– Это все – случайности. Я лучше расскажу вам о Глинис.
– Твоей сестре?
– Да.
Марион, наверное, было легче: она была от природы любопытной и, казалось, не испытывала явной неприязни к Бетти.
Но Бетти вдруг оставила вся ее отчаянная решимость. Она задумалась над тем, что наговорила этим незнакомым людям. Потом встала, резко махнула рукой в перчатке, отбежала к стене и повернулась лицом к остальным. Темно-синий костюм из саржи и белая блузка подчеркивали ее женственность.
– Я… – начала она.
– У тебя есть две сестры, – подсказал Гарт. – Ты родилась в Хокстоне, а поскольку жилось семье нелегко, вы, все трое, учились на танцовщиц.
– Да, у Глинис единственной это получилось. Она на год старше меня. Она даже не очень на меня похожа, если бы с тех пор, как я вышла замуж за Гораса Колдера, не стала нарочно одеваться так же, как я. Такое у нее чувство юмора, если это можно так назвать. И это приносит одни неприятности. Глинис всегда говорила, что я…
– Что?
– Ханжа! – выкрикнула Бетти. – Я всегда ненавидела нашу жизнь. Я ненавидела ее. И не отрицаю. Семь лет назад Глинис получила свой первый ангажемент в «Мулен Руж». Через год она написала мне в Англию, что получает бешеные деньги (разумеется, мне она ничего не прислала) и что найдет мне занятие в Париже, если я к ней приеду.
«Занятие» заключалось в том, что я должна была выступать в роли ее компаньонки и подменять ее, когда она куда-то не могла приехать сама. Естественно, я все знала о ее мужчинах. Это не очень приятная история, но, клянусь, я понятия не имела, что дело кончилось шантажом или попыткой шантажа.
Осенью 1902-го Глинис ненадолго вернулась в Англию. Банкир по фамилии Далримпль пустил себе пулю в лоб, Глинис струсила и, когда полиция ее допрашивала, назвалась именем Элизабет Стакли. Вы можете мне не верить, но я ничего не знала об этом до тех пор, пока не оказалось слишком, слишком поздно.
Глинис умела привязывать к себе людей, когда хотела. Но в следующем году ее отношение ко мне изменилось. Сэр Горас Колдер, губернатор Ямайки (служащие называли его главнокомандующим), увидел меня в Париже и предложил мне выйти за него замуж. Я сначала не поверила, что он говорит серьезно, но он не шутил. Ну, я приняла предложение. Ему было почти семьдесят три, но я согласилась. Я говорила вам, что это не слишком приятная история. Глинис все смеялась и смеялась, но она уже почти лишилась рассудка.
Бетти говорила без истерики, не слишком громко, с тем странным равнодушием, какое иногда напускала на себя.
– Я согласилась, – сказала она. – А вы не согласились бы, миссис Боствик?
Марион рассмеялась. Этот звонкий смех всегда действовал Гарту на нервы.
– Ну, миссис… или нет, леди Колдер, не так ли? – ответила Марион, прежде чем он вмешался. – Я и впрямь не знаю. Я могла бы это сделать, хотя едва ли. Все-таки он был старик. А я предпочитаю мужчин моложе. Много, много моложе.
Винс Боствик вынул сигарету из серебряного портсигара, разломил ее надвое и выронил на пол.
– Осторожно! – сказал Гарт. – Бетти, время истекает. Ты закончила?
– Я думаю, самоубийство немного напугало Глинис, и, пока я была на Ямайке, она уехала в Трувиль…
– В Трувиль?
– В Нормандию.
– Я знаю, где это, Бетти. Дальше.
– Глинис жила там до прошлого года. Мой… мой муж умер. Хозяева в «Мулен Руж» поменялись, люди тоже, почти все. Она вернулась – сказала, что ее фамилия теперь Колдер и что она снова хочет работать. Французы любят титулы, но это не помогло бы, если бы она и в самом деле не была хорошей танцовщицей (ты понимаешь, Дэвид?). Я была прошлым летом в Париже, но ничего не знала до тех пор…
– До каких пор?
– Пока две недели назад Глинис вдруг не приехала ко мне в коттедж и не рассказала мне все. – Бетти повернулась к Гарту: – Ее уволили с работы за пьянство. Она требовала денег, я ей дала. Мне надо было помириться с ней. Я могла бы доказать, что никогда не была шантажисткой или… или чем-то другим, хотя Глинис смеялась и говорила, что я ничего не докажу. Но что толку? Я ведь была танцовщицей. Две недели назад я думала, что скорее умру, чем позволю тебе узнать об этом. Вот теперь все.
– Нет, Бетти, это не все. Здесь Марион и Винс, откуда ты узнала об их существовании?
– Меня интересовало все, что связано с тобой. Они – самые близкие твои друзья. Так сказал Хэл Омистон.
– Опять мой племянник. Он сказал тебе?
– Да. Он сказал, что был довольно хорошо знаком с миссис Боствик.
Четыре лампы люстры светили так же ярко, как и в кабинете Гарта. Бетти стояла у стены. Марион сидела выпрямившись на кожаном диване.
– Поскольку он племянник Дэвида, – заявила Марион, – едва ли стоит удивляться тому, что и Винс, и я знакомы с ним.
– Едва ли, – согласился Гарт, не глядя на нее. – Когда ты уехала с Харли-стрит на такси, куда ты направилась в первую очередь?
– В дом номер 386, Гайд-парк-Гарденз. Хэл назвал мне этот адрес.
– Зачем ты пошла к Боствикам?
– Доктор Гарт, пожалуйста, не надо! У меня… у меня были причины.
– Это и есть то, что я пытаюсь выяснить. Бетти, милашка Глинис шантажировала тебя. А кого-нибудь еще?
– Я… не… не знаю.
– Марион, – продолжал Гарт с умоляющим видом, – вы все еще утверждаете, что до сегодняшнего вечера в глаза не видели Глинис Стакли, иногда называвшую себя Элизабет Стакли?
– Утверждаю.
– А ты встречал ее, Винс?
– Нет, старина, – невозмутимо ответил Винс. – Почему ты спрашиваешь?
– Только потому, что инспектор из Скотленд-Ярда думает иначе.
– Ты шутишь, старик?
– Не шучу. Я хотел бы убедить и тебя, и Марион, что дело слишком серьезно, серьезнее быть не может. – У Гарта разболелась голова. Черные обои с пятнами, как кляксами, тусклого золота, казалось, кружились вокруг него. Кружилось и милое, сосредоточенное, озабоченное лицо Бетти. – Так или иначе, Бетти, – добавил он, взяв себя в руки, – но твое нежелание объяснить, зачем ты отправилась на Гайд-парк-Гарденз…
– Одна из причин… – начала Бетти. – Я подумала, что ты можешь отправиться туда с Харли-стрит. Ты сказал мне, что будешь обедать «с друзьями». Я только-только завела машину и тут услышала, как мистер Филдинг кричит по телефону. Он разговаривал с миссис Боствик и казался очень расстроенным. Я не знала, что миссис Боствик не дома.
– А еще ты подумала: «А что, если Глинис опять возьмется за свои игры?»
На это Бетти ничего не ответила.
– На Гайд-парк-Гарденз, – теперь она обращалась к Марион, – я поговорила с дворецким, представившись ему вашей подругой. Вы простите меня, миссис Боствик?
– Зависит от того, – отозвалась Марион, – что вы ему сказали.
– Совсем ничего! Я только сказала, что я ваша подруга, и спросила, когда можно с вами увидеться!
– В самом деле? – осведомилась Марион.
– Никто не пытается вас обидеть, миссис Боствик. Поверьте мне: никто не старается задеть вас!
– В самом деле? – повторила Марион.
– Минутку, дорогая, – вмешался Винс, уже совершенно другим тоном. Его твердость и обаяние полностью вернулись к нему. – Позволь мне поговорить с леди.
Бетти, повернувшись к Гарту, безнадежно махнула рукой, но Винс перехватил ее взгляд и не позволил ей уйти от разговора. Высокий и худощавый, в безупречном сером костюме с цветком в петлице, он больше не был Винсом, остроумным бездельником, извиняющимся за то, что читает слишком много книг. Он стал Винсом, мудрым адвокатом, готовым в порыве симпатии поцеловать пальчики Бетти.
– У моей жены доброе сердце, леди Колдер. И конечно, Дэвид – самый умный парень из всех, кого я знаю. Но иногда в нем слишком много благочестия в духе святого Антония…
(«А теперь я еще и святой Антоний. Кто бы подумал!»)
Винс, конечно, не слышал этих сказанных про себя слов.
– Из-за этого Дэвид порой не замечает то, что лежит на поверхности. Этот дворецкий (между нами говоря, напыщенное ничтожество) сказал вам, что Марион срочно уехала к своим бывшим опекунам, полковнику Селби и миссис Монтегю, в Хэмпстед. Вы представились подругой Марион, поэтому не могли признаться, что не знаете, где они живут. Так?
– Да! Совершенно верно! – Бетти благодарно кивнула. – Спасибо, что вы поняли.
(Однако! Оказывается, не обязательно быть Аристотелем или Шерлоком Холмсом или даже принцем Ариманом из рассказов Фантома, чтобы делать столь блестящие умозаключения.)
Винс взял Бетти за руки.
Еще больше бликов запрыгало на оскаленных клыках развешанных по стенам зверей.
– Что вы делали дальше, леди Колдер?
– Я… я взяла кеб и объехала все окрестности: искала почту или магазин, чтобы найти адресную книгу. Но все было закрыто. Тогда я подумала, что у них, может быть, есть телефон. Но на коммутаторе мне сказали, что такая фамилия не значится в их списках.
– У них здесь есть телефон, дорогая.
– Клянусь, мистер Боствик!..
– Милая тетя Бланш ненавидит все эти дьявольские игрушки и держит его в секрете. Вот и все. Дальше?
