Я кивнул.
— Еще кое-какие мелочи привлекли мое внимание, но о них вряд ли стоит упоминать. А хуже всего было то, что подозрения мои ничем не подкреплялись, поэтому я придержал язык и покинул Солтуотер.
— Это все, Оуэн?
— Не совсем, сэр. Не затруднит ли вас выйти наружу и поглядеть, чье имя написано над входом в бакалейную лавку.
Там было написано «Валентайн».
— Джон Валентайн. Ту же фамилию носит Матильда.
— Вы правы, сэр, — ответил Оуэн. — Поселившись здесь, мы свели знакомство с Валентайнами и вскоре выяснили, что Матильда приходится им родней. Фанни — так зовут мою невесту — часто рассказывала мне про Матильду, в детстве они проводили вместе много времени. И вот, хорошенько поразмыслив над тем, что она мне поведала, сопоставив кое-какие детали, я, кажется, приблизился к разгадке тайны.
— Ну, и что же?
— Отец Матильды был женат на испанке. Нрава она была дикого, необузданного, к тому же подвержена припадкам бешенства — во время одного из них она умерла. Характер ее передался Матильде, иногда с ней приключаются такие припадки, что это напоминает сумасшествие. Фанни лишь дважды застала ее в подобном состоянии, но она говорит, что в те несколько минут, что длится приступ, Матильда становится поистине безумной — безумной, мастер Джонни!
Я тотчас же вспомнил о приступе бешенства, охватившем Матильду в доме мисс Дивин. Там сочли, что она на какое-то время лишилась рассудка.
— Как-то раз мы с Фанни беседовали о ней, и я заметил, что человек, находящийся во власти столь неуправляемых эмоций, может совершить любое преступление, даже убийство. «Да, — отвечала мне Фанни, — такое вполне возможно, сама Матильда не раз говорила, что ей не суждено умереть в своей постели». Это значит…
— Что же это значит? — спросил я, поскольку тут он замолчал.
— А это значит, сэр, что когда-нибудь она может лишить жизни себя или кого другого. У меня из головы не идет мысль о том, что, быть может, в один из таких приступов она и столкнула бедняжку Джейн Кросс с лестницы.
Припомнив кое-какие странности, я подумал, что это вполне может оказаться правдой. Оуэн прервал мои размышления:
— Когда-нибудь мы встретимся с ней лицом к лицу, мастер Джонни. Правда рано или поздно выйдет наружу. И у меня будет о чем спросить Матильду.
— Но разве вы не знаете, где она?
— Увы, нет, сэр. Говорили, что она нашла место в Лондоне и, быть может, до сих пор живет здесь. Но Лондон — город большой, я не знаю, где именно. Это как пытаться отыскать иголку в стоге сена. Валентайны не получали вестей от Матильды с тех самых пор, как она уехала в Солтуотер.
Чудеса, да и только, — они с Матильдой жили по соседству, сами того не ведая. Следует ли мне сообщить об этом Оуэну? Этот вопрос занимал меня лишь секунду. Нет, разумеется, нет. Конечно, все могло быть именно так, как он и предполагает, и вместе с тем Матильду оставалось лишь пожалеть. Она казалась мне несчастнейшей женщиной на свете.
Мимо лавки проехал экипаж мисс Дивин, направляясь к магазину торговца тканями. Пожелав Оуэну всего доброго, я собрался было выйти, но в дверях посторонился, пропуская двух женщин — старушку в строгом чепце и юную девушку с хорошеньким и улыбчивым личиком.
— Это моя матушка и Фанни, — прошептал Оуэн.
— Весьма, весьма милая барышня, — искренне сказал я. — Вы непременно будете счастливы с нею.
— Благодарю вас, сэр, думаю, так оно и будет. Хотелось бы мне, чтобы вы хоть словечком с ней перемолвились, мастер Джонни, и сами бы убедились, сколь она мила.
— Мне уже пора, Оуэн, но я как-нибудь зайду еще.
Даже мисс Дивин я не рассказал о том, что мне довелось услышать. Я все раздумывал об этом, пока мы катались по Гайд-парку, и моя спутница заметила, что я был необычно молчалив.
Нить вела нас все дальше и дальше. Единожды показавшись, она уже не исчезала из виду. Случай свел Матильду и Оуэна. Но случай ли? Нет, то была воля судьбы, ибо в этом мире не бывает ничего случайного.
В той самой лавке торговца тканями мисс Дивин купила Матильде платье. В душе она сочувствовала девушке, полагая, что Холл и прочие слуги все же довольно жестоко обошлись с нею, и посему в знак своего доброго расположения решила сделать ей прощальный подарок. Но ткани оказалось недостаточно, поэтому мисс Дивин попросила Матильду пойти и купить еще два ярда материи. Это заурядное происшествие и привело к ее встрече с Оуэном, при которой мне довелось присутствовать.
Местная почтовая контора находилась там же, где и торговые лавки Отправившись туда, чтобы получить присланные мне деньги, я повстречал Матильду. Она как раз направлялась в лавку за тканью.
— Это ведь здесь, сэр? — спросила она. — Мне это место почти незнакомо.
— Незнакомо?! И это после того как ты прожила тут более года?!
— Я мало куда хожу, разве что в церковь по воскресеньям, — ответила она. — А что касается ткани на платья то мне хватает и того, что продается в лавочке на углу.
Едва она промолвила это, как мы лицом к лицу столкнулись с Томасом Оуэном. Матильда издала сдавленный крик и застыла, глядя на него. Я не слышал первых фраз, которыми они обменялись. Перепуганная Матильда была бледна как смерть. Мы все направились к дому Оуэна: он пригласил Матильду зайти — взглянуть на его жилье.
