— Но на самом-то деле все не так, и теперь вообще ничего понять нельзя. Какие-то ключи внутри, какие-то — снаружи, вот и делай что хочешь. Даже не интересно. А когда мы в парке говорили, мне твоя идея страшно понравилась.
— Ничего, тут еще произойдет много интересного, — спокойно произнес Энтони, перекладывая свою трубку в карман пиджака. — Что ж, я готов. Пошли?
Кейли уже ждал их в холле. Он вежливо поинтересовался, удобно ли Энтони устроился, и они завели светскую беседу о домах вообще и о Рэд Хаузе, в частности.
— А вы оказались совершенно правы насчет ключей, — вставил
Билл, дождавшись паузы. Он был помоложе своих собеседников и не умел еще отвлекаться от темы, если та всерьез его занимала.
— Ключей? — рассеянно переспросил Кейли.
— Помните, мы еще спорили — внутри ключи или снаружи.
— А, ну конечно! — Кейли окинул взглядом двери, выходящие в холл, и дружелюбно улыбнулся Энтони. — Похоже, мы оба правы, мистер Гилингем, только это не сдвинуло нас с мертвой точки.
— Как знать, — Энтони пожал плечами. — Я просто задумался над этим обстоятельством. Мне казалось, на него стоит обратить внимание.
— Разумеется, но вам все равно не удалось бы меня убедить. Как не убеждают меня и показания Элси.
— Элси? — с живостью переспросил Билл. Энтони недоуменно на него глянул, он не знал, кто такая Элси.
— Одна из горничных, — пояснил Кейли. — Знаете, что она рассказала инспектору? Я, правда, говорил Берчу, что девицы из этой среды обожают фантазировать, но он ей верит.
— Так что же она показала? — спросил Билл.
Кейли пересказал им то, что якобы услышала утром Элси, когда проходила мимо кабинета.
— Вы же в это время были в библиотеке, — отметил Энтони, впрочем, скорее для себя. — Вполне могли и не заметить, как она проходила через холл.
— Я и не сомневаюсь, что она там была и слышала голоса. Может, даже именно эти слова. Но… — он запнулся и потом торопливо продолжил: — Но это недоразумение. Я уверен, что это недоразумение. Зачем толковать эти слова так, будто Марк убийца? — В эту секунду позвали обедать, и, уже направляясь в столовую, Кейли добавил: — Зачем так передергивать, даже если это почти правда?
— Вы совершенно правы, — согласился Энтони, и к величайшему разочарованию Билла разговор за едой шел только о книгах и о политике.
После обеда, как только подали сигары, Кейли попросил разрешения удалиться. Что ж, это вполне естественно, у него много забот. Он попросил Билла развлечь Энтони, но Билла можно было об этом и не просить. Он предложил обыграть Энтони на бильярде, сразиться с ним в пикет, показать ему сад при лунном свете и вообще предпринять все, что его, Энтони, душе угодно.
— Господи, какое счастье, что ты здесь, — сказал он вполне серьезно. — Одному мне бы тут не выдержать.
— Давай пройдемся, — предложил Энтони. — Вон какой теплый вечер. Посидим где-нибудь, желательно подальше от дома. Поболтаем немного.
— Согласен. Как насчет лужайки для игры в шары?
— Вот и прекрасно, ты ведь и так собирался мне ее показать, если не ошибаюсь? Там нас никто не услышит?
— Конечно. Лучше места не придумаешь. Сам увидишь.
Они вышли из дома и сразу повернули налево. Утром Энтони подходил к зданию с другой стороны. Аллея, по которой они шли сейчас, вела в другой конец парка, откуда начиналась дорога на Стэнтон, небольшой городок, милях в трех от поместья. Они миновали ворота и сторожку садовника — своеобразную границу той части поместья, что на языке аукционов именуется "декоративной", и вышли в парк.
— Ты уверен, что мы не прошли? — спросил Энтони.
Вдоль аллеи тянулись редкие посадки, ровная местность при свете луны хорошо просматривалась во все стороны, но было совершенно неясно, где среди этого редколесья можно играть в шары.
— Чудно, правда? — спросил Билл. — Странное место для игровой лужайки, но, по-моему, она всегда тут была.
— Да, но где же? Для гольфа здесь, правда, тесновато, — ах вот это где!
Они наконец пришли. Аллея сворачивала направо, они же вступили на узенькую тропинку, и вскоре им открылась лужайка. Ее окружала дренажная канава шириной метра в три и глубиной в человеческий рост, войти на лужайку можно было только через мостик, к которому и привела тропинка. Сразу за мостиком виднелась скамейка для зрителей.
— Укромное место, ничего не скажешь, — заметил Энтони. — А где держат шары?
— Да вон там, в беседке.
Пройдя по краю лужайки, они вскоре обнаружили низкий деревянный навес.
