Не успѣлъ я немного пройдти по дорогѣ, какъ замѣтилъ, что и другіе, — по двое, по трое, — идутъ, повидимому, въ одномъ со мной направленіи.
Тѣмъ изъ нихъ, которые со мной заговаривали, я выдавалъ себя за Индѣйца-буддиста, странствующаго по обѣту изъ дальняго округа. Нѣтъ нужды упоминать, что костюмъ мой вполнѣ соотвѣтствовалъ этой роли. Прибавьте къ тому, что я знаю языкъ не хуже роднаго, и что я достаточно худъ и смуглъ для того, чтобы во мнѣ было не такъ-то легко признать Европейца, и вы поймете, что я не робѣлъ на смотру предъ этими людьми, представляясь чужакомъ изъ отдаленнаго округа ихъ же страны.
На слѣдующій день число Индѣйцевъ, шедшихъ въ одномъ со мной направленіи, разрослось въ полсотни и цѣлыя сотни. На третій день въ толпѣ волновалась тысяча, стекаясь къ одному пункту, — городу Сомнаутъ.
Небольшая услуга, которую мнѣ удалось оказать одному изъ товарищей по странствію на третій день путешествія, дала мнѣ средство представиться нѣсколькимъ Индѣйцамъ высшей касты. Отъ этихъ людей я узналъ, что толпа идетъ на большое религіозное торжество, которое должно происходить на холмѣ, неподалеку отъ Сомнаута. Торжество это праздновалось въчесть бога Луны и должно было совершиться въ эту ночь.
Толпа задерживала насъ по мѣрѣ того, какъ мы приближались къ мѣсту празднества. Въ то время какъ мы достигли холма, луна стояла уже высоко въ небѣ. Мои пріятели Индѣйцы пользовались нѣкоторыми особыми преимуществами, открывавшими имъ доступъ къ самой святынѣ. Они любезно позволили мнѣ сопровождать ихъ. Придя на мѣсто, мы нашли святыню скрытою отъ глазъ занавѣсомъ, помѣщеннымъ межъ двухъ великолѣпныхъ деревьевъ. Подъ деревьями выдавалась плоская отлогость утеса и образовала родъ естественнаго помоста. Внизу около него и помѣстился я съ моими пріятелями Индѣйцами.
При взглядѣ съ холма внизъ представлялось величественнѣйшее зрѣлище природы и человѣка, какое когда-либо было видано мною. Послѣдніе склоны возвышенности непримѣтно таяли въ травянистой равнинѣ, урочищѣ сліянія трехъ рѣкъ. По сю сторону тянулась вдаль красивыя извилины ихъ водъ, то скрываясь въ древесныхъ купахъ, то снова появляясь, на сколько хваталъ глазъ. По ту сторону опочилъ въ тиши ночи успокоенный Океанъ. Оживите этотъ восхитительный видъ десятками тысячъ людей, одѣтыхъ въ бѣломъ, растянутыхъ нитью по склонамъ холма, переполняющихъ равнину и каймящихъ ближайшіе берега извилистыхъ рѣкъ. Освѣтите эту стоянку богомольцевъ ярко-краснымъ пламенемъ огней и факеловъ, прорывающимся то тамъ, то сямъ по всей безчисленной толпѣ. Вообразите себѣ восточный лунный свѣтъ, разлитый въ безоблачномъ сіяніи надъ всѣмъ этимъ, — и вы составите себѣ понятіе о видѣ, который представился мнѣ, когда я взглянулъ съ вершины холма.
Жалобные звуки струнныхъ инструментовъ и флейтъ обратили мое вниманіе на скрытую святыню.
Я обернулся и увидалъ на утесистомъ помостѣ фигуры трехъ людей. Въ средней фигурѣ изъ трехъ я узналъ того человѣка, съ которымъ говорилъ въ Англіи, когда Индѣйцы появилась на террасѣ въ домѣ леди Вериндеръ. Остальные двое, сопровождавшіе его теперь были, безъ сомнѣнія, его тогдашніе товарищи.
Одинъ изъ стоявшихъ возлѣ меня Индѣйцевъ видѣлъ какъ я вздрогнулъ. Онъ шепотомъ объяснилъ мнѣ появленіе этихъ трехъ фигуръ на утесистомъ помостѣ.
По его словамъ, то были брамины, утратившіе достоинство своей касты на служеніи богу. Богъ повелѣлъ имъ очиститься странствіемъ. Въ эту ночь они всѣ трое должны была разстаться и отправиться на богомолье къ святынямъ Индіи въ три разные стороны. Никогда болѣе не видать ихъ другъ друга въ лицо; никогда не отдыхать отъ отъ своихъ странствій со дня разлуки до дня смерти.
Пока онъ шепталъ мнѣ эти слова, жалобная музыка смолкла. Всѣ трое поверглись на помостъ предъ завѣсой, скрывавшею святыню, встали, поглядѣли другъ на друга, обнялись. Потомъ сошли врознь къ народу. Толпа разступилась въ мертвомъ безмолвіи. Въ одинъ и тотъ же мигъ я видѣлъ, какъ толпа раздалась въ трехъ различныхъ направленіяхъ. Огромная бѣлая масса народа медленно сомкнулась. Самъ слѣдъ этихъ трехъ осужденныхъ изгладился въ рядахъ ихъ смертныхъ собратьевъ. Мы ихъ болѣе не видали.
Въ скрытомъ святилищѣ снова раздались звуки музыки — громкіе, ликующіе. Толпа вокругъ меня дрогнула и стѣснилась.
Завѣса межъ деревьевъ распахнулась, и святилище предстало предъ нами.
Тамъ, на высокомъ тронѣ, сидя на своей типичной сайгѣ, простирая всѣ четыре длани ко всѣмъ четыремъ угламъ земли, мрачно и грозно возвышался надъ вами въ мистическомъ свѣтѣ небесъ богъ Луны. А въ челѣ божества искрился желтый алмазъ, котораго лучи въ послѣдній разъ сіяли мнѣ въ Англіи съ корсажа женскаго платья!
Да! По истеченіи восьми вѣковъ, Лунный камень снова глядитъ чрезъ стѣны священнаго города, въ которомъ началась его исторія. Какимъ образомъ попалъ онъ въ свою дикую родину, — какимъ случаемъ или какомъ преступленіемъ возвратили себѣ Индѣйцы священный клейнодъ свой, — вамъ, бытъ-можетъ, это извѣстно; мнѣ же — нѣтъ. Вы потеряли его изъ виду въ Англіи и (если я смыслю что-нибудь въ этомъ народѣ) потеряли его на вѣка.
Такъ идутъ года и повторяются одинъ въ другомъ; такъ одни и тѣ же событія круговращаются во времени. Каковы-то будутъ слѣдующіе приключенія Луннаго камня? Почемъ знать!
КОНЕЦЪ.
1868
