Сегодняшний вечер был вечером Кэй. Ее жизнерадостная красота светилась и сияла, затмевая мягкое пламя свечей, которыми освещалась комната. Рядом, склонив к ней гладкую темноволосую голову, расположился Тэд Латимер. Он подыгрывал ей. Кэй чувствовала себя победительницей и смотрела вокруг с торжеством во взоре.
Один только вид этого сияющего жизнелюбия согревал старые кости мистера Тривза.
Молодость — решительно ничто на свете не сравнится с молодостью! Не удивительно, что ее муж потерял голову и оставил ради нее свою первую жену. Одри сидела рядом со стариком. Очаровательное создание и настоящая леди, но опыт говорил мистеру Тривзу, что именно таких женщин мужья неизменно бросают. Он искоса взглянул на нее. Голова опущена, взгляд застыл на тарелке. Что-то в полной неподвижности ее позы поразило мистера Тривза. Он взглянул на нее более пристально. Интересно, о чем она думает. Просто очаровательно, как у нее пробиваются волоски из маленького, похожего на раковину ушка.
Чуть заметно шевельнувшись, мистер Тривз вернулся от своих мыслей к действительности: все вставали из-за стола. Он тоже поспешил подняться.
В гостиной Кэй Стрэндж направилась прямо к граммофону и поставила пластинку с танцевальной музыкой.
Мэри Олдин извиняющимся тоном обратилась к мистеру Тривзу:
— Я уверена, что вы не выносите джаза.
— Что вы, совсем нет, — из вежливости неискренно ответил ей мистер Тривз.
— Может быть, позже мы сыграем партию в бридж? — предложила Мэри. — Сейчас начинать роббер нет смысла, мне известно, что леди Трессилиан сгорает от нетерпения поболтать с вами.
— О, я предвкушаю большое удовольствие от этой беседы. Леди Трессилиан никогда не спускается вниз обедать вместе со всеми?
— Нет. Когда-то спускалась в инвалидном кресле. Для этого у нас здесь и был устроен лифт. Но в последнее время она предпочитает не покидать своей комнаты. Там она может поговорить с кем пожелает, вызывая собеседника своего рода Королевским Приказом.
— Очень удачное сравнение, мисс Олдин. Я всегда подмечал нечто величественное в манерах леди Трессилиан.
Через середину комнаты медленной танцующей походкой двигалась Кэй.
— Убери-ка столик, Невил, он будет мешать, — не повернув головы, обронила она.
Невил послушно отодвинул столик. Затем он шагнул к ней, но она нарочито повернулась к Тэду Латимеру.
Ее голос звучал глубоко и властно, глаза сияли, чувственный рот приоткрывался в улыбке.
— Пойдем, Тэд, потанцуем.
Рука Тэда мгновенно скользнула вокруг ее талии. Они закружились в танце, раскачиваясь, склоняясь, их шаг совпадал идеально. Это было восхитительное зрелище.
Мистер Тривз пробормотал:
— М-да, вполне профессионально.
Мэри Олдин слегка поморщилась при этом слове, но мистер Тривз, конечно, просто выразил свое восхищение.
Она пристально взглянула в его умное лицо щелкунчика. Выражение этого лица показалось ей несколько рассеянным, словно адвокат следил за ходом каких-то своих мыслей.
Невил мгновение раздумывал в нерешительности, потом направился к окну, где стояла Одри.
— Ты танцуешь, Одри?
Его голос прозвучал почти холодно. Можно было подумать, что приглашение сделано из простой вежливости. Одри Стрэндж колебалась минуту, потом кивнула и шагнула навстречу.
Мэри Олдин, поддерживая светскую беседу, произнесла несколько ничего не значащих фраз о погоде, но мистер Тривз, обычно столь вежливый и внимательный к своей собеседнице, на этот раз молчал с отрешенным видом. До сих пор ничто не указывало на слабость его слуха, и Мэри приписала это проявление невнимания к ней его увлеченности собственными мыслями. Взгляд мистера Тривза был обращен в сторону танцующих, но Мэри не могла сказать с определенностью, кто так заинтересовал его: они или Томас Ройд, одиноко стоявший в противоположном конце комнаты:
— Извините меня, моя дорогая, вы что-то сказали? — проговорил он наконец, несколько смешавшись.
— Нет, ничего особенного. Просто сентябрь в этом году выдался удивительно ясный.
— Да, действительно. Здесь теперь все очень ждут дождя, как мне сказали в отеле.
— Я надеюсь, вам там вполне удобно?
— О да. Хотя, должен признаться, по приезде мне было неприятно узнать, что…
Мистер Тривз не договорил.
Одри отстранилась от Невила. Смущенно улыбаясь, она сказала извиняющимся тоном:
— Здесь очень жарко. Невозможно танцевать.