— М-да. Ну и беседка.
Билл рассмеялся.
— Тут обычно никто и не сидит. Но можно прятать вещи от дождя.
Энтони двинулся дальше, и они обошли всю лужайку.
— На всякий случай, вдруг кто-нибудь в канаве прячется, — объяснил он, усаживаясь на скамейку.
— Итак, — произнес Билл, — мы одни. Выкладывай.
Некоторое время Энтони задумчиво попыхивал трубкой. Наконец вынул ее изо рта и повернулся к приятелю.
— Согласен быть моим Уотсоном? — спросил он.
— Уотсоном?
— Ну да, тем самым, который при Шерлоке Холмсе. Помнишь: "Послушайте, Уотсон". Ты готов выслушивать объяснения самых очевидных вещей, задавать дурацкие вопросы, над которыми я буду потешаться, самостоятельно совершать потрясающие открытия, которые я успею совершить дня на три раньше тебя, и так далее. Это, конечно, игра, но нам она только поможет.
— Тони, дорогой! — с восторгом вскричал Билл, — и ты еще спрашиваешь? — Энтони молчал, а Билл, уже всецело захваченный затеей своего друга, с энтузиазмом продолжил: — Вот это пятнышко клубничного сока на вашей сорочке свидетельствует о том, что вы ели клубнику на десерт, — Холмс! Я в восхищении! — Гм-гм, вы же знаете мой метод Уотсон. — Где табак? — Табак спрятан в персидский шлепанец. — Значит, мне придется на неделю оставить свою практику? — Пожалуй, да, Уотсон.
Энтони, попыхивая трубкой, задумчиво улыбался. Выждав минуту-две, Билл потерял терпение и строгим голосом произнес:
— Итак, Холмс, я вынужден спросить, что вы там вычислили своим дедуктивным методом. И кого подозреваете?
Наконец Энтони заговорил:
— Помнишь ли ты, — начал он, — как Холмс, поддразнивая Уотсона, спросил у него, сколько ступенек ведет в его квартиру на Бейкер-стрит? Бедняга Уотсон тысячи раз по ним поднимался и спускался, но ни разу не додумался их сосчитать, а Холмс между делом как-то их подсчитал и точно знал, что семнадцать. И использовал это как наглядный пример собственной наблюдательности! Уотсон очередной раз сел в галошу, а Холмс предстал еще более неотразимым, чем прежде. Мне-то лично всегда казалось, что в данном случае Холмс выставил себя совершенным ослом, в отличие от Уотсона. Какой смысл держать в памяти этот абсолютно ненужный факт? Если тебе вдруг приспичило узнать число ступенек, которые ведут в твою квартиру, можно позвонить домохозяйке и спросить. Я тысячи раз спускался и поднимался по лестнице нашего клуба, но если ты меня спросишь, сколько в ней ступенек, я затрудняюсь ответить. А ты бы смог?
— Конечно, нет, — сказал Билл.
— Но если это действительно важно, — добавил вдруг Энтони изменившимся голосом, — я могу выяснить, даже не утруждая себя звонком швейцару.
Билл, несколько озадаченный таким странным оборотом разговора, все же счел своим долгом спросить:
— И сколько же их?
— Вот и умница! — одобрил его Энтони. — Сейчас выясним.
Он закрыл глаза.
— Я поднимаюсь по Сент-Джеймс-стрит, — сказал он почти нараспев. — Подхожу к клубу, иду под окнами курительной, окон там — одно, два, три, четыре. Вот и лестница. Начинаю подниматься. Раз — два три — четыре — пять — шесть, площадка; шесть семь — восемь — девять, опять площадка; девять десять — одиннадцать. Одиннадцать ступенек — и я у двери. Добрый день, Роджерс. Сегодня прекрасная погода, сэр. — Он открыл глаза и повернулся к Биллу. — Одиннадцать, — сказал он. — Пересчитай, когда будешь в клубе в следующий раз. Одиннадцать ступенек; теперь можем спокойно об этом забыть.
Билл смотрел на него как завороженный.
— Здорово! — воскликнул он. — А теперь объясни.
— Понимаешь, уже не знаю, свойство ли это моих глаз, особенность ли мозга, или еще что-то, но у меня удивительная способность неосознанно фиксировать в памяти малейшие детали. Есть такая игра: тебе в течение трех минут показывают поднос, на котором множество мелких предметов, а потом надо отвернуться и все их перечислить. Для нормального человека это адское напряжение, а мне почему-то всегда давалось без всякого труда. Глаза как бы сами все запоминали. — Я буду смотреть на поднос и одновременно болтать с тобой о гольфе, а предметы потом перечислю все до единого.
— Так ведь для детектива это потрясающая способность! Тебе давно следовало заняться этим делом.
