В библиотеке Адель Фортескью встретила Мэри Доув недовольным вопросом:
— Куда все подевались?
— Сама не понимаю, миссис Фортескью. Мисс Фортескью недавно вернулась. А миссис Персиваль, кажется, пишет письма в своей комнате.
— Письма, письма, — продолжала Адель сварливо. — Эта женщина только и знает, что писать письма. Вот уж точно, представительница своего класса! Для нее праздник, когда кто-нибудь умирает или у человека какое-то горе. Какая мерзость. Противно.
— Я скажу ей, что чай готов, — тактично пробормотала Мэри.
Она направилась к выходу, но в дверях ей пришлось отступить — в комнату вошла Элейн Фортескью.
— Как холодно. — Элейн поежилась и, бухнувшись в кресло у камина, стала тереть руки перед языками пламени.
Минутку Мэри постояла в холле. На одном из сервантов она увидела большой поднос с пирогами. В холле заметно потемнело, и Мэри зажгла свет. Ей показалось, что из верхнего коридора доносятся шаги Дженнифер Фортескью. На лестнице, однако, никто не появился, и Мэри поднялась наверх сама.
Персиваль Фортескью с женой занимали изолированные комнаты в одном крыле дома. Мэри постучала в дверь их гостиной. Миссис Персиваль считала, что в дверь нужно обязательно стучать, за что Крамп презирал ее еще больше.
Из комнаты раздалось деловитое:
— Войдите.
Мэри открыла дверь и негромко объявила:
— Сейчас подадут чай, миссис Персиваль.
К своему удивлению, Дженнифер Фортескью она застала в верхней одежде. Та как раз разоблачалась — снимала длинное пальто из верблюжьей шерсти.
— Я и не знала, что вы куда-то уходили, — сказала Мэри.
Миссис Персиваль еще не успела перевести дух.
— Просто была в саду, вот и все. Дышала воздухом. Но на улице очень холодно. Я с радостью спущусь к камину. Центральное отопление могло бы работать лучше. Пусть кто-то скажет об этом садовникам, мисс Доув.
— Скажу, — пообещала Мэри.
Бросив пальто на спинку стула, Дженнифер Фортескью вышла из комнаты следом за Мэри. На лестнице Мэри пропустила ее вперед. В холле Мэри, опять-таки к своему удивлению, заметила: поднос со сладким стоит на прежнем месте. Она уже направилась в буфетную кликнуть Глэдис, но тут в дверях библиотеки появилась Адель Фортескью и раздраженно вопросила:
— Нам собираются что-нибудь подавать к чаю?
Мэри быстро подхватила поднос и внесла его в библиотеку, расставила тарелки и вазочки со сладким на низких столиках у камина. Когда выходила с пустым подносом в холл, в дверь позвонили. Положив поднос, Мэри сама пошла открыть дверь. Если это наконец-то блудный сын, любопытно будет на него посмотреть. Ведь он совсем не такой, как остальные Фортескью… Открыв дверь, она увидела перед собой узколицего брюнета, вопросительно поджавшего губы.
— Мистер Ланселот Фортескью? — осведомилась она.
— Он самый.
Мэри глянула ему за спину.
— Вы с багажом?
— Такси я отпустил. Это все, что у меня есть.
Он поднял среднего размера спортивную сумку на молнии. Ощущая легкое удивление, Мэри понимающе произнесла:
— А-а, так вы приехали в такси. Я уж подумала, пришли пешком. А ваша жена?
Ланс строго ответил:
— Жена не приедет. По крайней мере, в ближайшее время.
— Понятно. Проходите, пожалуйста, мистер Фортескью. Все в библиотеке, пьют чай.
Она подвела его к двери библиотеки и там оставила. А про себя подумала: этот Ланселот Фортескью — очень интересный мужчина. Тут же пришла другая мысль: наверное, она не первая, кому Ланселот Фортескью казался очень интересным.
3
— Ланс!
Элейн бросилась ему навстречу. Обхватила шею руками и стала тискать его, забыв обо всем на свете, словно школьница, чему Ланс заметно удивился.
— Здравствуй. Да, это я, собственной персоной.
Он мягко высвободился из ее объятий.
— А это Дженнифер?
Дженнифер Фортескью смотрела на него во все глаза, сгорая от любопытства.
— К сожалению, Валь задержался в городе, — объявила она. — Сами понимаете, столько свалилось дел. Отдать все распоряжения, обо всем договориться. Кто еще это сделает? Все на его плечи. Вы даже не представляете, каково нам сейчас.
— Да, вам сейчас очень тяжело. — Ланс сочувственно кивнул.
Он повернулся к дивану, где с намазанной медом лепешкой сидела женщина, сидела и спокойно разглядывала его.
— С Адель вы, конечно, не знакомы? — спросила Дженнифер.
— Представьте, знакомы, — пробормотал Ланс, беря Адель Фортескью за руку.
