— Мы знаем, что в 10.15 в артистическую Винси вошла некая дама. Пока врач именно этот момент — приблизительно этот — считает наиболее поздним вероятным временем смерти, хотя что-то ему тут и не нравится, говорит, слишком уж поздно. Но факты свидетельствуют о другом. Медицинская наука не может работать с точностью хронометра. Спектакль начался в восемь, в девять антракт, который продолжался примерно до четверти десятого, затем Винси снова вышел на сцену. В десять спектакль кончился. Знаю, потому что сам посмотрел на часы. За сколько минут перед финалом Винси мог уйти со сцены?
— Думаю, минут за семь-восемь, — рассеянно отозвался Алекс.
— Вот так-то! Стало быть, примерно в 9.52 он еще на виду. Какое-то время нужно, чтобы дойти до артистической. В дверях его не убили. Он должен был сперва прилечь и взять в руки листок, на который мы вскоре поглядим. Все вместе могло занять четыре-пять минут. Значит, он еще жил в 9.56. Никакой врач в мире не убедит меня в том, что спустя несколько часов после смерти он в состоянии установить ее время с точностью, большей, чем плюс-минус полчаса. Иначе говоря, Винси мог умереть даже в 10.25. Тут все сходится.
— Абсолютно, — пробормотал Алекс.
— То-то и оно. Абсолютно! К тому же у миссис Додд была эта странная сумочка. На нее обратила внимание мисс Бикон. К счастью, женщины таких вещей не пропускают. Крессуэлл не отвозил ее домой. Бог ты мой, какие же такие дела могли у нее быть в тех краях, кроме визита к Винси? Она переждала, пока выйдут актеры и служащие, и через четверть часа вошла. Винси ее ждал…
— А она его убила… — снова буркнул Алекс. — Ежели ко всему этому ты еще присовокупишь тот факт, что Винси с неделю трезвонил об ожидающем его огромном богатстве, а затем и другой факт, что дочь миссис Додд унаследовала двадцать пять миллионов, то вполне можешь прийти к еще одному выводу.
— А я уже к нему пришел, мой дорогой. Скорее всего Винси шантажировал миссис Додд. На чём строился шантаж, я пока не знаю. А может, он ее любовником был?
— Такое тоже не исключается… — зевнул Алекс. — Он мог быть и любовником ее дочери, которая, выходя замуж, захотела выкупить у него свои любовные письма. Миллионерша в состоянии хорошо заплатить за подобного рода компрометирующие документы куда больше, чем скромная дочь археолога, каковой она была еще несколько дней назад. Она могла попросить мать уладить дело…
— И такое вероятно. Пожалуй, даже скорее, чем первое. А может, и еще что-то сюда впутано, но я убежден, что не ошибаюсь, рассуждая таким образом. А могло это быть так: она вошла и, сообразив, что подвертывается удобный случай, избавилась от шантажиста, потом убежала.
— И это возможно… Хотя меня поражает ее глупость. Войти в пустой театр, спросить вахтера о мистере Винси, столкнуться с этим вахтером лицом к лицу в ярко освещенном помещении, а затем убить. По всему судя, миссис Додд больше верила в глупость полиции, чем в свою собственную. Наивная женщина, убедившая сама себя в том, что, придя столь приметно одетой после спектакля, на котором ее странную сумочку наверняка кроме нас видело множество ее знакомых, можно убить этого типа и раствориться в лондонском тумане, какового, кстати, сегодня и в помине нет. Но, кто знает, может, все именно так и было?
— Ты в этом сомневаешься? — спросил Паркер.
— Да. Сомневаюсь.
— У тебя есть какие-нибудь еще версии? Ведь после миссис Додд никто больше в театр не входил и никто из него не выходил! Если это сделала не она, то после нее мог это сделать только вахтер, Уильям Галлинз, которого можно заподозрить в чем угодно, но уж не в том, что спустя двадцать четыре часа после рождения третьего ребенка он решил поиграть в убийцу.
— Винси мог быть уже мертв, когда вошла миссис Додд, — прошептал Алекс.
— Так почему же она не подняла шум? Обнаруживает труп и, никому не говоря ни слова, выходит вон? С чего бы это, скажи ради Бога?
— Если дело обстоит так, как ты предположил сначала, и Винси шантажировал ее или дочку, то, думаю, вид его тела со всаженным в грудь по самую рукоятку кинжалом вызвал у нее по меньшей мере чувство облегчения. Она могла задержаться еще на несколько минут, ища эти письма или еще что-то, что он должен был ей вернуть в обмен на то, что она принесла в набитой до отказа сумочке. А потом ушла, мечтая о том, чтобы никто никогда ее не нашел. Но, естественно, она могла его и убить… Хотя… Да… В сущности, ты прав. В мою пользу только один довод, связанный с обстоятельствами происшествия, и кроме того, мы еще мало знаем. Думаю, это она там была. Надо поскорее к ней поехать. Все это так. Но мне кажется, убила не она, правда, присягнуть в этом я не мог бы.
— А ты пошел бы на пари?
— Да. Я бы держал пари, что не она, причем поставил бы солидную сумму. В этом случае я бросаю на чашу весов только мое убеждение и, как я тебе уже говорил, одну связанную с обстоятельствами дела подробность.
— Жаль, что я всего лишь скромный инспектор полиции… — проговорил Паркер. — Мне кажется, я мог бы сегодня неплохо заработать, пойдя с тобою на спор. Ты автор детективов и полагаешь, что люди, убивая, всегда поступают абсолютно логично. В жизни не так: и само ожидание момента преступления, и сам факт его совершения связаны с огромным нервным напряжением, вот почему убийца, как правило, действует нерационально, оставляя следы, которые мог бы и не оставить… Убийцы в принципе не гении. Преступления совершают не гении, а рядовые гнусные люди…
— Боюсь, этот убийца интеллигентнее, чем ты думаешь.
— В самом деле?
В свете проносившихся мимо уличных фонарей Алекс поймал на себе пристальный взгляд инспектора.
— А у тебя есть еще какие-нибудь версии? — спросил Паркер.
— Пока, к сожалению, у меня их две… — ответил Джо. — Версия «А» и версия «Б».
— Миссис Додд — она «А» или «Б»?
— Миссис Додд «в», причем маленькое «в», не прописное. Вся трудность в том, что некоторые мои наблюдения подходят для «А», а некоторые — для «Б». Но наблюдений этих все еще слишком мало. Полагаю, решающим может стать одно… обыск в артистической уборной Винси.
— Что ты надеешься там найти?
— Речь о том, чего я надеюсь там не найти, — Алекс задумчиво потер рукой лоб. — Но пока мы знаем еще слишком мало. Я немножечко витаю в облаках. Ты прав. Вернемся в театр, узнаем то, что должны узнать от врача и эксперта, придем к каким-то выводам, обыскав артистическую и прочитав бумажку, которую Винси держал в руке. А потом посмотрим, фантазирую ли я как автор детективов, или же я прав.
— Ты меня поражаешь… — в голосе Паркера уверенности было куда меньше, чем в тот момент, когда он начинал свой монолог в машине. Они остановились перед уже знакомой лестницей, ведущей к дверям бокового входа в Камерный театр.
Сержант Джонс сидел на складном стульчике в коридоре перед уборной покойного и дымил сигаретой.
— Что нового? — спросил Паркер.
— Уже есть отпечатки пальцев, шеф. То есть их нет. На дверной ручке — только старого вахтера, который вошел в артистическую в двенадцать… Соумса. В самой уборной отпечатки пальцев покойного и другие, которые оказались отпечатками пальцев костюмера Раффина. Я привел его сюда, шеф, чтобы снять отпечатки пальцев. И задержал, подумав, а может, вы захотите с ним побеседовать. На орудии преступления следов никаких. Убийца был в перчатках.
— Хорошо! — проворчал Паркер. Вернулся к вахтеру и позвонил врачу.
— Слушаю! — отозвался тот. — Исследую его второй раз. Позвоню через полчаса. Когда, вы говорите, самое раннее он мог умереть?
— В 9.56 вечера.
— В таком случае или я никудышный врач, или вы никудышный сыщик, или мои химические препараты никудышные.
— А, по-вашему, когда он умер?
— Скажу вам через полчаса! — трубку на том конце провода положили.
— Черт возьми, — пробормотал Паркер. В двух словах передал Алексу, болтавшему с Джонсом, разговор с врачом.
В артистической Стивена Винси по-прежнему горели все лампы. Алекс первым делом посмотрел на кушетку у стены. Она была пуста. Труп увезли. Стивен Винси никогда больше не вернется сюда и не сядет к зеркалу, чтобы взять в руки коробочку с гримом…
— О Господи! — вздохнул инспектор и подошел к двери. — А что с бумажкой, которую он держал в руке?
— Это была не бумажка… — Джонс развел руками. — Это был белый конверт, совершенно пустой и ненадписанный.
— На нем никаких отпечатков?
— Только его пальцы.
— Замечательно… — бросил Паркер и закрыл дверь. Повернулся. Алекс стоял перед открытым ящиком туалетного столика. Там были комочки грима в простой деревянной коробочке, заячья лапка вся в пудре, записочки, полученные в день премьеры и подписанные женскими именами. Паркер отложил их в сторону. Затем проспекты фирм «Мерседес-Бенц» и «Кадиллак», а кроме того, куча фотографий Стивена Винси, на которых сам он заранее поставил свои автографы. Подпись была несколько манерной, в стиле, бытовавшем лет двадцать назад. Немного денег: двенадцать фунтов бумажками и мелочь. Оплаченный, счет за телефон. Плохонькая фигурка Будды с круглым животиком, наверное, какой-нибудь старый талисман, неожиданный здесь снимок взрыва атомной бомбы на атолле Бикини, ключи: от английского замка, обычный, и маленький, от почтового ящика…
