снова подошел к колодцу и заглянул в него. Там было то же, что и раньше: где-то далеко внизу тускло поблескивала вода, на такой глубине кажущаяся черной, будто чернила. Ему почудилось, что он слышит слабое бурление и журчание, но вскоре все окончательно стихло. Больше здесь нечего было делать, разве что очертя голову броситься в бездну колодца. Пейнтер взял с собой много нужных вещей, но веревки и корзины, в которой можно было бы спуститься, среди них не было, и по здравом размышлении Пейнтер решил вернуться и раздобыть их. Шагая к выходу из леса, он обдумал все то, что ему удалось выяснить. Некто ушел в лес, убил сквайра и бросил его тело в колодец. Пейнтер ни на секунду не заподозрил в этом своего друга поэта, однако если тот действительно ходил в лес вскоре после сквайра, дела его были плохи. Пока Пейнтер шел, вечерняя заря рассыпалась красными отблесками, и на миг он почти поверил, что загадочный преступник после его ухода устроил в лесу пожар. Однако, присмотревшись, он понял, что видит всего лишь один из тех ярко-красных закатов, которыми порой заканчиваются погожие деньки.
Выйдя из мрачных лесных ворот туда, где зарево заката заливало все вокруг, он увидел темную фигуру среди зарослей папоротника, на том самом месте, где оставил дровосека. Но это был не дровосек.
На голове у него была черная шляпа, какие носят на похоронах, и на фоне пылающего заката силуэт этого человека был таким контрастно-черным, что Пейнтер не сразу его узнал. Когда же ему наконец удалось это сделать, эта странная встреча полностью отвлекла его от прочих мыслей.
– Доктор Браун! – воскликнул он. – Что вы здесь делаете?
– Я говорил с беднягой Мартином, – ответил доктор и сделал неловкий жест, указав на дорогу, ведущую к деревне.
Посмотрев туда, куда он указал, Пейнтер увидел едва различимую в красном свете темную фигуру. Еще он обратил внимание, что рука доктора в самом деле черная, а не кажется таковой. Подойдя поближе, он обнаружил, что доктор облачен в траур, вплоть до черных перчаток. Это потрясло его; на миг ему почудилось, что перед ним вовсе не его знакомый, а гробовщик, явившийся, чтобы похоронить тело, которое он не смог отыскать.
– Мартин хотел найти свой топор, – пояснил доктор Браун, – а я сказал ему, что подобрал его и потом отдам. Между нами, я не думаю, что сейчас ему можно доверить такую опасную вещь. – Увидев, что Пейнтер с удивлением смотрит на его одеяние, он добавил: – Я только что с похорон. Вы не знали? Умерла жена рыбака Джейка, того, который живет в доме на берегу. Опять эта ужасная лихорадка.
Они оба повернулись к лесу спиной, и Пейнтер, не особо понимая что делает, принялся рассматривать доктора: не его одежду, а его самого. Доктор Бартон Браун был высокого роста, полный живости и бодрости, одевался опрятно и походил бы на военного, если бы не очки и не выражение записного умника на узком загорелом лице с высоким лбом. Контраст усугублялся еще тем, что лицо его было того астенического типа, которое не представляешь иным, кроме как чисто выбритым, однако на нем имелись крохотные темные усики, очень короткие, чтобы их не удавалось кусать, а сам доктор иногда делал такое движение ртом, словно пытался прикусить ус. Он мог бы быть очень грамотным армейским хирургом, но скорее напоминал инженера или человека того рода занятий, где воинская молчаливость соединяется с воинской же наукой. Пейнтер всегда доверял ему, так что после некоторых колебаний рассказал о том, что удалось выяснить.
Доктор взял шляпу погибшего сквайра и долго рассматривал ее, наморщив лоб. Он задумчиво просунул палец в дыру, а Пейнтер подумал о том, каким мнительным его сделала усталость: ему отчего-то было неприятно смотреть, как черный палец проходит сквозь ткань поношенной белой панамы. Доктор, со своей стороны, с профессиональной проницательностью отметил его усталость и даже пошел еще дальше. Когда Пейнтер начал рассказывать о том, как в колодце поднималась вода, доктор пристально поглядел на него сквозь очки и спросил:
– Вы сегодня обедали?
И только тогда Пейнтер понял, что, по сути, за весь этот насыщенный день у него во рту не побывало ни крошки.
– Только не подумайте, будто я считаю, что вы пообедали слишком плотно, – грустно улыбнулся доктор. – Напротив, мне кажется, вы слишком голодны, ваши изыскания измотали вас, и вы склонны сгущать краски. Так или иначе, позвольте мне дать вам совет: не предпринимайте больше ничего сегодня. Вам в любом случае понадобится веревка или что-то вроде удочки, или лучше вот что: я постараюсь достать для вас багор. Рыбаки используют багры, когда ловят рыбу бреднем, у бедняги Джейка точно есть такой, и я завтра же утром принесу вам его. Я все равно собирался побыть с ним немного, потому что он очень переживает, и, к тому же, лучше будет, если его попрошу я, а не человек нездешний и ему малознакомый. Уверен, вы поймете.
Пейнтер так устал, что у него уже начали путаться мысли, так что возражать он не стал, а только стоял и безучастно смотрел, как доктор идет по извилистой тропе к рыбацкой хижине. Поймав себя на этом странном занятии, Пейнтер выбросил из головы все то, что сейчас в любом случае был не в состоянии осмыслить, и поплелся обратно, в «Герб Вейна».
Утром следующего дня пунктуальный доктор, уже не в трауре, но все еще печальный, появился под деревянной вывеской с багром в руках. Сие приспособление было оснащено крюками и свисающей сетью, чтобы было удобнее вылавливать предметы даже с довольно приличной глубины. Доктор спешил исполнить свой профессиональный долг и навестить пациентов, так что не стал отговаривать Пейнтера от его попыток совершенно непрофессионально
