Пуаро принялся неспешно разглядывать марки, собираясь купить несколько штук.
Энергичная женщина средних лет с живыми и проницательными глазами поспешила обслужить его.
Это явно мозговой центр деревни Бродхинни – так с одного взгляда определил Эркюль Пуаро.
И фамилия у нее была не сказать чтобы не к месту – миссис Толк.
– Еще двенадцать пенсов, – прибавила миссис Толк, ловко извлекая марки из большой амбарной книги. – Всего четыре шиллинга и десять пенсов. Еще что-нибудь, сэр?
Она вперилась в него ясным, полным готовности помочь взглядом. В проеме задней двери показалась голова девушки, которая жадно вслушивалась в их разговор. Она была не причесана и насморочно шмыгала носом.
– Я в ваших краях человек новый, – торжественно провозгласил Пуаро.
– Да, сэр, я вижу, – подтвердила миссис Толк. – Вы ведь из Лондона?
– Я полагаю, цель моего приезда вам известна не хуже меня самого, – сказал Пуаро, чуть улыбаясь.
– Вовсе нет, сэр, я и понятия об этом не имею, – ответила миссис Толк совершенно равнодушно.
– Миссис Макгинти, – подсказал Пуаро.
Миссис Толк покачала головой:
– Прискорбная история. Мы все были потрясены.
– Полагаю, вы неплохо ее знали?
– Знала, конечно. Как, впрочем, и всех в Бродхинни. Бывало, зайдет ко мне за чем-нибудь и обязательно задержится – немножко поболтать. Да, кошмарная трагедия. И, как я слышала от людей, вопрос об убийце еще не закрыт?
– Кое-кто сомневается в виновности Джеймса Бентли.
– Что ж, – сказала миссис Толк, – с полицией такое бывает – схватят не того и упекут за решетку. Но, боюсь, в этом случае они не ошиблись. Вообще-то на него и не подумаешь. Застенчивый такой, неловкий, и в голову не придет, что опасный. А там кто их разберет, верно ведь?
Пуаро, собравшись с духом, попросил писчей бумаги.
– Разумеется, сэр. Подойдите, пожалуйста, на ту сторону.
Миссис Толк живо переместилась за левый прилавок.
– Вся штука в том, что, кроме мистера Бентли, ее вроде и убивать некому, – заметила она, протягивая руку к верхней полке за бумагой и конвертами. – Случается, забредают к нам всякие бродяги, кто-то из них мог наткнуться на незапертое окно и залезть в дом. Но тогда он бы унес с собой деньги, правильно? Уж если ради них убил человека? Бояться нечего – обычные фунтовые банкноты, не какие-нибудь меченые или со специальными знаками. Вот, сэр, прекрасная голубая бумага и конверты в тон.
Пуаро заплатил за покупку.
– Миссис Макгинти никогда не говорила, что нервничает из-за кого-то, чего-то опасается? – спросил он.
– Мне не говорила. Вообще она была не из нервных. Случалось, оставалась допоздна у мистера Карпентера – это в Холмли, на пригорке. Они часто устраивают приемы, кто-то у них останавливается, и миссис Макгинти иногда ходила к ним по вечерам – помочь с посудой, – а спускаться приходилось в темноте, лично мне такие прогулки не по душе. Уж очень темно. Одной спускаться с горы – страшно.
– А ее племянницу – миссис Берч – вы знаете?
– Так, «здравствуйте – до свидания». Она с мужем иногда к нам заезжает.
– После смерти миссис Макгинти они унаследовали небольшую сумму.
Проницательные темные глаза строго посмотрели на него.
– Но это вполне естественно, сэр. С собой в могилу всего не заберешь, оно и правильно, что нажитое тобой достается твоей плоти и крови.
– О да, о да, я с вами полностью согласен. А миссис Макгинти любила племянницу?
– Я бы сказала, даже очень. На свой манер, без особых эмоций.
– А мужа племянницы?
На ее лице появилась некая неопределенность.
– Насколько мне известно, тоже.
– Когда вы видели миссис Макгинти в последний раз?
Миссис Толк задумалась, уходя мыслями в прошлое.
– Сейчас соображу, когда это было, Эдна? – Эдна в дверном проеме беспомощно шмыгнула носом. – В тот день, когда она умерла? Нет, за день до этого или за два? Да, это был понедельник. Точно. Убили ее в среду. Значит, в понедельник. Она пришла сюда, чтобы купить бутылочку чернил.
– Ей понадобилась бутылочка чернил?
– Наверное, решила написать письмо, – бойко предположила миссис Толк.
– Вполне вероятно. И она была такая, как всегда? Ничего необычного вы не заметили?
– Н-нет, вроде не заметила.
Шмыгающая Эдна прошаркала в комнату и неожиданно включилась в разговор.
– А я заметила, – сообщила она. – Она была чем-то довольная… не то что довольная… а как бы возбужденная.
