Ее взгляд изменился. Дженис снова потупилась. Гарт положил руку на плечо девушке.
– Джен, говори. Он выходил? Ты знаешь, что он выходил?
Шепотом, как будто ей не хватало дыхания, та ответила:
– Он часто выходит…
Рука на плече была сильной, теплой, властной. Дженис не знала, дрожит ли она сама или ее трясет Гарт. Молодой человек говорил негромко, но явно рассчитывал получить ответ.
– Он выходил из дома вечером во вторник?
– Да, – произнесла Дженис.
Рука разжалась, но девушка по-прежнему дрожала. Гарт продолжил:
– Откуда тебе известно?
– Я слышала, как открылась дверь.
– Это не мог быть кто-нибудь другой? Кто еще живет в доме?
– Экономка, миссис Уильямс, но она под страхом смерти не выйдет в сумерках. Она из Кардиффа. Живет здесь только потому, что обожает мистера Мэдока.
«Значит, Мэдок выходил из дома. Интересно зачем».
– Когда он ушел?
– Как только мы включили девятичасовые новости.
– И когда вернулся?
Дженис вновь понизила голос до шепота:
– Примерно в десять минут одиннадцатого.
Наступила тишина. Небо над головой было ярко-синим, сияло солнце, легкий ветерок с шелестом проносился меж деревьев. Гарт, склонив голову набок, наблюдал за маленьким белым облачком, которое медленно ползло там, где холмы сливались с небом. Земля поднималась до самого горизонта. Очень тихое и мирное место. Шорох легкого ветра среди летней листвы. Плеск речки Борн, неспешно текущей по камням. Шум ив на берегу. Речка пересекала поле и скрывалась в лесу всего в десятке метров от лаза.
Дженис смотрела на Гарта и гадала, о чем он думает. Она всегда любила смотреть на него в такие моменты. Мысли настолько овладевали Гартом, что он забывал о чьем-либо присутствии. Дженис решила, что он совсем не изменился. Высокая, изящно сложенная фигура, худое смуглое лицо, густые брови, слегка загнутые вверх, что придавало лицу нетерпеливое выражение, серые глаза, темные, почти черные волосы… его внешность была так же знакома девушке, как собственное отражение в зеркале.
Она хорошо знала, что сжатые губы Гарта могут растянуться в лукавой улыбке, и тогда его брови перестанут выражать нетерпение и оттенят смеющиеся, дразнящие глаза. Дженис сотню раз думала: «Гарт просто обязан влюбиться в какую-нибудь белокурую девушку, розовую и пухленькую, с очаровательными голубыми глазами и пугающе милым нравом, и они будут очень счастливы. А если у тебя хватит глупости возражать, получишь сполна, и никого тогда не вини, кроме самой себя».
Гарт перевел взгляд на Дженис и спросил:
– Что происходит между Мэдоком и мисс Медорой Браун?
Дженис залилась краской до корней коротких каштановых волос, отчасти потому что ее застигли врасплох, когда она смотрела на Гарта. Но ему было необязательно об этом знать. Девушка чуть слышно выдохнула:
– Мисс Браун?
– Мисс Медора Браун.
– А между ними что-то происходит?
– Я тебя спрашиваю.
Дженис совладала с собой.
– С чего ты взял?
– Просто подумал. Ты ничего не знаешь?
– Нет.
– Какие у них отношения?
– Не знаю… никогда не задумывалась. Конечно, они знакомы, но она не бывает у нас.
– Мэдок приходит к тете Софи?
– Да, когда там музицируют… иногда, если не занят. Он очень любит музыку.
– А Медора так музыкальна… – В голосе Гарта прозвучал сарказм.
Дженис встревожилась.
– Что ты имеешь в виду, Гарт? Она прекрасно играет, и у нее хороший голос. Что тут плохого, если они действительно нравятся друг другу? Я никогда об этом не задумывалась.
Он вдруг подался вперед и взял девушку за руку.
– Слушай, Джен. Вчера вечером тетя Софи попросила меня достать из левого верхнего ящика бюро фотографию одной из пинкоттовских девиц, которая родила тройню. В том же ящике она хранит ключ от церкви. Но ключа там не было. Я ничего не сказал, потому что не знал про ключ, а мисс Браун не заметила, поскольку сидела за фортепиано спиной к нам. Вскоре после полуночи я выглянул в окно и увидел в саду мисс Браун в черном кружевном платье, которое она надела к ужину. Может быть, она просто решила подышать воздухом… или выскользнула в Церковный проулок, чтобы с кем-то встретиться.
– Но, Гарт…
– Да-да, она действительно вышла в проулок. Вчера Томми Пинкотт разбил там бутылку с молоком, и мисс Браун подцепила осколок, который я нашел на ковре на лестнице, утром, прежде чем остальные проснулись. Тогда я задумался, с кем она встречалась. Сомневаюсь, что обычный человек пойдет в полночь в Церковный проулок, чтобы насладиться уединением. В середине дознания я обо всем догадался, потому что, когда мистер Мэдок закинул ногу на ногу, я увидел подошву его ботинка, и на ней тоже было стеклышко…
– Гарт…
– Минуту. Когда мы вернулись после дознания, я подвел тетю Софи к бюро, чтобы показать, что ключа нет, хотя мисс Браун поклялась, будто положила его на место. Он лежал в ящике поверх фотографии. Очень неосторожный поступок со стороны Медоры, но, видимо, она переволновалась. Если бы у нее хватило здравого смысла положить ключ под фотографию, никто не усомнился бы, что он все время там лежал, но оказаться сверху он мог лишь одним-единственным способом. Она положила ключ в ящик в промежутке между той минутой, когда отправилась спать, и сегодняшним ленчем. Я подозреваю, что со вторника ключ побывал у кого-то еще, и Медора страшно нервничала из-за этого, поэтому вчера ночью она отправилась за ним. Я слышал, как скрипнула дверь кабинета, когда она выходила, и видел, как она вернулась. Мисс Браун пробыла снаружи не более четверти часа – значит, ходила недалеко. Увидев осколок стекла на подошве Мэдока, я догадался, с кем встречалась Медора, а обнаружив ключ в ящике, понял зачем…
Кровь отхлынула от лица Дженис. Гарт подумал: «Она похожа на маленькое смуглое привидение». В нем мгновенно пробудились удивление и угрызения совести. Девушка уставилась на Гарта круглыми от ужаса глазами и воскликнула:
– О нет! Только не он… он не стал бы! Да и зачем?
Гарт дернул плечом.
– Тому множество причин. Выбирай любую. Он втайне влюбился в Медору и ревновал к Харшу. Совсем как в книжке, но ведь и так бывает. И потом, есть неопровержимый факт: Мэдок – единственный душеприказчик и наследник Харша.
– Гарт, деньги тут ни при чем. Мистер Харш ничего не оставил.
– А кто говорит о деньгах? Он оставил записки, бумаги, формулы. То есть харшит. Харш завещал его Мэдоку. Совесть не позволит Мэдоку выпустить в «измученный мир» «посланца дьявола». Если оставить в стороне денежный вопрос – а убийства совершались и из-за двух пенсов наличными, – тебе не кажется, что возможности удержать в клетке несомненного «посланца дьявола», то есть харшит, для Мэдока вполне достаточно?
Дженис покачала головой.
– Он не мог… не мог!
– Дорогая моя, псих способен на все. Я с легкостью представляю, как Мэдок держит правую руку над огнем и наслаждается болью. У него на лбу написано «фанатик» – ты сама сказала, что он чистейший образец фанатизма. Он сгорит за свои убеждения – а отсюда не так уж далеко до того, чтобы отправить на костер ближнего. Не забывай, что век, породивший мучеников, породил и великих инквизиторов. Сомневаюсь, что между Савонаролой и Торквемадой так уж велика разница…
– Нет… не надо! Какой ужас…
– Конечно. Но это не мое дело. Я здесь, чтобы выяснить правду. Речь не только о поимке убийцы, Джен. Харша убили, как только он завершил последний эксперимент, незадолго до предполагаемой передачи результатов правительству. Преступление совершилось в очень небольшой промежуток времени. Во вторник Харш пришел домой около шести часов. Он позвонил сэру Джорджу, который ждал вестей, и договорился о встрече в среду утром. Меньше чем через шесть часов Харш погиб. Кто знает, насколько его работа была близка к завершению? В нескольких газетах появилась краткая заметка. Никто, кажется, не в курсе, как она туда попала, – обычная невнятная болтовня, никакой дельной информации. О том, как близок Харш к успеху, знали только сэр Джордж и эксперты, которых он сюда привозил, но и они понятия не имели, что последний опыт удался, пока в половине седьмого Харш сам не позвонил. Если знал кто-то еще – то только человек, который находился непосредственно в контакте с Харшем и пользовался его доверием. Все ведет к Мэдоку – коллеге-ученому, живущему в том же доме, доверенному другу…
– Нет, нет!
– А кто еще мог знать?
Она сцепила руки.
– Ты забыл про телефон.
– Хочешь сказать, что кто-то подслушал разговор? Кто находился в доме? Домоправительница, мисс Мэдок, сам Мэдок и ты. Кстати, что представляет собой сестра Мэдока? Она кажется довольно безобидной.
– Так и есть. Добрая, рассеянная, преданная брату… она страшно боится его обидеть.
– А домоправительница?
– Исключено. Сущий агнец.
– Значим, возвращаемся к Мэдоку – если только разговор не подслушала ты. Больше некому, не так ли?