Она прошла к отрытой балконной двери и вышла на террасу.
— Ну, иди же за ней, глупец, — невольно вырвалось у Мэри.
Эти слова не предназначались для постороннего слуха, но они прозвучали достаточно громко, чтобы мистер Тривз повернулся и с удивлением посмотрел на нее.
Она покраснела и попыталась за смешком скрыть свое смущение.
— Я уже начинаю думать вслух, — удрученно произнесла она. — Но это меня в самом деле раздражает. Он всегда так медлителен.
— Мистер Стрэндж?
— Да нет же, Томас Ройд.
Томас Ройд, словно в ответ на ее слова, подался было вперед, но в это мгновение Невил, после минутной паузы, последовал за Одри на террасу, опередив его.
На какое-то мгновение заинтересованный и задумчивый взгляд мистера Тривза остановился на балконной двери, затем его внимание опять сосредоточилось на танцующих.
— Прекрасный танцор, этот юный мистер… э-э, Латимер, вы сказали, я не ослышался?
— Да. Эдуард Латимер.
— Ах да, конечно, Эдуард Латимер. Он, я так понимаю, старый приятель миссис Стрэндж?
— Да.
— А чем же этот очень, э-э, декоративный молодой джентльмен занимается?
— О, я даже точно и не знаю.
— Во-о-от как, — протянул мистер Тривз, сумев вложить в два безобидных слова очень много смысла.
Мэри продолжала:
— Он остановился в отеле «Истерхед Бэй».
— Очень приятная ситуация, — заметил мистер Тривз и, помолчав, задумчиво добавил:
— Довольно интересная форма головы — любопытный угол от макушки к шее. Несколько менее заметный из-за стрижки, которую он выбрал, но определенно необычный.
Помолчав еще немного, он продолжал так же задумчиво:
— Последний на моей памяти человек с головой, подобной той, которую мы видим, получил десять лет тюрьмы за зверское убийство старого ювелира.
— Господи! — воскликнула Мэри. — Неужели вы хотите сказать, что…
— Нет-нет, что вы, — запротестовал мистер Тривз. — Вы меня совершенно неверно поняли. Мои слова не содержат никакой хулы в адрес вашего гостя. Я просто хотел указать, что жестокий безжалостный преступник может иметь внешность самого очаровательного и любезного молодого человека. Невероятно, но это так.
Он мягко улыбнулся Мэри, а она призналась в некотором замешательстве:
— Вы знаете, мистер Тривз, кажется, я начинаю вас немного бояться.
— Какая чепуха, моя дорогая.
— Нет, в самом деле. Вы… вы все так подмечаете.
— О да, — не без гордости проговорил мистер Тривз, — мои глаза и сейчас видят не хуже, чем раньше.
Он помолчал, потом добавил:
— Вот только не могу в данный момент с уверенностью сказать, к счастью это или нет.
— Как же это может быть к несчастью?
Мистер Тривз с сомнением покачал головой:
— Порой возникает такая ситуация, когда ответственность за все, что происходит или может произойти, ложится целиком на плечи того человека, который знает или видит больше, чем другие. И тогда ему самому приходится решать, как поступить. Ошибаться нельзя, а правильное решение далеко не всегда очевидно.
Вошел Хэрстл, неся на подносе чашечки с кофе.
Предложив напиток сначала Мэри и старому адвокату, он затем направился через комнату к Томасу Ройду. Потом, следуя указаниям Мэри, поставил поднос на низкий столик и удалился.
Кэй отозвалась из-за плеча Тэда:
— Мы подождем, пока кончится мелодия.
Мэри поднялась, чтобы отнести Одри ее кофе, мистер Тривз сопровождал ее. У балконной двери Мэри остановилась, и мистер Тривз выглянул из-за ее плеча на террасу.
Одри сидела на парапете. В ярком свете луны ее красота ожила — это была красота, рожденная не кистью художника, а резцом скульптора. Ее профиль поражал чистотой линий: нежные очертания подбородка и губ, маленький прямой нос, благородные линии лба, надбровий, скул. Эта красота должна была остаться у Одри Стрэндж до конца дней, ибо красива была сама основа. Платье с блестками, которое Одри надела в этот вечер, только усиливало эффект лунного света. Она сидела совершенно неподвижно; Невил Стрэндж молча стоял и смотрел на нее.
Но вот он сделал шаг вперед.
— Одри, — сказал он, — ты…
Она шевельнулась, легким движением соскочила с парапета и вдруг быстро поднесла руку к уху.
— О! Моя сережка… Я ее, наверное, уронила.
— Куда? Дай я посмотрю.
Оба наклонились, неловкие и смущенные, и, наклоняясь, столкнулись. Одри отшатнулась, а Невил воскликнул:
— Стой, секунду… моя запонка… она запуталась в твоих волосах. Стой смирно.