– Пожалуй, ты права, – согласилась миссис Толк. – Тогда я на это внимания не обратила. А сейчас, когда ты сказала… Будто кто в нее заряд бодрости влил.
– Не помните, о чем она в тот день говорила?
– Обычно у меня такие разговоры в голове не держатся. Но тут все-таки человека убили, явилась полиция и все такое, поневоле запомнишь. Джеймса Бентли она не вспоминала – это помню точно. Поначалу речь шла о Карпентерах, потом о миссис Апуорд – у этих людей она работала.
– Да, я как раз хотел спросить – в какие дома она ходила работать?
Миссис Толк не замешкалась с ответом:
– По понедельникам и четвергам она убирала у миссис Саммерхейз в Лонг-Медоуз. Вы ведь как раз там остановились?
– Да. – Пуаро вздохнул. – Больше как будто негде?
– Прямо в Бродхинни негде. Вам, наверное, в Лонг-Медоуз не очень удобно? Миссис Саммерхейз женщина очень милая, но в домашнем хозяйстве мало чего смыслит. Как почти все дамы, которые подолгу живут за границей. В доме жуткий беспорядок, знай разгребай, со слов миссис Макгинти. Так вот, в понедельник после обеда и в четверт с утра – у миссис Саммерхейз, по вторникам с утра – у доктора Рендела, а после обеда – у миссис Апуорд в Лэбернемс. Среда – у миссис Уэтерби в Хантерс-Клоуз, пятница – у миссис Селкирк, теперь она миссис Карпентер. Миссис Апуорд – дама преклонных лет, живет с сыном. Они держат служанку, но та сама не первой молодости, и миссис Макгинти ходила туда раз в неделю подсобить, навести порядок. У мистера и миссис Уэтерби никто из обслуги подолгу не задерживается – уж очень больна хозяйка. Мистер и миссис Карпентер живут в достатке, у них всегда полный дом гостей. Все жители Бродхинни – очень милые люди.
Выслушав это резюме, Пуаро попрощался и вышел на улицу.
Он медленно зашагал в гору, к Лонг-Медоуз. Будем надеяться, что консервы из вздувшейся банки и заляпанная кровью фасоль, как и намечалось, съедены на обед, а не оставлены ему на ужин. Впрочем, возможно, сомнительных консервов у миссис Саммерхейз хватает. Да, жизнь в Лонг-Медоуз чревата опасностью.
В целом день ничего, кроме разочарования, не принес.
Что все-таки удалось выяснить?
Что у Джеймса Бентли есть друг. Что врагов ни у него, ни у миссис Макгинти не было. Что миссис Макгинти за два дня до убийства была чем-то возбуждена и купила бутылку чернил…
Пуаро остановился как вкопанный… А ведь это факт; пусть крошечный, но все-таки факт!
Он без всякой задней мысли спросил, зачем миссис Макгинти могли понадобиться чернила, а миссис Толк на полном серьезе ответила: видимо, чтобы написать письмо…
Тут крылось что-то важное, и эту важность он чуть не проморгал по простой причине: для него, как и для большинства людей, писать письма – занятие вполне обыкновенное.
Другое дело – миссис Макгинти. За письма она садилась так редко, что пришлось специально идти в магазин покупать чернила.
Значит, любительницей писать письма миссис Макгинти не была. Миссис Толк, работница почты, прекрасно это знала, и вот за два дня до смерти миссис Макгинти написала письмо. Кому? Зачем?
Возможно, ничего за этим и не стоит. Могла написать племяннице, какой-то уехавшей подруге. Придавать такое значение простой бутылке чернил – нелепость.
Но другой ниточки у него не было, придется вытягивать эту.
Бутылочка чернил…
1
– Письмо? – Бесси Берч покачала головой. – Нет, никакого письма от тетушки я не получала. О чем она стала бы мне писать?
Пуаро предположил:
– Может, она хотела вас о чем-то известить?
– Тетушка была не из тех, кто любит писать. Ей ведь было уже под семьдесят, а в молодости она особого образования не получила.
– Но читать и писать умела?
– Да, конечно. Но и до чтения не была большая охотница, хотя все-таки уважала и «Ньюс ов зи уорлд», и «Санди компэниэн». А писать – это ей всегда давалось с трудом. Если надо было что-то мне передать: чтобы мы к ней не приезжали или что она не приедет к нам, – она обычно звонила мистеру Бенсону – аптекарю по соседству – и передавала через него. Он в таких делах человек любезный, услужливый. Район один и тот же, так что звонок стоит всего два пенса. В Бродхинни на почте стоит телефонная будка.
Пуаро кивнул. Разумеется, два пенса – это меньше, чем два с половиной. В портрете миссис Макгинти, который он для себя уже нарисовал, бережливость и прижимистость выделялись довольно заметно. Да, деньги старушка любила.
Мягко, но настойчиво он продолжал:
