— И зимой так же?
— Круглый год.
— Знаете что, Илья Ильич? Вы — осел, извините за грубость. Вам бы тут курорт открыть да туристов зазывать, со всего бы света ездили. И миллиарды бы потекли — целый город можно отгрохать. Это же клад!
— Да есть тут один проект… — смущенно отозвался Горемыжный. — У Намцевича.
— Вот-вот. Он-то этот Волшебный камень в особняк свой и переправит. А заодно и Девушку-Ночь приспособит: клиентов принимать.
— Гм-м… Так вы уже слышали о ней?
— Конечно. Только свидеться не довелось.
— Мне тоже, — тяжко вздохнул поселковый староста и понуро наклонил голову. Видно, и его манила эта ночная красавица.
Глава 8
Помощь мистера Смирноффа
В глубокой задумчивости я возвратился к себе домой, расставшись по дороге с Ильей Горемыжным. Странный камень волновал и притягивал мое воображение. Что же за энергетическую силу таила в себе его поверхность? Направлена ли она была во благо человеку или, наоборот, вела его к черте смерти — через наслаждение и блаженство? Ведь часто мы идем за манящей нас птицей счастья не разбирая дороги, которая обрывается пропастью. Так и этот камень… Может быть, он послан на Землю для погибели смельчаков, решивших с его помощью утолить свои желания, достичь совершенно иного состояния духа, чем то, которое даровано праведной жизнью? Десятки экспедиций из самых различных стран отправляются то на поиски лохнесских чудовищ или реликтовых «снежных человеков», то заняты контактами со внеземными цивилизациями, пытаясь настичь НЛО, то безуспешно стараются проникнуть в Шамбалу, покоряя Гималаи. А здесь, в каком-то захудалом поселке Полынья, лежит чудодейственный камень, обладающий магической силой, ждущий своих исследователей, — и никто об этом не знает, никому до этого нет дела! «А ведь дед наверняка не случайно обосновался именно тут, — подумал вдруг я. — Он-то знал, что представляет из себя этот космический пришелец. И дом свой выстроил намеренно возле него, вблизи…» Возможно, камень как-то помогал ему в его работе, давал ему какие-то особые знания, откровения? А мог ли он явиться и причиной его смерти?
На сегодня у меня был запланирован еще один визит, и, немного отдохнув, я отправился к местному милиционеру Петру Громыхайлову, тем более что и с ним надо было решить кое-какие формальности. Но предварительно я заглянул в продуктовый магазин и купил у Зинаиды литровую бутылку водки «Смирнофф». Мне очень хотелось расспросить ее о бежавшем из тюрьмы сыне, но я не знал, как подступиться к этой женщине с окаменевшим от горя лицом. Да и вряд ли она стала бы откровенничать с совершенно посторонним для нее человеком. Узнать хотя бы — за что его посадили. Но в этом, я надеялся, мне должен был помочь мистер Смирнофф.
Из довольно просторного дома блюстителя закона не доносилось ни звука. Я несколько раз громко постучал в дверь, но приглашения не последовало. Тогда я толкнул ее и вошел внутрь. Громыхайлов спал на кровати, широко раскинув ноги в сапогах, фуражка его сползла на нос, а кобура с пистолетом валялась на полу. Стол был завален разнообразными закусками, начиная от соленых грибочков и огурчиков до полуобглоданных жареных цыплят, а вот в стоявшей тут же бутылке и стаканах было пусто. Я вытащил из сумки своего «Смирноффа», открыл и начал булькать в стакан. Милиционер приподнял голову, услышав знакомые звуки. Взгляд его следил за моей рукой. Затем Громыхайлов встал, не говоря ни слова, уселся напротив меня, и так же молча пододвинул свой стакан. Я налил ему столько же, сколько и себе. Глядя не друг на друга, а на огненную жидкость, мы чокнулись и опрокинули в себя водку. Потом захрумкали огурцами.
— Наконец-то… хоть один нормальный человек появился в поселке… — произнес свою первую фразу Громыхайлов и только после этого посмотрел мне в глаза. — А то я уж думал — так и умру среди придурков. Давай-ка повторим.
Я снова разлил водку.
— Мне надо свидетельство о смерти деда.
— Успеется.
Процедура возлияния и закусывания повторилась.
— А как насчет временного местожительства?
— А ты надолго к нам?
— Да пока водка в магазине не кончится.
— Дельно. Значит, на две недели. На большее у Зинки запасов не хватит.
Громыхайлов выглядел лет на сорок, хотя ему могло быть и больше пятидесяти, и меньше тридцати. Пьяницы как-то консервируются в районе «сороковника». У него были коротко стриженные волосы — ежиком, мясистый ноздреватый нос, короткая борцовская шея и какие-то очумелые глаза.
— Прозит! — сказал я.
— Будь! — отозвался он.