Он посмотрел на нее сверху вниз, и ресницы ее затрепетали. Она отложила лепешку, которую держала левой рукой, и слегка пригладила волосы. Машинально, по-женски. Просто потому, что в комнате появился видный мужчина. Низким, бархатным голосом она сказала:
— Сядьте рядом, Ланс. — Она налила ему чашку чаю. — Я очень рада, что вы приехали. Нам так нужен еще один мужчина в доме.
— Я готов оказать любую посильную помощь, — предложил Ланс.
— Вы уже знаете… впрочем, наверное, еще нет… в доме была полиция. Они считают… они считают… — Она не договорила и надрывно вскрикнула: — О-о, как это ужасно! Ужасно!
— Я все знаю. — Голос Ланса звучал строго, но с сочувствием. — Они встретили меня в аэропорту.
— Полиция?
— Да.
— И что сказали?
— Ну, — Ланс развел руками, как бы не желая вдаваться в подробности, — объяснили, что произошло.
— Его отравили, — проговорила Адель, — вот что они считают и не скрывают этого. И отравление не пищевое. Не пищевое, а вполне умышленное, его отравил кто-то. И мне кажется, правда-правда, что они подозревают кого-то из нас.
Ланс вдруг одарил ее быстрой улыбкой.
— Пусть об этом голова болит у них, — успокоил ее он. — А вам зачем беспокоиться? Но какой умопомрачительный чай! Настоящего английского чая давно не доводилось отведать.
Вскоре его настроение передалось окружающим.
Адель неожиданно спросила:
— А ваша жена… разве вы не женаты, Ланс?
— Женат. Жена сейчас в Лондоне.
— Но может быть… вам лучше привезти ее сюда?
— Посмотрим, время есть, — уклонился от прямого ответа Ланс. — Вообще-то Пэт… ей хорошо и в гостинице.
— Но ты не думаешь, — вдруг вмешалась Элейн, — что… ты же не считаешь…
— Какой роскошный шоколадный пирог, — перебил ее Ланс. — Придется попробовать. — Отрезав кусочек, он спросил: — А тетушка Эффи еще жива?
— Да, Ланс, жива. Она ест у себя в комнате и вообще к нам не спускается, но чувствует себя сносно. Только странная какая-то стала.
— Она всегда была странная, — заметил Ланс. — Пожалуй, после чая я к ней поднимусь.
— В ее возрасте, — пробормотала Дженнифер Фортескью, — ей бы самое время перебраться в какое-нибудь заведение. Где за ней будут как следует ухаживать.
— Помоги, господи, любому заведению для престарелых дам, которое даст приют тетушке Эффи, — шутливо произнес Ланс. Потом добавил: — А кто мне открыл дверь? Этакая якобы застенчивая скромница?
Адель удивилась:
— Разве вам открыл не Крамп? Дворецкий? Ах да, я забыла. Он сегодня выходной. Но про Глэдис не скажешь…
— Голубые глаза, — взялся описывать Ланс, — пробор посредине, ангельский голосок, тихоня тихоней. Ну а что за всем этим скрывается, лучше не говорить.
— Это, — догадалась Дженнифер, — Мэри Доув.
— Она у нас вроде домоправительницы, — пояснила Элейн.
— Особенно сейчас.
— Хозяйство она ведет неплохо, — заметила Адель.
— Да, — задумчиво согласился Ланс. — Судя по ее виду, так оно и есть.
— Но она еще тем хороша, — добавила Дженнифер, — что знает свое место. Не берет на себя больше, чем ей положено.
— Благоразумная голубка Мэри, — заключил Ланс и отрезал себе еще кусочек шоколадного пирога.
1
— Значит, ты снова объявился, как фальшивая монета, — сказала мисс Рэмсботтом.
Ланс осклабился в улыбке.
— Ваша правда, тетушка Эффи.
Мисс Рэмсботтом неодобрительно фыркнула.
— Нечего сказать, подходящее выбрал времечко. Твоего отца вчера убили, по дому шастает полиция и всюду сует нос, даже залезает в мусорные ящики. Я сама из окна видела.
Она умолкла, снова фыркнула и спросила:
— Ты привез с собой жену?
— Нет. Пэт я оставил в Лондоне.
— Разумно. На твоем месте я поступила бы так же. Мало ли что может приключиться.
— С ней? С Пэт?
— С кем угодно, — отрезала мисс Рэмсботтом.
Ланс Фортескью задумчиво посмотрел на нее.
— Вам что-то известно, тетушка Эффи? — спросил он.
Мисс Рэмсботтом не стала отвечать прямо.
— Вчера ко мне с расспросами приходил инспектор. Ну, много он из меня не вытряс. Но он совсем не такой дурак, каким прикидывается, далеко не дурак. — Вдруг она вознегодовала: — Что бы сказал твой дед, узнай он, что в доме была полиция, — несчастный перевернулся бы в гробу! Ведь он всю жизнь был членом «Плимутской братии», сектантом до мозга костей. Помню, какой он шум поднял, когда узнал, что я по вечерам хожу в англиканскую церковь! А ведь в этом по сравнению с убийством ничего дурного нет.
