительный концерт, который почтят своим присутствием члены королевской семьи, так что цена в пять гиней, как указывалось в письме, не должна показаться чрезмерной. Он отбросил приглашения в сторону: вряд ли он решит принять какое-либо из них. Сэр Стэффорд подумал: вместо того чтобы торчать в Лондоне, можно немедленно отправиться к тетушке Матильде, как он ей обещал. Он любил тетушку Матильду, хоть навещал ее не часто. Она жила за городом, в перестроенном крыле громадного георгианского особняка, унаследованного ею от деда. У нее была просторная, отлично спланированная гостиная, небольшая овальная столовая, новая кухня, переделанная из бывшей комнаты экономки, две спальни для гостей, большая удобная спальня для нее самой, соединенная с ванной, и приличная комната для терпеливой компаньонки, помогавшей ей коротать дни. Все прочие верные слуги были тоже обеспечены приличным жильем и всем необходимым. Мебель в остальной части здания была покрыта чехлами от пыли, и там периодически проводили уборку. Най любил это место, в детстве он обычно проводил здесь каникулы. Тогда в доме царило веселье, здесь жил его дядя с женой и двумя детьми. Да, в те времена здесь было славно: дом — полная чаша, много прислуги. В детстве он не обращал особого внимания на портреты и картины: стены украшали огромные полотна живописи Викторианской эпохи, но имелись работы и более старых мастеров. Да, там было несколько неплохих портретов: Рейберн, два Лоренса, Гейнсборо, один Лели, два довольно сомнительных Ван Дейка, а также пара работ Тернера. Некоторые из них пришлось продать, чтобы семье было на что жить. Приезжая сюда, он по-прежнему с удовольствием бродил по дому и разглядывал семейные реликвии.
Тетушка Матильда была ужасно говорлива. Она всегда радовалась приезду своего внучатого племянника, да и сэр Стэффорд тоже любил иногда пообщаться с ней, однако теперь не вполне понимал, с чего вдруг ему захотелось к ней съездить. И почему это ему вспомнились фамильные портреты? Может быть, потому, что среди них был портрет его сестры Памелы, написанный двадцать лет назад одним из лучших художников того времени? Ему захотелось снова увидеть этот портрет и рассмотреть его повнимательнее: проверить, насколько сильно сходство между сестрой и той незнакомкой, что столь возмутительным образом нарушила привычный уклад его жизни.
С некоторым раздражением он снова взял программу концерта и стал напевать нацарапанную карандашом мелодию. Тум-тум, ти-тум… и вдруг до него дошло: это была тема Зигфрида, мелодия его рожка. «Юный Зигфрид» — так вчера сказала ему эта женщина; не то чтобы именно ему, ее слова вроде бы никому конкретно не предназначались и ничего не означали, поскольку относились к только что отзвучавшей музыке. И мелодия в программке тоже была обозначена музыкальными значками. Юный Зигфрид. Вероятно, это должно что-нибудь значить. Ладно, может быть, все прояснится позже. Юный Зигфрид. Что же это значит, черт побери?
Почему и как, когда и что? Чепуха! Сплошные вопросы.
Он набрал номер тетушки Матильды.
— Ну конечно же, Стэффи, милый, будет чудесно, если ты приедешь! Садись на поезд, который отходит в половине пятого. Знаешь, он все еще ходит, но прибывает сюда на полтора часа позже и позже отходит из Паддингтона: в пять пятнадцать. И это, я полагаю, они называют улучшением работы железных дорог. Останавливается у каждого столба. Ну ладно. Хорас тебя встретит.
— Значит, он еще здесь?
— Конечно здесь.
— Ну да, разумеется, — сказал сэр Стэффорд Най.
Хорас, служивший когда-то конюхом, со временем ставший кучером, а потом и шофером, по-видимому, и сейчас продолжает сидеть за рулем.
«Ему, должно быть, не меньше восьмидесяти», — подумал сэр Стэффорд и улыбнулся.
— Дорогой, ты очень мило выглядишь, загорел! — воскликнула тетка Матильда, окидывая его оценивающим взглядом. — Видимо, благодаря Малайзии; если не ошибаюсь, ты ведь именно там был? Или это был Сиам или Таиланд? Все эти названия так часто меняются, что всего и не упомнить. Во всяком случае, это был не Вьетнам, правда ведь? Знаешь, мне совершенно не нравится этот Вьетнам, я совсем запуталась: Северный Вьетнам, Южный Вьетнам, Вьет-конг и все такое прочее, и все они хотят воевать друг с другом, и никто не желает остановиться. Нет чтобы съездить в Париж или куда там еще, посидеть за столом и разумно все решить. Как ты считаешь, милый, я тут подумала, и, по-моему, это решило бы проблему: не устроить ли побольше футбольных полей, и пусть они все там собираются и дерутся друг с другом, но без этих смертоносных штуковин, без этого ужасного напалма. Я имею в виду, пусть просто толкают и пинают друг друга и все такое. Это понравится и им самим, и всем вокруг, и даже можно брать входную плату с тех, кто захочет прийти и посмотреть, как они дерутся. Мы просто не понимаем, что людям нужно давать то, чего они хотят на самом деле.
— Прекрасная идея, — улыбнулся сэр Стэффорд Най, целуя ее благоухающую духами бледно-розовую морщинистую щеку. — А как вы поживаете, дорогая тетушка?
— Ну, я стара, — заявила леди Матильда Клекхитон.
— Да, я стара. Конечно, ты не знаешь, что такое старость. Не одно, так другое: то ревматизм, то артрит, то эта гадкая астма, то ангина, а то колено подвернешь. Вечно что-нибудь не так. Нет, ничего страшного нет, и тем не менее. Почему ты приехал ко мне, милый?
Сэра Стэффорда несколько ошеломила прямота вопроса.
— Я всегда навещаю вас после заграничных поездок.
— Тебе придется пересесть на стул поближе, — сказала тетка Матильда. — Со времени твоего прошлого визита я стала немного хуже слышать. Ты какой-то не такой… Почему?
— Потому что я загорел, вы ведь сами сказали.
— Чепуха, я вовсе не об этом. Неужели у тебя наконец-таки появилась девушка?
