— Сразу видно, что вранье, — сказал я.
— Глупости, — уверенно заявила Джинджер. — Когда говорят о науке, то возникают дикие теории, о них рассуждают и пишут в самом серьезном тоне и самые неожиданные люди. Я могу вам процитировать целые главы невероятного бреда.
— Вот вам и лучше к ней поехать.
— Ошибаетесь, — ответила Джинджер. — Миссис Т. может найти вас в справочнике, и это произведет на нее должное впечатление. А меня она там не найдет.
Это тоже меня не убедило, хоть ответить было нечего. Когда я вернулся после встречи с мистером Брэдли, мы с Джинджер подробно все обсудили. Ей это казалось менее невероятным, чем мне. Она даже испытывала определенное удовлетворение.
— Теперь хоть ясно, что мы ничего не выдумываем, — заметила она. Теперь мы знаем, что существует организация, которая устраняет неугодных людей.
— Сверхъестественными средствами!
— Если бы мистер Брэдли оказался знахарем или астрологом, можно было бы не верить. Но раз это гнусный и подлый мелкий жулик — во всяком случае, так я поняла из ваших слов…
— Близко к истине, — вставил я.
— …тогда все обретает реальность. Пусть это кажется сущим вздором, но три дамы из виллы «Белый Конь» располагают какими-то возможностями и добиваются своего.
— Если вы так уверены, зачем тогда нужна миссис Такертон?
— Лишний раз проверить, — ответила Джинджер. — Мы знаем, какие силы приписывает себе Тирза Грей. Мы знаем, как у них поставлена денежная сторона. Кое-что нам известно о трех их жертвах. Нужно разузнать кое-что и о клиентах.
— А что, если миссис Такертон не проявит себя клиенткой?
— Придется тогда искать другие пути.
— А я вообще могу все испортить, — сказал я уныло.
Джинджер ответила, что не нужно так плохо о себе думать.
И вот я у дверей виллы «Кэррауэй Парк». И она совсем не совпадает с моим представлением о домах, которые строил Нэш.
Джинджер пообещала мне последнюю книгу по архитектуре, но вовремя не достала, так что я был плохо подкован в этой области. Я позвонил, болезненного вида дворецкий открыл мне дверь.
— Мистер Истербрук? — спросил он. — Миссис Такертон вас ждет.
Он провел меня в вычурно обставленную гостиную. Комната производила неприятное впечатление. Все в ней было дорогое, но безвкусное. Одна или две хорошие картины терялись среди множества плохих. Мебель была обита желтой парчой. Меня отвлекла от дальнейших наблюдений сама миссис Такертон. Я с трудом поднялся из глубин желто-парчового дивана.
Не знаю, чего я ожидал, но вид хозяйки дома совершенно меня обескуражил. Ничего в ней не было устрашающего — всего-навсего обычная средних лет женщина. Не очень интересная, подумал я, и не слишком привлекательная. Губы под щедрым слоем помады тонкие и злые. Слегка срезанный подбородок. Светло-голубые глаза, которые, казалось, отмечают цену всего, что видят. Женщин ее типа можно часто встретить, только они не так дорого одеты и не так искусно намазаны.
— Мистер Истербрук? — она явно была в восторге от моего визита. — Счастлива с вами познакомиться. Подумать только, вас заинтересовал мой дом! Я знаю, его строил Джон Нэш, муж мне говорил, но вот уж не думала, что такой человек, как вы, проявит к нему интерес!
— Видите ли, миссис Такертон, это не совсем обычный для Нэша стиль, и потому… э…
Она меня сама выручила:
— К сожалению, я ничего не понимаю ни в архитектуре, ни в археологии и вообще в таких вещах. Но простите мне мое невежество.
Я охотно простил. Оно меня устраивало.
— Конечно, все это ужасно интересно! — сказала миссис Такертон.
Я отвечал, что мы, специалисты, наоборот, ужасно скучны и нудны, когда рассуждаем о своем предмете.
Миссис Такертон запротестовала, что этого не может быть, и предложила сперва выпить чаю, а потом уже осматривать дом или, если я хочу, сперва осмотреть дом, а потом выпить чаю.
Я не рассчитывал на чай — мы договорились, что я приеду в половине четвертого, — и попросил ее сначала показать мне дом.
Она сказала, что дом скоро будет продан, и уже, кажется, есть покупатель.
— Он стал слишком велик для меня одной — после смерти мужа. А мне не хотелось бы водить вас по опустевшему дому. Как следует оценить дом можно только, если в нем живут, не правда ли, мистер Истербрук?
Я бы предпочел видеть этот дом без мебели и без нынешних обитателей, но этого, естественно, сказать не мог. Я спросил ее, собирается ли она жить где-нибудь поблизости.