Но этому предшествовала еще одна встреча. У бакалейной лавки стояла хорошенькая Фанни Валентайн. Они с Матильдой узнали друг друга и взялись за руки. Мне показалось, что Матильда сделала это с неохотой, будто встреча с родственниками не доставила ей никакой радости. Она должна была знать, что они живут неподалеку от мисс Дивин, однако же не предпринимала попыток разыскать их. Возможно, как раз нежелание встречаться с ними и удерживало Матильду от посещения этих мест.
Все уселись в маленькой комнатке в задней части магазина. Миссис Оуэн дома не было, Томас налил всем вина. Я стоял рядом с книжным шкафом, то и дело повторяя, что мне пора на почту. Но время шло, а я так и не сдвинулся с места.
До сих пор не понимаю, как Оуэну удалось перевести разговор на эту тему, но не успел я и опомниться, как он уже рассказывал Фанни Валентайн историю про Джейн Кросс, не упуская ни малейшей подробности из произошедшего тем вечером. Матильда, сидевшая в кресле поодаль, казалось, окаменела от ужаса.
— Чего это ты вдруг пустился в воспоминания, Томас Оуэн? — спросила Матильда, когда к ней наконец вернулся дар речи. — Фанни-то что до этого?
— Мне давно хотелось рассказать ей эту историю, и, кажется, сейчас самое время, — с холодным спокойствием ответил он. — Ты знаешь об этом деле побольше моего и можешь меня поправить, если я в чем-нибудь ошибусь. У меня от Фанни нет секретов, ведь она станет моей женой.
Руки Матильды судорожно взметнулись вверх и упали обратно на колени. Ее глаза засверкали.
— Твоей женой?
— С твоего позволения, разумеется, — ответил он. — Матушка уезжает в Уэльс в следующем месяце, и Фанни будет жить здесь.
Издав слабый и скорбный вскрик, подобно раненой голубке, Матильда закрыла лицо руками и откинулась на спинку кресла. Если она и вправду любила Томаса Оуэна и если эта любовь была по-прежнему жива, то, воистину, новость причинила ей сильнейшую боль.
Он продолжил свой рассказ так, будто бы все его предположения были доказанными фактами, и, таким образом, хоть и не напрямую, как бы обвинял в преступлении Матильду. Это оказало на нее ужасающее воздействие — она на глазах теряла контроль над собой. Внезапно она вскочила с места — руки воздеты вверх, лицо перекошено. С ней случился очередной припадок.
Разыгралась страшная сцена. Оуэн был силен, я помогал ему как мог, но вдвоем мы не могли совладать с нею. Фанни, рыдая, побежала в лавку отца и позвала на помощь двух торговцев.
То был поворотный момент в жизни Матильды Валентайн. Возможно, она всегда ожидала чего-то подобного. В тот час она окончательно обезумела, и с тех пор периоды неистовства перемежались у нее с редкими моментами просветления. Во время одного из таких моментов она поведала нам, как все было на самом деле.
Матильда страстно полюбила Томаса Оуэна, приняв его ничего не значившие любезности за ответное проявление чувств. Накануне трагедии, возвращаясь с утренней службы, Матильда упрекнула Оуэна в том, что он уделяет Джейн Кросс больше внимания, чем ей. Вовсе нет, с легкостью возразил тот, он охотно прогуляется с Матильдой вечером по набережной, если она того желает. Были ли его слова искренними или нет, но он так и не пришел, хотя Матильда, принарядившись, прождала его весь вечер. Напротив, Оуэн отправился в церковь, повстречал там Джейн и проводил ее почти до самого дома. Матильду терзала ревность, в ее мыслях царил полнейший хаос, она впервые начала подумывать о том, что, быть может, Оуэн предпочитает ей Джейн Кросс. На следующий день, в понедельник, она попыталась поговорить об этом с Джейн — но та предпочла обратить все в шутку. День клонился к вечеру, девушки сидели у себя в комнате — Джейн шила, Матильда писала письмо. Вдруг Джейн сказала, что мимо идет Томас Оуэн, и Матильда кинулась к окну. Они поболтали с ним, и Оуэн сказал, что заглянет на обратном пути из Монплера. Окончив свое письмо к брату, Матильда принялась писать записку Томасу Оуэну, намереваясь упрекнуть его в том, что он не сдержал своего обещания и вместо этого прогуливался с Джейн Кросс. Она впервые решилась написать ему и, чтобы Джейн не видела, что она делает, загородилась от нее шкатулкой с открытой крышкой. Начало темнеть, и Джейн сказала, что собирается спуститься вниз и накрыть стол для ужина. Когда она, держа в руках шкатулку для рукоделия, проходила мимо Матильды, ее взгляд упал на письмо, и она увидела слова «Дорогой Томас Оуэн…». Дразнясь, Джейн схватила письмо, прочла все остальное и, дойдя до того места, где говорилось о ней самой, принялась, скорее всего совершенно беззлобно, подшучивать над Матильдой. «Твой дорогой Томас Оуэн! — воскликнула она, выбегая на лестницу. — Ну уж нет, он — мой! Да он мой мизинчик обожает больше, чем…» Бедняжка! Договорить она не успела. Матильда, у которой начался очередной, припадок, накинулась на нее как тигрица, ухватив за волосы и раздирая в клочья ее платье. Схватка была недолгой, в следующее мгновение Джейн упала вниз, перевалившись через невысокие перила — туда же Матильда швырнула ее шкатулку для рукоделия.