Потом мы откинулись к спинкам стульев и задымили.
— Меня зовут Петром.
— А меня Вадимом.
— Знаю. Ты чего к нам приехал?
— Слушай, Петя, как ты считаешь — убили моего деда или он сам утоп?
Милиционер хмуро посмотрел на меня, хмыкнул, поднял вверх указательный палец и покачал им перед моим носом.
— Но-но! — сказал он и повторил, продолжая покачивать пальцем: — Но-но!..
— Что — «но-но»? Переведи.
— Но-но… — в третий раз сказал он и потянулся к стакану. Я понял, что надо увеличить дозу. Но после очередной порции почувствовал, что и сам начинаю быстро пьянеть. Щедро смазав жареную ножку цыпленка горчицей и хреном, я с аппетитом умял ее.
— Так как насчет деда? — продолжил я. — Кому он тут у вас мешал, Петя?
— Я тебе как другу скажу, Вадик, — ответил милиционер, отправляя в рот щепотку квашеной капусты. — Будешь вынюхивать — завяжу узлом и посажу в погреб. Если даже его и убили, то теперь не вернешь, верно? Давай лучше на спичках потянем — кто за новым пузырем побежит?
— А не треснем? Вон еще полбутылки осталось. Ты мне все-таки ответь.
— Дурной ты какой-то. Русского языка не понимаешь. Немец, что ли?
— Точно, фашист. Пекарь мне хлеба не продает. — Я вдруг всхлипнул, представив, кар; на дне озера лежал дед, а над ним проплывали рыбки, не обращая внимания на утопленника, и лишь раки ползли к нему со всех сторон, а он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, чтобы отогнать их. — Когда ты пекаря посадишь? Он крысиный яд в булочки кладет.
— Я его застрелю, — пообещал Громыхайлов. — Вот прямо сейчас пойду и пристрелю как собаку. Хочешь, пойдем вместе, поглядишь. Слово даю.
— Не надо, — смилостивился я, размякнув. — У него детки маленькие. Он их раками кормит.
— Раками? Это интересно. Надо реквизировать. Я и не знал, что у него детки есть. Он ведь сирота. Вдовец.
— Ах, вдовец? Тогда я вот что тебе скажу, Петр Громыхайлов. Он свою жену на тот свет отправил — довел до петли. На него в Москве всероссийский розыск объявлен. И на старосту вашего тоже. И на доктора Мендлева — этот вообще вивисекцией занимается, без наркоза режет, органы на трансплантацию отправляет. В ЮАР. Я — сотрудник Интерпола. Мы за ним давно гоняемся…
Петя встал, качнулся, выпил стакан водки и нацепил на голову фуражку.
— Где будем делать засаду, товарищ майор? — спросил он, вновь рухнув на стул.
Мы несли какую-то чушь, опьянев до безобразия, и я уже позабыл — зачем и с какой целью явился сюда. Может быть, спросить дорогу к кладбищу? Наконец с большим трудом я вспомнил.
— Кто убил деда? — Перегнувшись через стол, я потряс Петю за лацканы его кителя.
— Я! — икнул он и вытащил откуда-то из-под стола бутылку армянского коньяка. — Это мне взятку дали — чтобы молчал. Хороший коньяк, у меня целый ящик.
— Тогда я тебя арестовываю. Сдать оружие!
— Не имеешь права. Ты не в форме. И у тебя ордера нет.
Пока Петя разливал коньяк, я достал из кармана блокнот и ручку, вырвал листок бумаги. Коряво написал на нем:
«Ордер. Выдан летом оперу и генералу Вадиму Свиридову. Может арестовывать любого и в любые часы до захода солнца. В случае сопротивления может стрелять на поражение. В глаз.
Министр МВД —…»
Расписавшись за министра, я протянул бумажку Громыхайлову. А он мне в ответ сунул стакан коньяка. Потом долго читал мою писульку, шевеля губами.
— Подпись настоящая, — сказал он, посмотрев в окно. — Жаль, солнце еще не село. Подчиняюсь. — И протянул мне свою кобуру, подцепив ее с пола.
Я положил ее на стол, и мы выпили. В голове шумело, как в бойлерной. Мне казалось, что она распухает, увеличивается, растет, словно гигантская тыква, а мысли прыгают в ней, как семечки. О чем я еще хотел спросить Громыхайлова? Зараза… никогда не надо мешать водку с коньяком. В комнату вошла женщина средних лет, поставила на пол ведерко с огурцами, осуждающе посмотрела на нас и сурово произнесла:
— У-у-у нажрались… — потом хлопнула дверью.
— Супруга моя, — пояснил Петя. — Злая-а… Житья от нее нет. И пилит, и пилит… Скоро пополам распилит, как чурку.
— Я тебя склею, — пообещал я. — Будешь как новенький.