— По правде говоря, нет. Я еще хочу путешествовать. Где-нибудь, где яркое солнце. Ненавижу этот гадкий климат. Хочу провести зиму в Египте. Я там побывала два года назад. Дивная страна, но вы-то, наверно, лучше моего ее знаете.
Я ничего не знаю о Египте, и так и сказал.
— Скромничаете, наверно, — ответила она весело. — Вот столовая. Октогональная, правильно я говорю? Нет углов.
Я сказал, правильно, и похвалил пропорции.
Вскоре, закончив осмотр, мы вернулись в гостиную, и миссис Такертон позвонила, чтобы подавали чай.
Вызвать миссис Такертон на разговор особого труда не представляло. Она любила поговорить. Особенно о себе. Я внимательно слушал, вставлял, где надо, восклицания и вопросы, и скоро я многое узнал о миссис Такертон. Узнал и много такого, о чем она не подозревала.
Узнал, что она вышла замуж за Томаса Такертона, вдовца, пять лет назад. Она была «много-много младше его». Познакомилась с ним на курорте, где она служила в большом отеле. Она и не заметила, как упомянула об этом. Его дочь была в школе неподалеку.
— Бедный Томас, он был так одинок… Его первая жена умерла за несколько лет до того, и он очень тосковал по ней.
Миссис Такертон продолжала набрасывать свой портрет. Благородная, добросердечная женщина пожалела одинокого, стареющего человека. Его слабое здоровье — ее преданность.
— Хотя в последние месяцы его болезни я даже не могла видеться ни с кем из своих друзей.
А что, если некоторых ее приятелей Томас Такертон недолюбливал, подумал я. Это может объяснить условия завещания.
Джинджер успела узнать все о завещании Такертона.
Кое-что оставлено старым слугам, крестникам, содержание жене — достаточное, но не слишком щедрое. А весь свой капитал, исчисляемый шестизначным числом, он завещал дочери, Томазине Энн; эти деньги должны были перейти в ее полное владение, когда ей исполнится двадцать один год или до того, если она выйдет замуж. Если она умрет, не достигнув двадцати одного года и не будучи замужем, наследство переходит к ее мачехе. Других родственников у Такертона, кажется, не было.
Награда, подумал я, не маленькая. А миссис Такертон любила деньги…
Это было видно по всему. Своих у нее никогда не было, пока она не вышла замуж за пожилого вдовца. И тогда, видно, богатство бросилось ей в голову.
Мешал больной муж; и она мечтала о том времени, когда будет свободной, и все еще молодой, и владелицей богатств, какие ей и не снились.
И вместо этого все деньги достались дочери! Она стала богатой наследницей. Девчонка завладеет всем. А что, если… Что, если? Можно ли себе представить, что эта вульгарная блондинка, сыплющая прописными истинами, способна отыскать пути к «Белому Коню» и обречь ни в чем не повинную девушку на смерть?
Нет, я не мог в это поверить. Однако мне надо выполнить свою задачу. Я довольно резко перебил ее:
— А знаете, я ведь как-то раз видел вашу дочь, то есть падчерицу.
Она взглянула на меня удивленно, но без особого интереса.
— Томазину? Что вы говорите?
— Да, в Челси.
— Ах, в Челси. Конечна, где же еще…
Она вздохнула.
— Теперешние девушки. Так с ними трудно. Отец очень расстраивался.
Меня она ни в грош не ставила. Мачеха, сами понимаете…
— Да, это всегда нелегко.
— Я со многим мирилась, старалась, как могла, но никакого толку. А потом она связалась с весьма нежелательной компанией.
— Я это понял.
— Бедняжка Томазина, — продолжала миссис Такертон, поправляя волосы.
— Вы ведь, наверно, еще не знаете. Она умерла около месяца назад. Энцефалит — так внезапно, так ужасно.
Я поднялся.
— Благодарю вас, миссис Такертон, за то, что вы показали мне дом.
Мы пожали друг другу руки. Уже на выходе я обернулся.
— Кстати, — сказал я. — Вы, по-моему, знаете виллу «Белый Конь», не правда ли?
Глаза ее выразили беспредельный ужас. Под густым слоем косметики лицо побелело и исказилось от страха.
— Белый конь? Какой белый конь? Я не знаю ни про какого белого коня.
Я позволил себе легкое удивление.
— О, извините. В Мач Дипинг есть любопытная старинная таверна. Я там побывал как-то на днях. И я был совершенно уверен, что кто-то упомянул там ваше имя — хотя, быть может, говорили о вашей падчерице, она там была, что ли… или о какой-нибудь вашей однофамилице. — Я выдержал эффектную паузу.
— Об этой таверне рассказывают много интересного.
